— Я тоже не пойму, о чем вы спорите, — перебил их Гурилев. — Меня попросили поехать к вам на несколько дней, помочь. — Он посмотрел на Маринича.

— Вы поможете нам в глубинке, — поднялся Анциферов. — Я еду выбивать корма. И нужен временный заготпункт. Хочу, чтоб вы поехали со мной.

— Я полагал, что меня… ну, мою квалификацию можно использовать более целесообразно даже в райцентре, — хмурясь, ответил Гурилев. — Товарищ Калиниченко просила меня помочь именно здесь. А то, что предлагаете вы, — он повернулся к Анциферову, — может делать любой человек, умеющий считать.

— Нет у нас сейчас таких человеков, Антон Борисович. Просто нет. И взять негде. — Анциферов нервно покусывал губу. — Я хочу взять вас с собой всего на три дня… Три дня! О чем речь?! Время-то какое, Антон Борисович! Что же нам торговаться?!

Гурилев понял, что упираться дальше бессмысленно и уже неприлично, Анциферов не отступится, и Маринич молчит, опустив свои ясные глаза.

— Корма, — развел руками Маринич.

Гурилев встал.

— Вот и славно, — улыбнулся ему Анциферов. — Пошли отсюда, Антон Борисович. Отдохнуть вам нужно. — Он одернул френч, на костистом узком лице чахло зажегся румянец.

— Что ж, Антон Борисович, уговорил он вас? — покачал головой Маринич.

— По-моему, вас, — сдержанно ответил Гурилев.

В другом конце барака по ступенькам они спустились в подвал.

— Тут три комнатенки, временная гостиница, — сказал Анциферов, отпирая амбарный замок. — Лучшего пока нет. Все разбито… А в сущности, что человеку надо? Крыша над головой. По мне лишь бы было, где выспаться ночью. Днем все в бегах… Располагайтесь. Правая кровать моя, левая — свежая. В коридоре за дверью — кран с водой, сортир во дворе. Сейчас чай вскипячу. — Он вышел, громко стуча сапогами по цементному полу.

Гурилев огляделся. Окон в комнате не было, слабым накалом светила лампа, от стен пахло сырой побелкой. Железные кровати были застелены штопаными солдатскими одеялами, поверх них лежали почти плоские подушки в красных наволочках. На вбитом у двери костыле висели перешитое из шинели пальто с толстым ватиновым подстегом и черная кепка с пуговкой.

Пока Гурилев умывался, Анциферов принес медный закопченный чайник, достал из-под кровати видавший виды черный фанерный чемодан с висячим замком.

— Это у меня и стол, и шифоньер, и сейф, — хлопнул Анциферов по крышке. Он достал кружку со сбитой эмалью, полкаравая ржаного хлеба, круг серой ливерной колбасы.

Гурилев выложил свои поубавившиеся запасы.

Ел Анциферов быстро, но не жадно, колбасу резал аккуратно, чтоб зря не крошилась, ровными долями, отодвигая лезвием ножа Гурилеву столько же, сколько брал себе.

— Правильно сделали, что согласились, — сказал Анциферов, допивая чай.

— Почему же? — спросил Гурилев.

— Человек должен быть там, где больше всего нужен, — сверкнул глазами Анциферов. — Мне ведь предлагали возглавить райотделение Госбанка. Отказался. Пошел в райнаркомзаг. Тут моя стезя, как говорится. Нынче с людьми по-особому следует. Конец оккупации — это не просто уход вражеских солдат. После этого во как все надо держать! — Он сжал костистый кулак с такой силой, что кожа на суставах побелела. — Одних за дело, других для острастки… Надеюсь, сработаемся.

— Надеюсь, — ответил Гурилев. — Ситуация, конечно, сложная: голод, разорение.

— Ситуация? Ею надо овладеть! Создавать самим, если хотите. Иначе любой бардак вечно будем оправдывать ситуацией. — Надев кепку, Анциферов нервно втискивался в рукава пальто. — У вас что, телогрейки нет? Не годится, замерзнете, простудитесь в своем драпе. — Он полез в чемодан, выдернул оттуда телогрейку. — Это вам… Нашу задачу знаете?

— Приблизительно.

— Корма! Все, что годится, — кукурузу, макуху, отруби, сено, картофель. Ну и, конечно, если удастся, зерно. Выезд через два дня. За это время мне тут кое-что успеть надо. Сани достану. Побывайте у Маринича. Пусть выдаст побольше денег под отчет: платить придется мужикам наличными. Не забудьте квитанции и прочие бумаги… Значит, до вечера…

Выехали, как и рассчитывали, на третий день. Кобыленкой, понурой, как та сивка, которую укатали крутые горки, правил мальчишка с красным простуженным носом. Анциферов и Гурилев для тепла глубоко зарылись в старую посеревшую солому. Выглядел Анциферов сурово и неприступно. Перешитое из шинели пальто обхватывал теперь широкий ремень с подвешенной большой брезентовой кобурой. Из соломы торчал автомат ППШ с обтершимся прикладом.

«Наверное, так нужно, — взглянул Гурилев на оружие. — Все-таки прифронтовая полоса, да и сумма у меня, — вспомнил об инкассаторском мешке, набитом пачками взятых под отчет денег. — Человек, видимо, решительный».

А тот сидел не шелохнувшись, губы сжаты, иногда только, как гордая птица, поводил — вправо-влево — головой, цепко посматривал по сторонам и снова замирал.

— Дорогу хорошо знаешь? — погодя спросил он у возницы.

— В Рубежное сказали, — сипло ответил паренек, уткнувши нос в рукавичку.

— Говорю, дорогу в Рубежное знаешь? — повторил Анциферов.

— Ездил.

— Ну гляди. — И уже Гурилеву: — Рубежное — большое село. В центре куста. Там удобно заготпункт расположить. Маринич посоветовал. Немцы колхоз не разгоняли, смекнули, что невыгодно, создали свой лигеншафт, вывозили сельхозпродукты. Правда, народишко трудный — избалован довоенным достатком. Вытряхивать из них будет не просто. Главное — никаких поблажек. Учтите, Антон Борисович. Иначе фунт дыму заготовим.

— Вы были на фронте? — спросил Гурилев.

— Не пришлось. Поэтому для меня фронт там, где нахожусь в текущий момент.

— Почему вы считаете, что надо будет, как вы сказали, «вытряхивать»?

— По-всякому сложится… Чувствуется, что у вас еще настроение оттуда, из Средней Азии. Кончайте с этим… Не мерзнете? Смотрите, не подведите.

— Постараюсь не простудиться. Я же теперь и бухгалтер, и кассир, и таксировщик, и приемщик в одном лице, — усмехнулся Гурилев.

— Тем более, — серьезно ответил Анциферов.

Гурилев стал клевать носом, то и дело сладко окунаясь в зыбкую дремоту, а пробуждаясь, взглядывал на Анциферова. Тот сидел в прежней позе чуткой птицы, изредка поводя крупной головой по сторонам…

Перед самым Рубежным им повстречались розвальни. Съехались, остановились. Из розвальней вывалился, разминаясь, знакомый Анциферову старшина из райвоенкомата.

— Здорово, сосед! — поприветствовал он Анциферова.

— Лифиренко? Ты-то откуда? — удивился Анциферов, перебрасывая ноги. Вылез, подошел к старшине.

— Дела! — Улыбаясь широким лицом, Лифиренко смаргивал слезу, нагнанную ветреной дорогой. — Давай-ка пройдемся. — Они отошли к кустикам. — Военком, понимаешь, послал по вопросу мобилизации.

— Ну и как?

— Да, может, роту нестроевиков наберу со всего района. А у тебя как дела?

— Пока никак. Еду начинать. — Анциферов посмотрел в сторону, где остался Гурилев.

— Слышь, а это кто? — всмотревшись в Гурилева, тихо спросил старшина.

— Прибыл к нам в командировку. А что?

— Странная личность.

— Знакомы?

— Да как сказать. — Старшина рукавицей почесал нос. — Я видел, как его в Ольховатке патруль задержал. Слушок пошел, чуть ли не шпион. Я в коридорчике был, когда его к коменданту заводили. Документов не оказалось. Подозрительный.

— Ты что?! — оглянулся Анциферов на Гурилева. — Документы в порядке, сам держал в руках.

— Что ж это — вторые у него нашлись? — посерьезнел старшина. — Может, он какой беглый староста или бургомистр? Втереться хочет.

— Да он из Средней Азии сейчас, — пытался возражать Анциферов.

— Сам ты его вез оттуда, что ли?.. То-то! Время нынче неспокойное. Всякий народ перемещается. Попробуй, уследи! А тут еще прифронтовая полоса.

— А ты не обознался?..

— Головой ручаюсь — он! Ладно, твое дело… Поехал я, мне еще в Клещевский сельсовет надо…

Лифиренко уехал.