— Боюсь, тебя ждет разочарование. Ты — некредитоспособен. Насколько я понял, гномы собираются получать по счетам, а не брать тебя на иждивение.

— Правда? — спросил Горубль-Круппхим, расплываясь в улыбке и лаская пальцами большой бриллиант, вставленный в воротничок его манишки. — Благодаря любезности моего верноподданного, герцога Родольфо, я получу новый кредит. Что же касается недружелюбного отношения ко мне со стороны артезианцев, я уверен, оно рассеется как дым, когда принцесса Адоранна публично объявит, что все предыдущие слухи обо мне — наглая ложь и клевета, распространяемая врагами народа; что я, на самом деле, единственный ее благодетель; и что — желает передать мне корону, как умудренному опытом монарху, который заботится лишь о благе государства.

— Она никогда этого не сделает, — не задумываясь, ответил Лафайет.

— Может быть, — спокойно сказал Горубль, кивая головой. Он опять ткнул пальцем в грудь, словно приглашая насладиться хорошей шуткой. — За нее это сделает Свайнхильда.

— При чем здесь Свайнхильца- — Лафайет умолк. — Ты собираешься подменить ею Адоранну? — Он с сожалением посмотрел на своего собеседника. — Опомнись, Горубль! Свайнхильда — девушка хорошая, но ей никогда не удастся обмануть королевский двор.

Горубль повернулся, кивнул Стонрубу. Добист подошел к двери и что-то сказал. Послышались легкие шаги. Стонруб отступил в сторону, вскрикнул от изумления и низко поклонился воздушному созданью, вошедшему в комнату. У O'Лири невольно открылся рот при виде изящной красавицы в роскошном платье, усыпанном драгоценными камнями, надушенной, элегантной, с золотистыми волосами, уложенными вороной на голове, и совершенными чертами лица.

— Принцесса Адоранна! — воскликнул он. — Откуда…

— Лэйф! С тобой все о'кэй, милый? — спросил взволнованный и озабоченный голос Свайнхильды.

— Придется немного поработать над ее лексиконом и дикцией, прежде чем вывести в свет, — спокойно заметил Горубль, — но это не в счет. Маленькая деталь.

— Свайнхильда… ты ведь не станешь помогать этому негодяю, правда? — настойчиво сказал Лафайет.

— Он… он говорил… если не помогу, он изрубит тебя на куски, Лэйф… и…

— Достаточно! Уберите ее! — взревел Горубль, покраснев от злости, и резко повернулся к O'Лири, в то время как Стонруб с поклоном выпроваживал девушку из комнаты. — Девчонка притворяется, чтобы ты не подумал о ней плохо, — сердито сказал он. — Она ухватилась за мое предложение обеими руками, чего еще ждать от кухарки? Естественно, она мечтает спать на шелковых простынях, кушать с золотой посуды…

— А что ты собираешься сделать с настоящей Адоранной?

— При межпространственном переносе, — ответил Горубль, хитро улыбаясь, — нельзя нарушать симметрии. Бывшая принцесса окажется на Меланже в роли обычной девки: достойное наказание за то, что она отняла у меня трон. — Горубль потер руки. — Как только я понял, кто ты такой, мой мальчик, передо мной распахнулись новые горизонты. Сначала я планировал захватить леди Андрагорру, чтобы держать в повиновении распоясавшегося болвана Родольфо. Но сейчас — другое дело. Она станет проходной пешкой в новой партии и не посмеет меня ослушаться, впрочем, как и все остальные. И для тебя я тоже приготовил маленькую роль. — Лицо его стало суровым. Помоги мне, и сохранишь свое место в королевском дворце Артезии. Откажись, и тебя ждет участь, которой никто не позавидует!

— Ты совсем спятил, если считаешь, что я буду помогать тебе в осуществлении каких-то жалких планов!

— Вот как? Обидно. А я было совсем решил — конечно, когда они мне больше не понадобятся, — передать тебе обеих женщин в полное твое распоряжение. Увы! Раз ты не хочешь помочь, придется подарить их более преданному слуге!

— Не посмеешь!

— Еще как посмею! — Горубль яростно погрозил пальцем. — Истинный секрет успеха, мой дорогой мальчик, — полная безжалостность. Я уже получил один хороший урок. Избавься я с самого начала от маленькой девочки — принцессы Адоранны — и маленького мальчика — принца Лафайета, — мне бы не пришлось сейчас ломать голову, как вернуть былое величие.

— Я не стану тебе помогать. — Лафайет закашлялся. — Делай, что хочешь. Централь все равно тебя поймает…

Горубль рассмеялся.

— Ты недооцениваешь изящество моего плана! Должен признать, что Централь, повсюду сующая нос, до сих пор сдерживала порывы моего богатого воображения. Но новое уравнение энергий полностью исключает возможность ее вмешательства. Ведь при переносе ничего не изменится: Адоранна и Дафна останутся на своих местах, только получат новые роли. В матрице вероятностей не возникнет дисбаланса, который мог бы привлечь внимание Централи в мирной Артезии, теряющейся в океане других измерений. Поверь, как бывший инспектор Континуума, я знаю, о чем говорю. А теперь будь благоразумен, соглашайся, и я честно разделю с тобой власть.

— А пошел ты к… — предложил Лафайет. — Без меня Свайнхильда никогда не согласится тебе помогать, а без нее — все твои планы рухнут.

— Как хочешь. — Горубль лукаво улыбнулся. — Я — человек сентиментальный, и предпочел бы видеть тебя в числе друзей, но у меня в запасе есть и другие варианты.

— Блеф! — презрительно сказал Лафайет. — Ты говорил, что заменишь Дафну леди Андрагоррой, но мне доподлинно известно, что ей удалось бежать.

Горубль сладко зевнул, повернулся к Стонрубу.

— Кстати, — сказал он. — Можешь не пытать изменника по поводу того, где находится леди Андрагорра. Ее схватили вместе с любовником полчаса назад, и я жду их с минуты на минуту. А этого бродягу — бросить в клетку Горога Прожорливого. Говорят, он несколько дней не получал пищи, а кушать всем хочется.

— Эх, не везет мне, друг, — пожаловался Стонруб, проводя Лафайета тускло освещенным коридором. — Нет, теперь совершенно ясно, что у меня куча завистников. Это у меня-то, который и мухи не обидит! Вот и говори после этого о долгих годах преданной службы! — Добист вздохнул и остановился у решетки с прутьями дюймовой толщины. — Порядок, он в своем логове и спит, так что не придется отгонять его электрическим прутом, когда открою дверь. Терпеть не могу мучить животных.

— Послушай, Стонруб, — сказал Лафайет, чувствуя зловонный запах и невольно отшатываясь от соломенного тюфяка, на котором валялись обглоданные кости, — ввиду нашей старинной дружбы, не мог бы ты выпустить меня с черного хода? Ведь герцогу необязательно знать…

— Оставить Горога без обеда? Мне стыдно за тебя, друг. Такое предложение не делает тебе чести. — Добист приоткрыл дверь и, как O'Лири ни упирался, втолкнул его в клетку. — Прощай, друг, — сказал он, звеня засовами. — Эх, и тебе не повезло! Сколько секретов ты бы мог от меня узнать!

Когда шаги Стонруба замерли в отдаленьи, из темной ниши в стене раздался низкий гортанный рев. Лафайет резко повернулся и увидел углубление, напоминающее пещеру саблезубого тигра. В темноте засверкали маленькие красные глазки. Потом появилась голова — не с острыми клыками, как у тигра, и не тупая, как у медведя, а заросшая длинными волосами, падающими на человекообразное лицо, испачканное грязью и с жесткой щетиной на щеках и подбородке. Животное вновь зарычало.

O'Лири попятился. Голова приблизилась; стали видны массивные плечи, бочкообразный торс. Огромное существо поднялось на задние лапы, отряхнуло колени, уставилось на Лафайета голодным взглядом.

— Ха! — проревел глубокий низкий голос. — Я тебя знаю! Здорово ты меня надул, приятель, врезав веслом по голове!

— Хват! — Лафайет поперхнулся. — Как… как ты сюда попал? Я думал, это клетка Горога Прожорливого…

— Так оно и есть, голуба. Псевдоним. Пришел я в город, чтобы тебя разыскать, а ребятишки герцога засадили меня за бродяжничество. Я, конечно, очистил от них пару улиц, но потом притомился, а они возьми да кинься на меня со всех сторон сразу, да еще пушечное ядро на голову уронили. — Гигант нежно почесал затылок двумя пальцами.

— Ч-чтобы м-меня разыскать? — O'Лири вновь попятился и уперся в стену, не в состоянии проглотить бильярдный шар, почему-то застрявший в горле и мешавший воздуху проникать в легкие. — 3-зачем?