«Ежедневный этот путь…»

Ежедневный этот путь,
Еженощный этот шепот
Не сумел он зачеркнуть,—
Слишком прочен долгий опыт.
Вот ушла — как умерла.
Неизвестно, что страшнее.
Но с собой не унесла
Годы, прожитые с нею.

Баллада о натурщице

Отменная натура,—
Светясь сто раз на дню,
Жила на свете Нюра
Под странной кличкой «Ню»
Нет, не озоровала
По комнатам мужским,
А лишь позировала
По лучшим мастерским.
А кожа цвета лилий,
Изысканно бела.
Да и по части линий
Точеная была.
С нее не раз писали
Цариц или богинь,
Красавиц на эмали,—
Попробуй их покинь!
То — их! А ей ли сладко?
К ней жизнь и так, и сяк.
На рукаве заплатка.
Все наперекосяк.
И что же с нею сталось?
Чудак, да ты забыл:
Всех поглощает старость,
Кто прежде молод был.
Но сохранился в храмах
И в галереях след,
Со стен, без рам и в рамах,
Свой излучая свет.

Фиалкина

Дивится женская бригада:
Опять Фиалкина брюхата,
Опять подходит к рубежу
И говорит опять: — Рожу!
А что без мужа или с мужем,
Мы не пожалуемся, сдюжим.
Я не какая-то овца.
Я выращу и без отца.
Еще скажу тебе, бригада:
Коль не судьба, то и не надо.
И чем постылого костить,
Я буду деточек растить.

«Там, где люди не спеша…»

Там, где люди не спеша
Выходили на прогулку,
Продвигался не дыша
По вечернему проулку.
Вдруг увидел, в землю врос,
Будто стукнулся о стену.
— Что, вернулся? — свой вопрос
Выбросила как антенну.
— Не хочу тебя, враля,
Не люблю и не ревную…—
Словно зонд из корабля —
Прямо в сферу неземную.

«Не ушла, но сказала: «Уйди!»…»

Не ушла, но сказала: «Уйди!» —
С этой точки отсчета
Позади и уже впереди
Словно выжжено что-то.
«Уходи!» — прозвучала над ним
Наивысшая сила.
Навсегда этим словом одним
Жизнь ему занозила.

Мадонна на вокзале

Мадонна в раннем мире первозданном,
Задумчивая, ждущая давно —
«С младенцем на руках и с чемоданом
У ног». Мы знаем это полотно.
Пока пред нею в храпе или в давке
Идет она из неизменных пьес,
Она сидит на деревянной лавке
С рельефною резьбою «МПС».
Она сидит с людьми чужими рядом,
Нейлоновою блузкой шелестя,
Она глядит спокойным юным взглядом
И кормит грудью малое дитя.
А над вокзальным застекленным сводом,
В той вышине, где все им нипочем,
Снежинки вьются редким хороводом,
Пронизанные солнечным лучом.

Родные

— Неродные? Чепуха!
Мы родня под общим кровом!..
Но гранатная чека
Сдвинута недобрым словом.
— Эти дети — от него.
Посмотрите, как похожи!..
И, однако, отчего
У самой мороз по коже?
Ну, а он?.. За столько лет,
Что смотрел на эти лица,
Может, в них оставил след,
Тот, который нынче длится?..

«За шею обняла…»

За шею обняла
Вошедшего с метели
И жаром обдала
Уюта и постели.
На цыпочки слегка
Привстала, обмирая.
А у него щека
Морозно-молодая.
Так стужа и тепло
Заметнее при встрече…
Завьюжено стекло,
Но внятно дышат печи.
Двойной судьбы виток,
Дальнейшего основа.
И этот резкий ток
Взаимного озноба.

«Свое еще не отлюбя…»

Свое еще не отлюбя
И ожидая в жизни смуту,
Не отпускала от себя
Она его ни на минуту.
Предчувствуя его уход
Или предвидя долю вдовью,
Его любила целый год
Захватническою любовью.

Облако

Вспоминается сквозь сон —
Как смеялась, что болтала,
Беспрерывный сладкий звон
Телефона и бокала.
Мужа верные друзья
И ее друзьями были.
Не какие-то князья:
Что давала — ели-пили.
Он ушел — хватило сил
Жизнь начать ему сначала.
Ни один не позвонил,
Ни одна не забежала.
Не осталось ничего,—
С прошлым прочно распростилась,
Ибо облако его
Вместе с ним переместилось.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: