Школьные сплетницы заявляли, что у мисс Нортон серьезная зависимость от колы. И под колой я подразумеваю сахарный кофеиновый напиток. У фей был иммунитет к влиянию наркотиков и алкоголя, но у них имелась серьезная сахарная слабость. Это значило, что сахар был запрещенным веществом в Арквелле. Торговые автоматы продавали только диетическую соду без кофеина, не содержащие сахара конфеты и легкие закуски, большинство из которых на вкус напоминали картон. Раньше были утра, когда я бы убила за виски и пончик, посыпанный сахарной пудрой.

— Хорошо, дети, — сказала мисс Нортон после звонка. — Давайте сделаем круг разговоров.

Освобожденная болтовня заглушила ее объявление, которое смешалось со скрипом ножек стульев по каменному полу, так как мы двигали наши парты до тех пор, пока они не были построены в некоем подобии круга. После того, как я закончила, моя парта была развернута по направлению к широким арочным окнам, и мой взгляд был направлен прямо на сухую стертую доску по центру комнаты. Снаружи Арквелл выглядел, должно быть, как большой средневековый город, но внутри был наполнен современной классной прелестью.

Мисс Нортон хлопнула в ладоши, и шум стих. Затем она принесла «говорящую палочку», которую вытащила из больших карманов цветочного домашнего платья, которое она носила. Палочка была ориентировочно размером со школьную линейку и такой же кривой, как палец, страдающий от артрита. Она была изготовлена из бледного дерева, и где бы я ни взялась за нее, казалось, она везде одинаково теплая.

— Учитывая трагические события прошлой ночи, — сказала мисс Нортон, — я думаю, вместо обсуждения прочитанного задания мы должны использовать это время, чтобы поделиться нашими мыслями и чувствами о произошедшем.

Сейчас все в классе издали коллективный стон, включая меня. Фактически, я была самой громкой. В чем было дело? Говорящий круг был обычным упражнением для мисс Нортон, чтобы выйти из обучения. Свободная форма, бессвязные обсуждения обычно расслабляли больше, чем серьезный самоанализ, давали ей время на лечение ее похмельной головной боли. Я не могла понять, почему она выставила на ежедневное обсуждение наше отношение к смерти Розмари.

Возможно, она хотела убедиться, что все покинут класс, чувствуя себя таким же жалким, как и она. Это не удивило бы меня. Феи были немного мстительны.

Я почувствовала толчок локтем и бросила взгляд на его обладателя. Моя соседка по комнате, Селена, смотрела на меня с озабоченным лицом, такое же выражение лица у нее было с тех пор, как я рассказала ей о случившемся, и до сегодняшнего утра.

— Знаешь, ты не обязана говорить, — сказала она. — Когда палочка дойдет до тебя, просто передай ее дальше.

Я слабо улыбнулась ей, оценивая совет, но сомневаясь, что это сработает.

Мисс Нортон подняла говорящую палочку вверх.

— Кто хочет быть первым?

Никто не ответил, и я задержала дыхание, надеясь, что Нортон увидит, как мы сопротивляемся, и вернется к обсуждению «Макбет» и ущербу очернения ведьм в семнадцатом веке.

Катарина Марсэл подняла руку.

— Я сделаю это.

Я приготовилась к худшему, когда Катарина бросила на меня свой ледяной взгляд. Она ненавидела меня с тех пор, как я превратила ее в змею. Заклинание длилось меньше минуты, прежде чем учитель превратил ее обратно, но и этого времени не хватило, чтобы предотвратить Катарину от становления жертвой превращения в змею, которая инстинктивно проглотила парочку дождевых червей, на которых мы практиковали заклинание. Никто не поверил мне, когда я сказала, что это был несчастный случай, особенно Катарина. Никто не помог мне, когда я предположила, что, возможно, она была оборотнем и скрывала это до последнего.

Да, не самый мой умный момент добавил ей популярности. С тех пор Катарина никогда не упускала возможности подвергнуть меня публичному унижению. К тому же она и Розмари были друзьями.

Мисс Нортон отпустила говорящую палочку. Та пролетела несколько секунд в воздухе по кругу, пока не опустилась в протянутую руку Катарины. Большинство моих одноклассников верило, что мисс Нортон использует магию, чтобы заставить палочку летать, но я всегда сомневалась в этом. Иногда палочка казалась мне живой, или наименьшее, что она могла делать, — это слышать и реагировать на услышанное.

Катарина слабо вздохнула.

— Я просто не могу представить. В смысле, как Розмари может быть мертвой? Почему кто-то причинил ей боль?

Голос Катарины становился все более хриплым вместе с ее эмоциями, и ее глаза блестели от непролитых слез. Я знала ее достаточно хорошо, чтобы относиться с недоверием к такому театральному показу скорби, даже если ее чувства были реальны. Катарина была сиреной, а это значило, что она могла манипулировать человеческими эмоциями так легко, как и дышать. На той стороне комнаты мисс Нортон поедала слова Катарины, как будто они были драже M&M’s. Она могла начать рыдать в любую секунду.

Катарина снова посмотрела на меня.

— И я просто не могу представить, как кто-то мог увидеть подобное и не быть расстроенным. Только самый ужасный, бессердечный человек мог быть таким беззаботным.

И конечно же, когда другие студенты посмотрели на меня, я покраснела. Каждый знал, что я была там. Но никто не знал, что я плакала. В свою подушку, чтобы никто не увидел. Я забыла заставлять себя защищаться, не играя в ее игры. Я была бита моим языком достаточно сильно, чтобы нанести повреждение. Я промолчала единственный раз в жизни.

Громкий голос раздался из системы местного оповещения:

— Дестини Эверхарт, пожалуйста, отчитайтесь в главном офисе немедленно.

Мое лицо снова покраснело. Несколько студентов захихикали, а парочка сказали:

— Ооо.

Я сердито посмотрела на жалких пищалок:

— Мы что, до сих пор во втором классе?

Я встала, чувствуя слабость.

— Ну, — сказала Катарина, высмеивая меня. — Ты меньше годовалого ребенка, говоря о магии. Так что это только подходит к нашему обращению с тобой, как с ребенком.

Я закатила глаза.

— Ой, неужели ты все это сама придумала? Ну разве не умная, а?

Выражение лица Катарины было самодовольным. Она перебросила свои длинные, ровные, коричневые волосы на другое плечо. Все парни издали коллективный вздох. В этом и была вся проблема с сиренами. Они были настолько красивы физически, что им все сойдет с рук. Красота была ключевой частью их манипулирования, магии соблазнения.

— Да, — сказала Катарина. — Но ты также забыла добавить красивая, талантливая. О, и без магического дефекта.

Только сирены могли сказать что-то таким самодовольным тоном и не быть нелепыми. Я искала язвительный ответ, но ничего хорошего не могла придумать. Проблема в том, что она не сказала ничего, что было бы неправдой.

Селена фыркнула, приходя мне на помощь.

— Ты забыла, что ты высокомерный болван. Не хотелось бы забывать об этом.

Еще больше моих одноклассников издали ох, переводя свои взгляды от меня к Катарине. Это была работа Селены. Она тоже была сиреной и также была хороша в манипулировании. Она была красива так же, как и Катарина, но большинство своего времени пыталась скрыть это. Ее волосы были черными и шелковистыми, как влажные чернила, а глаза цвета аметиста, но она одевалась как девочка-сорванец — в бейсбольные кепки, мешковатые футболки, и не наносила макияж. Персона девочки-сорванца была согласно недавним событиям формой социального протеста против воплощения сирен.

Глаза Катарины сузились, пристально глядя на Селену. Она открыла рот, чтобы сказать что-то в ответ, но мисс Нортон, которая была занята потиранием своих висков и делала вид, что не слышит, наконец-то решила поиграть в учителя.

Она хлопнула по своему столу ладонью, привлекая внимание каждого.

— Хватит, девочки. — Мисс Нортон уставилась на меня. Ее заостренные уши сделали ее взгляд, как у шипящего кота. — Дасти, иди в офис.

Я посмотрела на Селену с благодарностью, заталкивая свой потертый экземпляр «Собрания сочинений Уильяма Шекспира» в рюкзак. Она подмигнула мне. Затем я шагнула из комнаты, и мое сердце разбилось от столкновения с Катариной. Можно подумать, что я привыкла к этому.