Глава 3

Вдобавок к тому, что не позвонил Тори, как наверняка должен был, я еще и должен был позвонить педиатру Гэвина, прежде чем ехать в отделение скорой помощи, о чем мне снисходительно сообщили в регистратуре. Почему я ничего об этом не знаю? Я слушал все, что говорили, был на каждом приеме, и все же чувствую себя самым глупым отцом в мире. Теперь мы сидим в этой чертовой комнате ожидания, а мой сын пылает жаром в моих руках. Не должны ли в отделении скорой помощи детей принимать в первую очередь?

Хантер кладет руку мне на плечо и протягивает мне стакан. Кофе приятно пахнет, а кофеин, когда принимаю его внутрь, возбуждает меня еще больше.

— Ты еще не позвонил Тори? — спрашивает он.

Я качаю головой, понимая, что прошло больше часа, и теперь у меня уже нет оправданий.

— Нет, — говорю я, глядя на Гэвина, который невозмутимо и тихо спит у меня на руках.

— О, тебе надо бы сообщить ей, — говорит Хантер и садится рядом со мной. — Я не хочу лезть не в свое дело, но...

— Ничего, — говорю я ему.

— Ты изменился, ЭйДжей. — Его слова — не порицание. Это просто признание факта. — И я беспокоюсь о тебе. — Я тоже беспокоюсь о себе. — Ты не смеешься, ты не улыбаешься, и ты не... ты.

— Да, — соглашаюсь я. Я не могу не согласиться, потому что он прав.

— Ты в порядке? — неуверенно спрашивает он.

Прокручиваю этот вопрос в голове, чтобы дать себе минутку на ответ. Что значит быть в порядке? Полагаю, что ощущение тихой радости, привычные раньше смех и улыбки — вот что это такое, чего сейчас нет и в помине. Так что ответить Хантеру можно только так:

— Нет, я не в порядке.

— Да, знаю, — говорит он. — Я могу тебе помочь?

— Нет, и не думаю, что кто-нибудь сможет.

— Гэвин, — зовет медсестра из открытых дверей.

— Я подожду здесь, — говорит Хантер. Часть меня чувствует себя ребенком и хочет, чтобы он пошел со мной. Ненавижу больницы. Я знаю, что он ненавидит их больше, и на это у него есть веская причина.

Прохожу с Гэвином в дверной проем, следуя за медсестрой в униформе с улыбающимися щенками. Когда мы заходим в смотровую, она задергивает за нами занавеску.

— Разденьте его до подгузника. Мы взвесим его, проверим температуру и уровень кислорода. Вы упомянули в регистратуре, что у него высокая температура?

— Да, температура была тридцать девять и пять. — Дрожащими руками я снимаю верхнюю одежду с Гэвина, затем быстро начинаю расстегивать пуговицы.

— Вы давали ему жаропонижающее в течение последних шести часов?

— Нет, ничего, мы сразу приехали сюда.

Я смотрю на ее лицо, ожидая увидеть осуждающее выражение, но не вижу. Она кладет одноразовую бумажную простынку на весы и жестом показывает, чтобы я положил Гэвина туда. Холод, должно быть, проходит сквозь тонкий лист бумаги, потому что Гэвин чуть приоткрывает глаза. Сейчас он смотрит на меня, и я вижу, что что-то не так. Он выглядит больным.

Она быстро взвешивает его и просит взять его на руки. Я крепко обнимаю сына, чтобы не дать замерзнуть — наверняка ему холодно без одежды и с температурой. Медсестра ставит термометр Гэвину под мышку, и мы оба молча ждем звукового сигнала.

В тот же момент как раздается звуковой сигнал, мой мобильный телефон снова вибрирует в кармане, как и весь последний час, но я игнорирую звонок.

— Боже, — говорит медсестра спокойно, — тридцать девять с половиной.

— Так что это значит? Что нам делать? С ним все будет в порядке?

— Скоро к нему придет доктор и решит. — Я надеялся, что медсестра меня успокоит, но она, конечно, промолчала.

Медсестра уходит, оставив нас в одиночестве в этой комнатке из занавесок. Я слышу миллион разных разговоров и шумов, доносящихся со всех уголков этой большой зоны. Я знаю, что из себя представляют отделения скорой помощи. Вероятно, нам придется ждать здесь час, прежде чем доктор придет нас осмотреть, и это меня пугает, учитывая, что температура Гэвина растет. Я сажусь на стул, держа Гэвина на руках. Он смотрит на меня, как будто у меня две головы — наверное, ему интересно, что происходит и почему он чувствует себя так плохо. Почему они не дали ему обезболивающее? Может, мне стоит попросить. В то же время вопросы Хантера начинают всплывать в моей голове. Если прямо сейчас не дам Тори знать, что происходит, я, возможно, никогда не прощу себе этого. Достав телефон из кармана, я смотрю на экран и вижу несколько пропущенных звонков и сообщений от нее. Последнее сообщение выглядит так:

Тори: ЭйДжей, ты издеваешься? Мне пришлось позвонить Хантеру, чтобы узнать, где ты. Ты собирался сообщить, что наш сын в больнице? Я уже еду.

Хантер, вероятно, думает, что я убью его, но я не стал бы просить его врать. Я не собирался и ей врать, я просто… стараюсь изо всех сил, драма здесь ни к чему. Вместо того, чтобы ответить на ее сообщение, я набираю номер и подношу телефон к уху. Она сразу отвечает, я даже не успеваю понять, пошел вызов или нет.

— ЭйДжей, почему ты не позвонил мне?

— Я запаниковал. — Это все, что могу сказать.

— Я заставила парикмахера снять фольгу с моих волос раньше, чем надо, поэтому не знаю, на кого буду похожа, но подумала, что ты захочешь, чтобы я приехала.

— Не думаю, что кого-то заботит то, как ты сейчас выглядишь, — говорю я ей тихим голосом, поскольку здесь нельзя пользоваться мобильными телефонами.

— Что ж, я понимаю, — отвечает Тори. — Да иди ты к черту! — Она кричит не на меня, на кого-то на дороге. — Прости, этот парень меня просто подрезал.

— У него высокая температура, мы ждем, когда придет доктор.

— О, этот парень серьезно меня раздражает, — продолжает она. — Теперь он едет как можно медленнее, чтобы я точно не попала в больницу.

Я слышу сигнал, а затем еще крики.

— Когда вы заметили, что у него температура? Он вроде был немножко горячий вчера после ужина, но я не придала этому значения.

Материнский инстинкт не самая сильная сторона Тори, но, полагаю, он есть не у всех.

— Хантер заметил, когда взял его на руки, — говорю я ей.

— Конечно, мистер Мамочка заметил первым, — говорит она с сарказмом.

— Полегче, — предупреждаю я.

Тори нравился Хантер, пока не появился Гэвин. А потом как выключателем щелкнули. Хантер никогда не давал ей непрошеные советы, но думаю, у нее проблема с тем, что он более опытный родитель, и для него все более естественно, чем для нее.

Хантер был отцом уже семь лет, когда родился Гэвин, поэтому не думаю, что нужно переживать по этому поводу.

— Позволь мне догадаться… он все еще там, в качестве резервного родителя-няни, верно?

— Тори? Когда ты начала так ненавидеть меня?

Не хочу быть жертвой, и не хочу ругаться. Я не люблю даже препираться.

Мне хватило этого с Алексой в предыдущем браке, поэтому пообещал себе, что сделаю все возможное, чтобы сохранить мир и следовать моим клятвам — и пойду ради этого на все. Поэтому я не хочу разводиться снова до тридцати лет. Я говорю «Да, дорогая», чаще, чем должен.

Я никогда не спрашивал Тори, почему она ненавидит меня, но сейчас я измучен, раздражен и не в настроении, так что слова просто вырываются из меня.

Она просто молчит, не отвечая. Спустя несколько секунд тишины я смотрю на телефон и вижу, что она повесила трубку. Я убираю телефон в карман и пытаюсь устроиться на этом невероятно неудобном синем пластмассовом стуле.

Двигаюсь аккуратно, но Гэвин начинает громко кричать, ухватившись за ухо. Я читал, что дети делают так, когда у них ушные инфекции. Интересно, вызывают ли ушные инфекции температуру?

Занавеска отодвигается от стены и появляется молодой доктор.

— Я доктор Слэйт, — говорит он. — Я слышал, что у Гэвина высокая температура без других симптомов. Это верно?

— Да, — говорю я. — Как вы думаете, почему это могло произойти?

Понимаю, что он еще не осмотрел его, но последние часы кажутся мне вечностью, и я просто хочу, чтобы кто-то сказал мне, что с Гэвином все будет хорошо.

— Он дергал ухо минуту назад. — Я поднимаюсь и кладу Гэвина на стол, чтобы врач мог осмотреть его.

Менее чем через минуту доктор снимает перчатки.

— У этого маленького парня довольно сильная ушная инфекция в обоих ушах. Поскольку его температура очень высока, мы возьмем кровь на анализ, но уверен, что это просто инфекция, которую мы можем вылечить антибиотиками. Я позову медсестру, и она возьмет кровь, а еще мы дадим ему жаропонижающее. После вы должны будете следить и каждые шесть-восемь часов сбивать температуру, пока она не перестанет подниматься. Лекарство также поможет от боли. Еще теплые ванны могут помочь снять лихорадку.