— Зовите меня просто Мартой, как Ханс. Вы американка?

Мелоди утвердительно кивнула.

— Вы у нас остановились?

— Нет, в Этеле. Я фотограф и работаю здесь по поручению одного журнала.

— Ого, значит, на этот раз Ханс нашел себе приятельницу не только красивую, но и талантливую! Твой вкус заметно улучшился, — ласково поддела Ханса Марта. — А вот с ее стороны — не слишком удачный выбор. Такой верзила, как ты, да и разума-то маловато… Будьте с ним поосторожнее, фрейлейн Адамсон. Он у нас, что называется, немножко бабник…

— Ох, Мелоди, не слушай ее! Марта просто ревнует — сама она уже сто лет как замужем, вот и завидно, что со мной ей погулять уже не удастся.

— Вот ты сейчас получишь у меня! — грозно потрясла поварешкой Марта. — Я шучу, фрейлейн. Ханс у нас парень славный, я-то его с детства знаю.

Не переставая болтать, Марта вновь и вновь подливала жаркое в тарелку Мелоди и подкладывала остро пахнущие ломти свежеиспеченного хлеба. После третьей порции девушка решительно отодвинулась от стола.

— Хватит! — взмолилась она. — Я уже так объелась, что и передвигаться не могу. Набросилась на ваше угощение, как голодный волк… но все действительно так вкусно. Вы мне расскажете, как готовить такой гуляш?

— Конечно! — кивнула польщенная Марта. — Сейчас схожу, запишу вам рецепт, — и повариха направилась прочь из кухни.

— Какая славная женщина, — улыбнулась Мелоди, когда Марта ушла.

— О, в детстве она для меня — да и для всех ребятишек в округе — была словно вторая мать. Свой ребенок, один-единственный, у нее умер. И все мы отчасти заменяли ей его. Марта могла часами решать наши детские проблемы, и ей не надоедало. Она кормила нас до отвала разными вкусностями и отчитывала, когда мы шалили. В этой кухне я провел счастливейшие часы моего детства. — Ханс оглянулся по сторонам, на какое-то время целиком погрузившись в приятные воспоминания.

Когда он заговорил вновь, голос его был едва слышен и в нем стояли с трудом сдерживаемые слезы.

— А после того как умерла моя мать, Марта стала мне еще дороже. Не знаю, что было бы со мной, если бы не ее заботы.

И, словно испугавшись собственной откровенности, Ханс поспешил сменить тему разговора. Но Мелоди успела догадаться, каким, видимо, одиноким и впечатлительным мальчиком он рос. Она особенно хорошо понимала его, потому, что ее собственный душевный опыт одиночества был очень похож на судьбу Ханса.

Окликнув Марту, молодой человек рывком поднял Мелоди из кресла.

— Пойдем, пойдем, ленивица. Надо растрясти калории, которые ты сейчас здесь набрала.

Когда Марта вновь показалась в дверях, Ханс объявил:

— Поведу Мелоди на прогулку. Может быть, к старому дому пройдемся…

Марта удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала и молча кивнула в знак согласия.

— Вы еще зайдете перед отъездом?

— Обязательно. Приготовишь для нас немножко горячего шоколада, ладно?

— Слушай, парень, я тебе что — персональный повар?! Сам и готовь свой шоколад, сладкоежка! — заворчала Марта. — У меня тут и так голодных ртов невпроворот — только успевай поворачиваться. Кто будет постояльцев обедом кормить?

— Ладно, ладно, — примирительно замахал руками Ханс. — Увидимся позже.

Воздух вокруг гостиницы действительно был необыкновенно чистым и свежим, как и обещал Ханс. Мелоди дышала полной грудью, упиваясь сосновым ароматом. Тропинка полого поднималась в гору, но девушка легко поспевала за Хансом, который тактично старался подладиться под ее шаг. Перебравшись через узенький, но бурный ручеек, они внезапно оказались на поляне. В глубине ее виднелся небольшой деревянный дом. Покосившееся крыльцо и буйно разросшаяся трава служили немым упреком забросившим жилище хозяевам. В глазах Ханса появилось странное, страдальчески-отсутствующее выражение, которое встревожило Мелоди.

— Ханс, — она слегка коснулась его руки, — может, лучше пойдем отсюда?

Молодой человек посмотрел на девушку сверху вниз, печальная улыбка тронула уголки его губ и тут же исчезла, оставив неизменным скорбное выражение в глубине его глаз.

— Все в порядке, малышка, — заверил он девушку.

— Но у тебя такой печальный вид! — не унималась Мелоди.

— Просто вспомнил, как выглядел этот дом когда-то давным-давно… Здесь я провел свое детство. И потом долго не мог заставить себя вернуться сюда, было слишком тяжело. Между прочим, — Ханс выдержал многозначительную паузу, — я еще никогда не приводил сюда никого из посторонних…

Только тут Мелоди поняла, почему у Марты был такой встревоженный вид, когда Ханс сообщил ей о маршруте их прогулки. Добрая женщина сразу же догадалась, насколько важна и дорога Хансу его новая знакомая — настолько, что он решился приоткрыть перед ней уголок своего прошлого, до сих пор бережно хранимого от посторонних.

Наконец Мелоди собралась с духом и сочувственно произнесла:

— Спасибо, что привел меня сюда. Я понимаю твои чувства, Ханс. Помню, как мне было трудно и больно увидеть вновь родной дом после того, как погибли мои родители. Все вокруг казалось таким безжизненным и пустым, как будто вместе с родителями ушла из дома и вся радость жизни, смех, который, бывало, звучал в этих стенах… Но потом, со временем, я приучила себя относиться к этому месту спокойнее, просто как к обычному жилищу, одному из многих, никак не влияющих на мою нынешнюю жизнь. Зато теперь, как бы сильно ни изменился мой родной дом — моя память ему неподвластна. Но мысленно я всегда смогу себе представить, как все там выглядело в те времена, когда родители были еще живы.

Ханс в порыве благодарности положил ей руки на плечи:

— Слушай, малышка, а у тебя, оказывается, отзывчивое сердце!

И вместо того, чтобы ослабить это мимолетное объятие, он еще ближе привлек к себе Мелоди. Поцелуй его был нежным и осторожным, словно робкий вопрос о чем-то сокровенном, и когда девушка не ответила на него, Ханс не стал настаивать, хотя в глазах его появилась затаенная боль.

— Извини, — прошептала Мелоди и спрятала лицо у него на груди, обтянутой толстым шерстяным свитером.

Ханс приподнял ее голову за подбородок и заставил взглянуть ему прямо в глаза. Потом легко коснувшись кончиком пальца полураскрытых губ девушки, он добился того, что слова, уже готовые сорваться с них, замерли на ее устах.

— Тс-с! Не волнуйся, малышка. Все в порядке. Тебе не за что извиняться. Это я должен попросить у тебя прощения — я поторопился. Но нам отпущено не так уж много времени, вот в чем дело… — Ханс вздохнул. — Ладно, может быть, и за этот короткий срок мне удастся сделать максимум возможного. Вдруг мне даже повезет и я смогу убедить тебя остаться здесь подольше, а? Ну ладно, пошли обратно, нас ждет горячий шоколад.

Мелоди была рада возвращению, но при этом не могла не ощущать в душе какой-то щемящей пустоты, уже не отпускавшей ее в течение всего оставшегося дня. И хотя в воздухе разливалась вечерняя свежесть, она догадывалась, что холод, пробирающий ее до самого сердца, вызван не вечерней прохладой, а идет изнутри, из ощущения какой-то пустоты и потери. Да, Ханс — замечательный парень, и Мелоди страшно сожалела, что не в силах ответить на его чувство. Просто он отчего-то совсем не волновал ее и не повергал в смятение так, как это делал Брэд.

На время девушке удалось развеять свою печаль, когда они сидели в кухне у Марты, но по пути обратно в Этель ее вновь охватили невеселые раздумья. В результате множества сомнений Мелоди все же решила, что ей нужно чистосердечно признаться Хансу в своих истинных чувствах. Его искренность и прямота заслуживают ответной откровенности. По крайней мере, тогда они хотя бы смогут остаться друзьями.

Мелоди искоса поглядела на красивый мужской профиль, подавляя мгновенно вспыхнувшее желание откинуть назад белокурую прядь, спадающую на его ровный загорелый лоб. Она скользнула взглядом по мускулистой руке, легко, без видимых усилий удерживавшей в повиновении руль автомобиля, и вдруг так же неожиданно в голову ей закралась мысль: интересно, а как бы отреагировала она, если бы эта красивая рука уверенно и властно касалась бы ее, Мелоди, обнаженного тела?