Глава 17

Обычно после такого дня, как сегодня, я стараюсь улечься спать как можно быстрее, чтобы завершить день и запечатать его в своем мозгу, в той коробке, где написано «никогда не вспоминать». Но сегодня или завтра — какой бы день это ни был — еще не закончилось, и я не уверен, что буду сожалеть об этом. Сегодня кто-то словно начал заново собирать мою жизнь.

— Помнишь ту ночь, когда мы ходили в старый фермерский дом? — говорит Кэмми, хихикая в кулак.

— О, Боже, мы чуть не попались в ту ночь, — добавляю я. — Вероятно, это было не лучшее место для свидания... особенно после того, как мы узнали, что кто-то вроде как живет в этом доме.

На щеках Кэмми вспыхивает румянец.

— Хорошо, что полицейский был новенький и не знал моего отца, — говорит она.

— А что, если бы он знал твоего отца? Что, если бы твой отец знал, кто я? Я никогда не понимал, почему ты не рассказала обо мне родителям до того, как забеременела. Это меня напрягало, — говорю я, наполняя свой стакан бурдой, которую мы наколотили.

— Это было не из-за тебя, ЭйДжей, — говорит она, откидываясь на диванную подушку. — Мне не разрешали встречаться. Мама и папа старого воспитания. Они сказали, что я должна подождать, пока мне не исполнится восемнадцать.

— Старое воспитание? — смеюсь я. — И в то время молодежь «встречалась» задолго до восемнадцати. Но тогда просто не говорили об этом.

Она пожимает плечами.

— Я понятия не имею, в чем было дело, хотя, если бы я слушалась их...

— У нас бы не было Эврифин, — заканчиваю я за нее.

Кэмми поднимает свой стакан вверх, как будто произносит тост, и опускает его.

— Я так люблю ее, — говорит она. — Удивительно, как все эти чувства пришли ко мне. Это словно магнетическая связь.

— Да, — говорю я, громко выдыхая. — Я знаю кое-что об этих мгновенных магнетических связях.

Я имел в виду именно то, что сказал, но на сей раз речь шла не об Эвер.

Кэмми прочищает горло и прикладывает ладонь к своей щеке, точно зная, что я имел в виду.

— ЭйДжей, — вздыхает она.

— Кэмми, — имитирую я ее тон.

— Ты ни капельки не изменился, — тихо говорит она.

— Ни капельки, — подтверждаю я.

— Хотя ты уже не такой веселый, как раньше, — говорит Кэмми, выпрямляя спину. Словно ищет оружие, чтобы оттолкнуть меня.

Последние пару лет я пытался сохранить свое чувство юмора, но увы.

— Мне жаль, что ты не был счастлив. — Она смотрит в свой стакан и делает еще один глоток.

— Мне жаль, что ты не была счастлива. Все, чего я хотел, это чтобы ты жила так, как хотела.

— Я думаю, все случается не просто так.

— Я думаю, ты права.

Мое сердце стучит, дыхание замирает, а нервные окончания словно пробуждаются ото сна, пронизывая каждый миллиметр моей кожи. Все тело болит. Разум отгораживает себя от рациональной своей части — от причин, по которым я должен объясниться с Кэмми и просто поехать домой. Я ставлю стакан на журнальный столик и опускаю голову, борясь с тяжелыми мыслями. Прерывая мою внутреннюю битву, Кэмми кладет руку мне на спину.

— Ты в порядке?

— Нет. — Я качаю головой.

— Я что-то не то сказала?

Поднимаю голову и вижу ее лицо так близко. Хватаю за плечи и с силой прижимаю к дивану. Кэмми распахивает глаза, глядя на меня с удивлением и, как мне кажется, с надеждой. С трудом сглотнув, я прижимаюсь к ней, опустив одну ногу на пол, а ладонями обхватив ее лицо. Ее грудь быстро вздымается и опускается, и я слышу, как она нервно сглатывает. Наклоняюсь вперед, и вот уже мои губы очень близко, меньше чем в сантиметре от ее губ. Я чувствую привкус ликера в ее дыхании, и в глазах Кэмми я вижу, что она готова. Ее ресницы трепещут на румяных щеках, и сердце мое начинает неистово колотиться. Оно просто может взорваться.

Как бы трудно это ни было, я нахожу в себе силы остановиться, прежде чем все зайдет дальше. Сейчас неподходящее время для чего-то такого.

— Я хочу сделать все правильно. — Обхватив ладонями щеки Кэмми, я поглаживаю кожу подушечкой большого пальца и прижимаюсь губами к ее лбу. — Сначала мне нужно разобраться с моим браком, или его отсутствием.

Кэмми откидывается на подлокотник дивана. Она выглядит смущенной.

— Мне так жаль, — говорит она едва слышно.

— Нет, не извиняйся. Ты ведь понимаешь?

— Да, ты прав. Я не хочу быть «другой женщиной», — говорит Кэмми, стягивая воротник своей блузки.

Я издаю тихий смешок.

— «Другая женщина»? Ты не можешь быть «другой женщиной», и потому мне нужно разобраться со всем этим.

Кэмми торопливо кивает.

— Да, конечно.

— Это ужасно, что я не был с ней в больнице сегодня вечером? — спрашиваю я ее.

— Я не знаю, — говорит она. На лице Кэмми сочувствие. — Если бы это был какой-то нечастный случай, я могла бы усомниться в твоем благоразумии, но она, очевидно, имеет дело с чем-то, чего не может объяснить. Может, Тори даже не знает, что ее беспокоит. Хорошо, что ей помогают.

— Я просто чувствую себя виноватым. Она ведь сказала мне с самого начала, что не хочет детей. Когда она забеременела Гэвином, я уговорил ее пожениться. Я понятия не имел, что это закончится так, но, как она говорит, она пыталась предупредить меня.

— ЭйДжей, есть в тебе одна черта, которая, я почти уверена, никогда не изменится. Это твоя решимость всегда поступать правильно. Так что, если ты сейчас не в больнице, этому наверняка есть очень веская причина — будь то гнев или усталость. Я не подвергаю сомнению тебя или твои решения. Наверняка, если бы она сказала, что хочет видеть тебя там, ты был бы там.

Ее слова чуть успокаивают меня, но я такой человек, что предпочел бы идти до конца — пока не уверился в том, что сделал все, что мог. Я знаю, Тори не хочет быть со мной, и я всеми своими силами пытался удержать нас вместе, но, возможно, пришло время отпустить.

Переключившись на хорошее, я смотрю на Кэмми.

— Ты на самом деле остаешься здесь? В городе? — спрашиваю я. Мне нужно знать, что однажды я не обнаружу, что она снова сбежала в Вашингтон. Не знаю, смогу ли справиться с этим.

— Я скучаю по дому, и скучаю по своему лучшему другу, так что никуда не собираюсь, ЭйДжей... неважно, как и что сложится, — отвечает она с легкой улыбкой.

Я притягиваю ее к себе, крепко обнимая, вдыхая сладкий запах ее волос и кожи. Как, черт возьми, все будет складываться, если для меня уже все сложилось? Я знаю, чего... кого я хочу.

Усевшись в угол дивана, притягиваю Кэмми к себе и обнимаю ее за плечи так, чтобы ей было удобно положить голову мне на грудь. Этот момент так прекрасен. Я так долго хотел просто быть рядом с ней. Через несколько минут звуки ее спокойного дыхания успокаивают меня, и я тоже закрываю глаза и засыпаю.

— Хм... ребята, — говорит Эвер, пробуждая меня от самого приятного за долгое время сна.

Открыв глаза, я замечаю, что Кэмми все еще спит у меня на руке. Ее рука лежит у меня на груди, а голова уткнулась мне в плечо.

— Я не хочу знать.

— Эвер, — говорю я осуждающе.

— По крайней мере, вы оба одеты, — бормочет она.

— Хватит, ладно?

Она улыбается, как будто только что поняла, чем можно меня подкалывать в будущем.

— Хорошо, — говорит Эвер с чрезмерно тяжелым вздохом.

— Знаешь, а ведь сегодня понедельник. Нам, наверное, стоит записать тебя в школу или типа того.

— Кэмерон сказала, что разберется с этим сегодня после того, как мы получим нашу одежду и вещи обратно, ну или купим новые.

Я бы предпочел, чтобы Кэмерон и Эвер купили себе что-то новое.

— Звучит отлично, — говорю я.

Кэмми прижимает руку к моей груди и поднимает голову.

— Черт, — выдает она, прежде чем снова уткнуться лицом в мое плечо.

Звучит не очень здорово.

Эвер оглядывает комнату и замечает пустые бутылки, разбросанные у журнального стола.

— Повеселились прошлой ночью?

Кэмми закрывает лицо рукой и стонет.

— Ты ничего не видишь, — бормочет она сквозь пальцы. — Мы с тобой отстойные родители. Вот почему люди воспитывают детей с младенчества. Они приучаются не оставлять улик.

Я должен был догадаться. Я воспитывал ребенка — воспитываю ребенка — и с ним, пока я сплю на диване в отеле, сидит мой брат. Боже. Сегодня мне нужно хоть немного упорядочить свою жизнь.

Приподняв Кэмми, кладу подушку под ее голову, заменяя ею мое плечо.