Мариманов стоял на перроне, в клетчатой рубашке, маленький, деловитый, выжидающе провожая глазами вагоны, и такой знакомой была его фигурка и его лицо со смутными монгольскими чертами, что Сергей высунулся, крикнул радостно:

— Ваш! Вася!

И Мариманов тоже радостно встрепенулся, ища, прошел взглядом мимо Сергея, потом увидел, и засмеялся, и засиял.

Они были еще слишком молоды, чтобы целоваться, они похлопали друг друга по плечу и крепко пожали друг другу руки.

— Ишь ты, какие у тебя волосы! — сказал Мариманов и взял чемоданчик Сергея.— Давай понесу!..

Они вышли на людную пыльную площадь, сели в трамвай, поехали по мосту через одну из великих, всем известных рек и дальше — по длинным улицам старого сибирского города. Потом пошли пешком по очень длинной и прямой улице.

Этот старинный город, основанный казацкими сынами, был новым для Сергея, как были для него новыми многие старые города, крепости, соборы. Но он был занят другим, да и вообще много чего навидался, и его не могли удивить ни приальпийские кокетливые виллы, ни здешние дощатые тротуары.

Они шли по этим дощатым тротуарам, как по мосткам, мимо сплошных заборов, мимо окошек, завешанных тюлем, за которым крохотными огоньками горела герань. Это был старый город, он стоял далеко в тылу, здесь не было видно следов войны, но война прошла и здесь, потому что воевала вся Россия, и следы войны были и здесь, только их не было видно. Война не разрушила здесь домов, но семьи и судьбы она разрушила многие.

— Я тебе ответ не сразу послал, потому что в тайге был в это время, — заговорил Вася. — На пожаре. — И спросил тут же: — Прыгать не надоело?

— Прыгать? — Сергей взглянул на Mapиманова, и перед его глазами встал другой Мариманов — хмурый, озабоченный, с парашютом на спине, с десантным ранцем под парашютом, с автоматом, торчащим стволом вниз. Они идут по проходу к открытой двери, а в ее прямоугольнике — мутный рассвет: не то обрывки облаков, не то дым разрывов. Мариманов делает шаг и исчезает тут же, следом делает шаг Сергей и вот уже висит над дымным полем, висит, висит на одном месте, неподвижно и беспомощно. А потом... Были и другие прыжки — учебные, и они проносятся перед ним чередой. У каждого прыжка свои особенности: здесь его хлестнуло стропами там он неудачно приземлился, разбив колено, а тут вообще ничего вроде не было, но был чистый прозрачный рассвет, далеко внизу домики, железная дорога, и он парит, именно парит, в уже нагревающемся воздухе. Он все помнит. Прыгать не надоело? Во всяком случае, он не горит желанием.

Но Сергей не ответил на вопрос, он спросил в свою очередь:

— А что?

Вася объяснил, что работает парашютистом-пожарным в авиационной охране лесов. Работа хорошая, платят хорошо. И главное — демобилизовались, и вроде нет у них специальности, а выходит, ничего подобного, есть у них специальность. И специалисты такие, как они, здесь очень нужны.

— Хорошо было бы, вместе бы работали. А с начальником я о тебе договорился. Ну, конечно, сам решай.

Сергей с нежностью посмотрел на Мариманова. Мировой парень. Не опрашивает, не удивляется, чего это ради отбивает его бывший отделенный телеграммы и мчится через всю страну. Значит, надо. Захочет — сам расскажет. Вот что такое настоящая дружба.

— А мне все прыжки снились. Я думаю, к чему бы это? — сказал Сергей и усмехнулся.— Ну, пошли, пошли. Устроимся здесь, а там посмотрим. Ну, как вообще дела, Вася? Тележко не попадался? Он ведь откуда-то отсюда. Или еще не демобилизовался, лечится, филон?

— Куда он денется.

— Девчонка есть у тебя?

— У меня жена есть.

— Чего-чего? — Сергей остановился, хлопнул себя по бокам.— Серьезно? Когда ж ты успел?

— Да с месяц, как свадьбу сыграли,— ответил Вася смущенно.

Они вошли в распахнутые ворота, перешли грязный двор и подошли к двухэтажному дому, около крыльца стояли машины. Здесь, видимо, помещалось несколько различных организаций — у дверей висели облупившиеся эмалевые и проржавевшие,— краской по жести,— таблички; и этот же дом был еще и просто жилым, под окнами бродили куры, на лестнице, по которой поднимались Сергей и Вася, играли ребятишки, а сверху спускались люди в летных кожаных куртках, с планшетами, один из этих людей кивнул Мариманову.

На верхнюю площадку выходило двое дверей, одна дверь была приоткрыта, там была квартира, и у Сергея закружилась голова от запаха жареного лука, в другую дверь они вошли, потоптались в коридорчике, Вася сунул голову в комнату, спросил кого-то: «У себя?» и поманил Сергея.

Начальник сидел за столом и разговаривал по телефону. Он был в белой рубашке, при галстуке, синий пиджак висел на спинке стула, а на подоконнике лежала гражданская летная фуражка с «капустой». Во всю стену подробная карта, с нанесенными на нее карандашными нагрузками, большинство их было непонятно Сергею, но все равно он с особым интересом скромно поглядывал на эту карту, понимая, что все эти леса охраняют от пожаров люди, подчиненные сидящему сейчас за столом человеку, и что где-то здесь, на этих зеленых пространствах, ожидает Сергея его судьба.

— Локализовали? Вот это молодцы! Внимательно окарауливайте! Да-да. До связи.

Он положил трубку и поднялся.

— Андрей Васильевич, вот это Лабутин, я вам говорил.

— Здравствуйте,— сказал Сергей с готовностью.

— Здравствуйте, здравствуйте.— Начальник подал руку.— Гущин...

Он был крепок, еще не очень старый, лет сорока, без седины в прямых волосах.

— Десантник? Десантники нам нужны. До армии профессии не было? Учились в школе? Ну вот, демобилизавались без специальности, а оказалось, что со специальностью, что вы нужный специалист. Вот что значит армия. Документы...

Сергей подал паспорт, красноармейскую книжку, удостоверение о прыжках. Тот быстро, почти не глядя, перелистал, вернул:

— Ну, что вам сказать? Товарищ, наверно, уже рассказывал? У нас нелегкая, но очень нужная, очень важная и почетная работа. Знаете, как пишут в газетах, парашютизм — спорт отважных. Отважных! А для нас это не спорт, а наше дело, наша работа. Хотя нормативы спортивные и у нас можно выполнить, кто хочет. Вот так. Свободного времени у вас будет много, почти вся зима, можно учиться. Ну, сначала нужно будет курсы пройти, освоить взрывные работы и прочее. Общежитие предоставляем. Согласны?

Сергей чувствовал, что начальник желает ему добра, но, говоря все это, думает еще о чем-то другом, чем-то иным озабочен, да и что ему, начальнику, один какой-то парашютист. Он и самого рекомендующего — Мариманова, видно, знает неважно. Хорошо нужно знать того, кто летит рядом с тобой, кто перед тобой или следом шагнет по сигналу в зияющий прямоугольник дверей.

Во время всего разговора входили люди, Гущин спрашивал: «Что у вас?», подписывал ведомости и приказы, изучал погоду, рассматривал донесения. Звонил телефон, он отдавал распоряжения, расспрашивал, сердился, смеялся.

Он сидел в своем маленьком кабинетике, словно не было за окошком развешанного на веревках белья, словно не было лестницы с играющими ребятишками, с забредающими туда и вдруг нервно кудахтающими курами, словно не втекал в дверь запах мяса и лука. Это было похоже на детскую игру, казалось, этот человек играл в начальника, отвечающего за десятки миллионов гектаров леса, распоряжающегося людьми, автомобилями, самолетами. Счетовод, притворяющийся генералом.

Но это был настоящий начальник.

И всякий раз, заканчивая новое дело, он вскидывал голубые глаза на Сергея, сразу понимая, кто это, и продолжал разговор:

— Общежитие предоставляем. Вот так. Согласны? Тогда оформляйтесь. Мариманов,— сказал он вдруг обрадовано, словно вспоминал-вспоминал и вспомнил-таки Васину фамилию,— покажите. Получите карточки и все, что нужно.

— До свидания,— сказал Сергей.

Тот кивнул, даже не кивнул, а только опустил веки:

— Желаю успеха. Увидимся.

Когда они вышли на крыльцо, чуть заметно, к вечеру, лиловел воздух.