— Со мной был Галеран, — прибавил он. — Мы прыгали в воду с отвесной скалы, не очень высоко… Там замечательные гигантские водоросли.

— Вы хорошо плаваете? — спросила Элли. — Я еще не умею.

— У меня хорошие дыхание и сердце, я могу далеко плыть, — сказал Давенант.

— Садитесь, мы вас подвезем, — предложила Рой. — Вам куда?

Давенант очень хотел сесть с ними в экипаж и потому отказался.

Усевшись и наклоняясь из экипажа, Рой сказала:

— Давенант, мы вас ждем!

— Я лучше пройдусь, — ответил он и поправился, — я сяду в трамвай.

— Где вы сейчас находитесь? — крикнула, смеясь, Элли.

Не поняв шутки, он сказал:

— Там же, все в той же комнате.

— Сомневаюсь! — заявила Рой.

— Сомневаюсь! — воскликнула Элли.

Даже на лице Урании зазмеилось подобие улыбки. Давенант сконфузился и стал махать шляпой, пока экипаж не скрылся, унося прочь эти подобия альпийских фиалок, похищенные у шумной толпы. То были не совсем те Элли и Рой, какими узнал он их в чудесной желто-красной гостиной. Те же, но не такие. Там они были из того мира, где все неясно и важно.

Взрослый человек всегда найдет, как сократить время и сдержать нетерпение, но, если даже он плохо владеет собой, его представление о времени реально. Не то было с Тирреем. Дожидаясь половины восьмого вечера, Давенант переживал утомительное физическое напряжение. Задолго до выхода из дома, надев серый костюм, он сел у окна, рассматривая прохожих. Просидев три минуты, схватил книгу, но читать оказался не в состоянии. Не стерпев могущества часовых стрелок, хладнокровно сопротивляющихся его вздохам, взглядам, покусыванию губ, метаниям из угла в угол, Давенант надел шляпу и отправился на улицу без четверти семь. Вдруг бой городских часов указал, что часы Губерман отстали на пятнадцать минут. «Вот это хорошо», — сказал Давенант вслух, обратив на себя внимание прохожих. Ни в какую сторону, как только к Якорной улице, он идти не мог, но решил идти очень тихо, чтобы явиться в десять минут девятого. Однако расстояние было не так велико, а его нетерпение — огромно, и, как следовало ожидать, Давенант оказался вблизи дома Футроза за полчаса до восьми. Опасаясь явиться первым, он удовольствовался тем, что стал смотреть на дом издали и простоял, не сходя с места, тридцать минут, осведомляясь у каждого прохожего:

— Который час?

— Четыре минуты девятого, — сказал ему наконец словоохотливый человек с розовыми, морщинистыми щеками. — Поставьте ваши часы по моим — это часы фабрики…

Но Давенант был уже довольно далеко. Он мчался по прямой линии к подъезду и попал в кабинет Футроза, куда его провела горничная, мимо полуоткрытой гостиной, где слышались веселые голоса.

— Я велел просить вас к себе, пока вас еще не завертели мои хозяйки, — сказал Футроз, мельком осмотрев Давенанта. — Могу порадовать вас: приехал профессор Старкер. Я скоро увижусь с ним и попрошу его записать вас участником первой же экспедиции. Своевременно я вас извещу.

Затем он расспросил Давенанта о комнате, о Гале-ране, дружески посоветовал застегивать пиджак на все пуговицы и усадил в огромное кресло-нишу, откуда, как из провала, видны были книжные шкафы, мраморная фигура Ночи и проникновенно улыбающийся Футроз.

— Я еще не поблагодарил вас, — сказал Давенант. — Иногда мне кажется: я проснусь — и все это исчезнет.

— Ну-ну, — добродушно отозвался Футроз, — будьте спокойнее. Ничего страшного не произошло.

Давенант хотел прямо сказать: «Я никогда не был счастлив так, как все эти дни», — но услышал подлетающие шаги и, не посмев обернуться к двери, забыл, что хотел выразить.

— Давенант здесь? — воскликнула, вбегая, нарядная, красиво причесанная Розна. — Вот он. Запрятан в кресло.

Давенант вскочил.

— Здравствуйте — сказала Элли, напоминающая уменьшенную Роэну, — в коротком платье. — Позволь его увести, Тампико. Он нам нужен.

— Кто у вас?

— Все: Гонзак, Тортон и Тита Альсервей.

— Единственно не хватает вас, — сказала Роэна Давенанту. — Тампико, он человек с понятием. Ему нечего у тебя делать. У нас веселее, правда? Ты тоже явишься, мы очень просим тебя.

— Вы надеетесь, что я приду к вам хихикать?

— Да, мы надеемся, — сказала Элли. — Отец и его две дочери хихикают… Это мы включим в программу.

— Я приду позднее. Давенант, повинуйтесь!

— А-рес-то-вать! — закричала Элли, беря под локоть Давенанта с одной стороны, другим локтем завладела Рой, и они увлекли его в гостиную.

Теснее и ярче, чем днем, показалась теперь Давенанту эта комната, сильно озаренная огнями люстры и пахнущая духами. Вечерние оттенки несколько изменяли ее вид; присутствие в ней незнакомых Давенанту — Гонзака, Тортона и Титании Альсервей — вызвало в нем ревнивое чувство, делая гостиную Футроза похожей на другие гостиные, которые приходилось иногда видеть ему с улицы в окно. Давенант любил ярко освещенные помещения: аптеки, парикмахерские, посудные магазины, где блеск огней в множестве стеклянных и фаянсовых предметов создавал лишь ему понятные праздничные видения.

Роэна познакомила Давенанта с другими гостями. Гонзак — рыжеватый юноша с острым лицом, сероглазый, надменный, не понравился Давенанту, Тортон вызвал в нем оттенок расположения, несмотря на то, что бесцеремонно оглядел новичка и спросил, будто бы не расслышав:

— Да… ве…?

— … нант, — закончил Тиррей.

Тортон был смугл, черноволос, девятнадцати лет, с начинающими пробиваться усами и вечной улыбкой.

Он без околичностей перебивал каждого, если хотел говорить, и смеялся не грудью, а горлом, говоря похоже на смех: «Ха-ха- Ха-ха!»

Титания Альсервей, однолетка Роэны, тонкая, удивленная, с длинной шеей и золотистыми глазами при темных бровях, двигалась с видом такой слабости, что каждое ее движение взывало о помощи.

Давенант чувствовал себя не свободно, стараясь скрыть замешательство. У него не было естественно-развязных манер, лакированных туфель, как на Гонзаке и Тортоне; его костюм, казалось ему, имел надпись: «Подарок Футроза». Должно быть, его лицо сказало что-нибудь об этих смешных и трагических чувствах обласканного человека «с улицы», так как Элли, посмотрев на Давенанта, задумалась и села рядом с ним. Это был знак, что он равен. Роэна разлила чай. Давенант получил чашку вторым, после Титании Альсервей, и начал немного отходить.

Старательно слушая, о чем говорят, он присматривался к гостям. Разговор шел о неизвестных ему людях в тоне веселых воспоминаний. Наконец заговорили об Европе, откуда недавно вернулся со своим отцом Тортон.

При первой паузе Рой сказала:

— Давенант, почему вы так молчаливы?

— Я думал о гостиной, — некстати ответил Давенант, нарочно говоря громче обыкновения, чтобы расшевелить себя, и замечая, что все внимательно его слушают. — Вечером она другая, чем днем.

— Вам нравится эта печь, в которой мы сидим? — снисходительно произнесла Титания.

— Да, как огонь!

— Мы ее тоже любим, — сказала Роэна, — у нас страсть к горячим и темным цветам.

— Несомненно, — подтвердил Гонзак.

— Я равнодушен к обстановке, но люблю, когда есть качалка, — сообщил Тортон.

— Нет ничего хуже прямых стульев с жесткими спинками, как, например, у Жанны Д'Аршак, — заметила Титания.

— Какая у вас будет гостиная? — спросила Элли Тиррея. — Впоследствии? Минуя времена и сроки?

— Такая же, как и ваша, — смело заявил Давенант.

— Однако вы — патриот! — заметил Гонзак.

— Скажи мне, как ты живешь, и я скажу, кто ты, — изрек Тортон.

— Неужели вы это сами придума… — спросила Рой, но Тортон перебил ее одним словом:

— Аксиома.

— Малоизвестная, надеюсь, — отозвалась Альсервей.

— Вы хотите сказать, что я не оригинален? Ха-ха! Оригинально то, что так может случиться с каждым оригиналом.

— Тортон, вам — нуль. Садитесь, — сказала Рой.

— Сижу. Молчать?

— О, нет, нет! Говорите еще!

— Как же вас понять?

— Женское непостоянство, — объяснил Гонзак и уронил ложечку.