«То, что было у природы взято…»
То, что было у природы взято,—
Да вернется к ней.
Вот ушли подробности от взгляда,
Сделалось темней.
Вот уже не видно и дороги
Даже возле ног,
Только виден слабый и далекий
В небе огонек.
Та земля, что пета и воспета,
Суша и вода,
Для тебя исчезнет до рассвета
Или навсегда.
Но среди высокого паренья
Как возможен час,
Чтоб она ушла из поля зренья
Тех, кто видит нас?
Виолончель
Весна, причастная к веселью.
Вечерний гомон вдалеке.
А здесь футляр с виолончелью
У тонкой девушки в руке.
И показалось, что большая
Во мраке, у ее ноги,
Идет изящная борзая,
Легко печатая шаги.
Лишние слезы
Медленно лист опадает с ветвей.
В плотном тумане вечерние плесы.
Что ж, попрощаемся, только скорей
Долгие проводы — лишние слезы.
Вот пароход уже слышится мой.
Ладно. Обнимемся возле березы,
И отправляйся-ка лучше домой.
Долгие проводы — лишние слезы
Я ворочусь среди длинного дня,
А упаду в придорожные росы,
Ты позабыть постарайся меня:
Долгие проводы — лишние слезы.
«Он давно простился с теми…»
Он давно простился с теми,
С кем когда-то был одно.
Милый дом, родные стены, -
Он оставил вас давно.
Он со зноем и с метелью
Свыкся полностью уже.
Ни сомненью, ни смятенью
Места нет в его душе.
Но порой прикроет очи,
Тут же — мать, отец, сестра.
Путь короче, если к ночи,
И опять длинней с утра.
Дом. Бетонная отмостка.
Три лица почти сквозь дым,
И от сердца иль от мозга —
Нить, протянутая к ним.
«Париж французы не сожгли…»
Париж французы не сожгли,
Когда вошли в него казаки.
Иной закон иной земли
И небом посланные знаки.
А мы? Рвануть рубаху с плеч.
Последний рупь — на танк и пушку.
На амбразуру грудью лечь
За выжженную деревушку.
«Рот солдата переполнен криком…»
Рот солдата переполнен криком,
В миг атаки страшен он и груб.
А у женщины с прекрасным ликом
Тонкий смех таится возле губ.
У портного полон рот булавок,
У сапожника гвоздей.
У артиста — реплик и поправок,
Всяческих затей.
У матроса — трубочного дыма.
У младенца — меж зубов компот.
А у нас с тобой, бегущих мимо,—
Полон рот хлопот.
Память
Фотографий не осталось,—
Лишь для паспорта одна.
Но, конечно, это малость.
И улыбка не видна.
Ни повадки, ни движенья…
Так жила,— на свой лишь страх
Беглые изображенья
Оставляя в зеркалах.
Сон
Шли детишки
Под Ростовом.
Ты в пальтишке
Подростковом.
Или с вишней
В кулачке
Где-то в Вышнем
Волочке…
Вяжет ясень
Сеть из пятен.
Сон неясен,
По приятен.
То ли тучка,
То ли дождь.
То ли внучка,
То ли дочь.
Ошибиться —
Мало риска,
Так их лица
Вижу близко.
Душа ребенка
Сквозь все дальнейшие ветра —
Мир, схваченный душой ребенка,
Со звоном раннего ведра
(Колодец там или колонка?),
С березами перед стеной,
С полями блеклыми картошки
И с кружкою берестяной
На голубеющем окошке.
И есть ли что-нибудь острей,
Чем эти смутные картины,—
Уже из старости твоей,
Как бы сквозь дымку паутины?
«Смех и взоры из угла…»
Смех и взоры из угла.
В свете вечера неброском
Патефонная игла
Плавно ходит по бороздкам.
Боже, как это давно!
Как во рту протяжно-липко!
Не коньяк и не вино —
«Спотыкач» была наливка.
Пробку вытащить не смог,
Хоть усилья были пылки,
А когда и вправду взмок,
Протолкнул вовнутрь бутылки.
Ладно, парень, не тужи.
Тоже выпьют без остатка…
Не в стекле — на дне души
Сохранился след осадка.