Разгадать истинные намерения дам для опытного пакавенца было делом нехитрым — Наталья в неустанных поисках полезных деловых связей никогда не упускала случая завести новое знакомство, а Ольга всегда имела такой одинокий и приятный вид, что ее сразу же хотелось удочерить. Таким образом, речь шла вовсе не о здоровой конкуренции, а о массированной атаке объединенных нудистских сил.
Красавец был твердым орешком, с чем я его и поздравила к явному неудовольствию функционерок.
Красавец приятно улыбнулся и спросил, не имею ли я альтернативного предложения купаться в джинсах. Я заметила, что здоровый центризм еще никому не повредил, и пошла раздеваться, успев отметить, что он действительно очень красив — темный шатен в христовом возрасте с голубыми глазами и неженской фигурой.
В этих глазах можно было бы пропасть бесследно, и, обычно, такие типы хорошо смотрятся на экране, но в быту страдают излишним нарциссизмом, поэтому я и не увлекалась красавцами после своего короткого неудачного замужества. С окончательным классификационным раскладом торопиться, однако, не следовало, потому что матушка-природа всегда сложнее любых наших представлений о ней и может преподносить всяческие сюрпризы.
— Жизнь все равно не складывается, — думала я, разглядывая его из-за кустов орешника, — неплохо бы завести ребенка от такого вот экземпляра, красивым детям легче живется на этом свете. Хотя…
Хотя время у меня еще было, и, по моему глубокому убеждению, спор о первичности курицы или яйца был абсолютно бесплоден, как и полученное таким образом яйцо. Первичен, если смотреть правде в глаза и забыть о Лилит, был, увы, петух (Бытие 6-26), а все остальное уже шло в качестве приложения. Это, впрочем, не умаляло моей симпатии к феминистскому движению, ратовавшему за свободный полет над ограждением курятника, и мне всегда было жаль, что у Екатерины Второй не было законной дочери. В конце концов, во времена российских императриц у нас на дворе была великая эпоха, и расплатиться при случае рублем за устрицы было можно — ну, если в Париж по делу срочно…
Озеро Кавена представляло собой маленькую бездонную букву «о» с небольшой илистой отмелью, заросшей слева от мостков камышом. К середине лета у противоположного берега в теплой воде расцветали белые лилии, но мы знали, что стоит нырнуть поглубже, как из черных глубин протягивались ледяные руки, и сердце бездумного купальщика сжималось от ужаса перед объятиями бездны. Детей поэтому пускали плавать с надувными кругами, а ныряли они только под самыми мостками, доставая со дна всякую всячину, типа потерянных в прошлые годы расчесок и мыльниц.
Один шустрый ребенок, по прозвищу Суслик, вытащил даже мельхиоровый нож, утонувший, вероятно, в ходе приятного пикничка. После некоторых размышлений Суслик снова утопил нож, утверждая, что русалки ежедневно скоблят им пятки, как это делает на мостках тетя Наташа. Весь бомонд с этим немедленно согласился — весь, кроме Натальи Виргай, которая уже примеривалась использовать в этих целях безопасные бритвы фирмы «Жилетт», внезапно появившиеся на советских прилавках. Человечество может отказать себе в чем угодно, но не в прогрессе!?
ЭтотСуслик, постоянно фигурирующий в летней Пакавене, была маленькой девочкой с копной темных волос, напоминавшая худобой своего шоколадного тельца, впитывавшего каждый лучик прибалтийского солнца, волчьего питомца Маугли. Она жила с родителями на первом этаже нашего дома, и Барон, не любивший брюнеток, постоянно ее задирал. Суслик относилась к нему, как к соседскому хулигану, и я сама однажды была невольным свидетелем их занятного диалога, когда Барон, придя после предварительной пикировки в состояние крайнего раздражения, довел до ее сведения, что она абсолютная дура, а Суслик вежливо отвечал, что он и сам такой же.
Не успела я снять джинсы, как из-за поворота дороги донесся радостный визг, и появился бородатый композитор Сидоров, обремененный своими и чужими детьми. Сидоровтак любил детей, что, спустя года три, открыл со своим приятелем Колокольчиковым детский музыкальный театр, и они завоевали, впоследствии, на этом деле какую-то премию типа «Золотая пасочка». Сейчас же он нес полоскать постиранное им самим постельное белье, а была ли у него супруга — мне так и не удалось понять. Не исключено, что дети просто отпочковывались от Сидорова, и при этом его не убывало. Все вновь прибывшие мгновенно разделись догола, и Сидоров зашвырнул простыню в воду.
Процесс полоскания простыней был на Кавене весьма увлекательным занятием, так как можно было прыгать с мостков на распластанные по поверхности полотнища. Вот тут меня и постигла беда! Собака Джесси обожала прыгать в воду парой, а я частенько ее обманывала, только имитируя прыжок. При этом Джесси не удерживалась и сваливалась в воду в полном одиночестве, а потом выбиралась на берег с громким обиженным лаем, взмучивая ногами черный жирный ил.
Когда я прыгнула на сидоровскую простыню, Джесси тут же сиганула вслед. Простыня не дала уйти мне под воду достаточно быстро, и собака, почуяв неладное, стала загребать когтями по моей спине. Результат оказался весьма плачевным. По общему мнению, композиция из простыни, женщины и собаки, замоченная в черной воде с кровью выглядела нестандартно, но лично я предпочла бы оказаться в толпе зрителей. Убитая непонятным, собака поползла на берег, я же поднялась на мостки и сказала: «Ну, вы, ребята, даете!» (эта фраза в чуть измененном варианте впоследствии стала ключевой в «Особенностях национальной охоты»).
Самым расторопным оказался Красавец — именно он успел подать мне руку, осмотреть спину и предложить воспользоваться его автомобильной аптечкой. Мы отошли к машине, где он быстро смазал царапины йодом и какой-то мазью.
— Что это за мазь? — спросила я в силу природной недоверчивости.
— Это вытяжка из свиного глаза, мне подарили мои коллеги из Института Гамалея, они сами ее составляют, и раны рубцуются в момент.
— Значит, я в руках профессионального лекаря?
— Безусловно. Полагаю, минут через десять раны подсохнут. Я могу подвезти вас к дому, мне все равно пора уезжать.
— Ну, как там, очень страшная картина? — спросила я, поблагодарив за помощь.
— Не очень, до свадьбы заживет.
— Значит, через неделю!
— Вас можно поздравить? — спросил он, помолчав.
— Нет, свадьба у хозяйского сына, но я приглашена.
— Значит, вы дачница?
— Да, уже пять лет. А вы, какими судьбами в Пакавене?
Оказалось, он приехал отдохнуть сюда по рекомендации своей знакомой, и первые часы оставили самые благоприятные впечатления о здешних краях. В благодарность за помощь я рассказала о кабаньей опасности и обрисовала вкратце местные достопримечательности.
— Так вы едете со мной?
— Пожалуй, я воспользуюсь вашей любезностью еще раз.
По неровной лесной дороге он вел машину очень медленно, а я сидела боком, не прикасаясь к спинке сиденья, и разглядывала своего спутника, чувствуя, как майка потихоньку прилипает к ранам. Машина вырулила на шоссе и через пять минут достигла Верхней Пакавене.
— Где же ваш дом?
— Вот этот, с резными конскими головами на крыше. Но, если можно, остановитесь немного подальше, у сосен.
— Сколько вам лет, Марина Николаевна? — спросил он внезапно, взглянув на дом.
— Двадцать семь, — ответила я с металлической ноткой в голосе, — но я знаю, что выгляжу студенткой старших курсов, если вы об этом.
— Всего доброго, — произнес любезный доктор, — обращайтесь ко мне при необходимости, я поселился не так уж далеко.
— Не укладывается он пока в предполагаемый типаж, слишком уж сдержан и деловит, — подумала я, еще раз утонув на прощание в его голубых глазах.
Зализывание ран — дело интимное, и я вернулась домой кружным путем, не попадаясь тетке на глаза, чтобы уберечь стариков от излишних отрицательных эмоций. Андрей Константинович, а именно так звали Красавца, поехал в райцентр за мелкими покупками. Через час появилась Баронесса с сообщением, что к Вельме в гости приезжали сыновья — председатель колхоза Вальдас и прокурор Титас. Братья любили обговаривать свои дела в мамашиной баньке с кружечками пива в руках, и Барон всегда присутствовал на этих переговорах в качестве члена-корреспондента, после чего отбывал в поместье председателя на всю ночь для завершения культурной программы.