Поиск
Прощанье с редакцией
До свиданья,
Друзья и подруги.
Заседанья
В час ливня и вьюги.
Потускневшей побелки
Известка.
Все проделки,
И гранки, и верстка.
Все, хотя бы
И глупые, ссоры.
Все ухабы,
А также рессоры.
Взрывы пыла.
Наш смех и невзгоды.
Все, что было
За долгие годы.
Все родное —
И наши потери,
И иное,
Чего мы хотели.
…Вдоль канавки
Кудрявится травка,
Как вдоль главки
Редактора правка.
Закон вертикали
Бор. Опушка. Первый ряд
Мощных сосен, что наклонно
В синем воздухе парят,
Как колонны Парфенона,—
Чуть откинувшись назад.
Но о том не знает взгляд.
Магнит
Что нам в опыте чужом!
Не особо много толку
Намагниченным ножом
На полу искать иголку.
Ведь в ближайшие часы,
Топоча неверным кругом,
Намагнитятся часы,
Стрелки склеятся друг с другом.
«Воспоминанья женщины одной…»
Воспоминанья женщины одной
О нашем замечательном поэте,
Пронизанные смутною виной,
Усиленные общею войной,—
Я их прочел, воспоминанья эти.
Не для печати и не для родных,
А для себя она их написала,
И веет бескорыстием от них
И искренностью с самого начала.
Срок действия не только не истек,
Но словно устремлен еще куда-то,
Как в почве угнездившийся росток,
Как в треугольник сложенный листок,
Что в дымных безднах ищет адресата.
Строчка
Поверил вашей строчке
И даже не одной, —
Как верят малой дочке
И женщине родной.
Иное в бездну канет,
И вообще вранье…
А эта не обманет,
И верится в нее.
«Милый Митя Голубков…»
Милый Митя Голубков
Поднял взгляд, что синь и ярок.
Книжечку моих стихов
Попросил себе в подарок.
И никак я не пойму,
Сам с собою в долгом споре,
Для чего она ему
Там, куда ушел он вскоре.
«Эту гулкую землю покинув…»
Эту гулкую землю покинув,
В светлых водах оставил свой лик
Леонид Николаич Мартынов,
Наш последний любимый старик.
…Как же много и щедро нам дали
От пути, от стиха своего…
Я смотрю в эти хмурые дали:
Впереди уже нет никого.
«Ветер порывами. В небе темно…»
Ветер порывами. В небе темно.
Сосны за дачей.
Ночью проснулся. Открыто окно.
Холод собачий.
Днем было столько событий и дел,—
Жизнь-то большая.
Днем этот мир полнокровный гудел,
Все заглушая.
Днем укололась душа или грудь
Тоненьким жалом.
Памятью близкой боясь шевельнуть,
Ночью лежал он.
И сквозь остатки разодранных дрём
Явственно где-то
Слышался поезд, не слышимый днем,
Знающий это.
«Показалось, что окликнули…»
Показалось, что окликнули.
Оглянулась — ни души.
Лишь березки шеи выгнули
В вечереющей глуши.
И ни капельки не боязно,
Хоть и смеркнется вот-вот.
Но отчетливо и горестно
Кто-то сызнова зовет.
«В спешке годов…»
В спешке годов
И свои утешения есть.
После трудов
Хорошо у порога присесть.
Камень прогрет.
Дело к вечеру. Ноги в пыли.
Чистый просвет
Между соснами виден вдали.
Три стрекозы
На шершавой наружной стене.
Отзвук грозы,
Долетевший из мира, извне.
«Не снимала с пальцев кольца…»
Не снимала с пальцев кольца
На короткий даже срок,
Чтоб случайно муж-пропойца
Не нарушил свой зарок.
Не снимала на ночь перстни…
А снаружи, где темно,
Все накатывали песни
На закрытое окно.
В купе
В купе три девушки со мною,
И словно здесь они одни,
Своей похожею судьбою
Друг с другом делятся они.
Я слышу эти разговоры,
Я понимаю этот пыл.
А оживленные их взоры
Не верят, что я молод был.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: