Вечернего надоя,

Что часто, от тепла,

В колодец опускали.

А ночь уже текла

Из притемненной дали.

Горели под луной

Бидонов белых слитки.

Под крышкой ледяной

Вверху густели сливки.

Девчонок городских

Во тьме светились лица,

И он, жалея их,

Велел не торопиться.

Мерцали небеса,

Поистине бездонны.

Лишь через полчаса

Он опускал бидоны.

Все было оттого,

Что шла война на свете.

Дружков — ни одного,

Одни подружки эти.

Плыла луна в кольце,

Под ней плыла поляна.

Был отпуск при конце,

И подживала рана.

ТАРЕЛКИ

В военный год, средь снежной дали,

От станции за три версты,

Мать наливала — вмиг съедали.

Тарелки были вновь чисты.

Вставали — труженики тыла, —

Их обогреть и накормить

Ей нелегко в ту пору было, —

Легко посуду было мыть!

«Все мне было обещано…»

Все мне было обещано,

Лишь окончиться надо войне.

И любимая женщина

Стала изредка видеться мне.

Долго по свету рыская,

Лучше ты не найдешь все равно.

Смотрит близкая-близкая

И знакомая сердцу давно.

Утро брезжило раннее,

Над блиндажиком вился дымок.

Несмотря на старания,

Я лица ее вспомнить не мог.

Только помнил, что славная,

Улыбается, беды гоня.

Ну а самое главное —

Что без памяти любит меня.

«Где-то на юге горела степь…»

Где-то на юге горела степь,

Где-то грустили поля об озими.

Город неведомый Кингисепп

Все-таки сдан в сорок первом, к осени.

Целый вагон командирских жен, —

Ах, как тревожно на новом месте им! —

Был оглушающе поражен

Этим, понятным лишь им, известием.

Выскочил враг к роковой черте,

Вдоль рубежей и редутных запаней,

И в западне оказались те,

Что оставались немного западней.

Каждый судьбу свою получал.

Сделавшись ко всему готовыми,

Плакали жены их по ночам,

Подозревая, что стали вдовами.

БАЛЛАДА О ПРОЛИТОЙ КРОВИ

Поодаль бой гремел

В ночи, когда солдата

Внесли с лицом, как мел,

В землянку медсанбата.

Там знали, что к чему,

Все было наготове.

И сделали ему

Переливанье крови.

Смешалась эта кровь

С его остывшей кровью.

И шевельнулась бровь,

Да-да, он двинул бровью.

И отступила мгла,

Как видно, снова жил он.

А кровь быстрей текла,

Толчками шла по жилам.

А кровь уже неслась

В немыслимом потоке.

Жизнь захватила власть —

Порозовели щеки.

…Вот наступил черед,

Простился он с врачами

И поспешил вперед

С винтовкой за плечами.

В отчаянном бою

За землю дорогую

Вновь пролил кровь свою,

А с ней и ту, другую,

Которая уже

Его, солдатской, стала.

…На дальнем рубеже

Цветы у пьедестала.

Там, где течет Иртыш,

Есть маленький поселок.

Зимой снега до крыш,

Нагроможденья елок.

С утра горит восход

Морозной полосою.

Там женщина живет

С тяжелою косою.

Не слышала она

Свистящего металла.