— Эдвард! — воскликнула она. — Ты совсем не изменился.

Он засмеялся.

— Нет-нет, — поддразнила его она. — Я всегда любила седые волосы, а небольшой лишний вес тебе идёт. Так, по-моему, и должен выглядеть выдающийся адвокат из моего родного города.

Он поцеловал её в обе щеки, она взяла его под руку, и они пошли за метрдотелем к своему столику. Их ждала большая бутылка шампанского.

— Шампанское — как мило! А что празднуем?

— Нашу с тобой встречу, дорогая моя. — Эдвард заметил, что Флорентина задумалась. — Что-то не так?

— Нет, я просто вспомнила, как сидела в слезах на полу Латинской школы для девочек, а ты отрывал лапу у Франклина Рузвельта, а затем облил его чернилами.

— Ты сама напросилась, когда повела себя как последняя воображала! Ну что, будем заказывать? Мне надо поговорить с тобой об очень многих вещах.

— Я заинтригована, — сказала Флорентина, после того как они сделали заказ.

— Чем?

— Для чего юрист из Чикаго полетел в Нью-Йорк на встречу с хозяйкой сети гостиниц?

— Я приехал не как адвокат из Чикаго. Я приехал как казначей отделения Демократической партии графства Кук.

— Я пожертвовала сто тысяч долларов демократам Чикаго в прошлом году. И обрати внимание: Ричард пожертвовал сто тысяч долларов республиканцам Нью-Йорка.

— Мне не нужны твои деньги, Флорентина, — я знаю, ты на каждых выборах поддерживаешь девятый округ. Мне нужна ты.

— Что-то новое, — улыбнулась она. — В последнее время мужчины перестали говорить мне такие слова. — И продолжила уже более серьёзным тоном: — Ты знаешь, Эдвард, я столько работала в последние годы, что едва успевала голосовать, не говоря уже о личном участии. Более того, после «Уотергейта» Никсон мне кажется отвратительным, Агню[15] — ещё хуже, и теперь, когда Маски[16] отказался от участия в выборах, остаётся только Джордж Макговерн,[17] но и он не особенно вдохновляет.

— Но ведь…

— Помимо этого, у меня муж, двое детей и компания с капиталом в пятьсот миллионов долларов.

— Ну и что ты будешь делать в течение следующих двадцати лет?

— Доведу капитал компании до миллиарда.

— Иными словами, станешь повторяться. Я согласен с твоими суждениями относительно Макговерна и Никсона: один слишком хорош, другой — слишком плох, — и не вижу на горизонте никого, кто мне бы понравился.

— И поэтому ты хочешь, чтобы я выставила свою кандидатуру на президентских выборах в семьдесят шестом?

— Нет, я хочу, чтобы на выборах в Конгресс ты стала кандидатом от девятого округа Иллинойса.

Флорентина уронила вилку.

— Если я точно помню, это означает восемнадцатичасовой рабочий день, оклад в сорок две тысячи пятьсот долларов в год и отказ от семейной жизни. Но хуже всего то, что мне надо будет поселиться в девятом округе Иллинойса.

— Ну, не всё так плохо. В девятом округе находится отель «Барон», а для тебя это станет просто ступенькой.

— Куда?

— В Сенат. А потом — и к президентскому креслу.

— Эдвард, у меня не две жизни, одну из которых я могу тратить на управление отелями, и ещё одну…

— Я всегда верил, что ты можешь сыграть важную роль в политике страны! Я считаю, что пришло время вернуть то, что ты взяла у других, и убеждён в этом ещё сильнее с того момента, как увидел, что ты не изменилась.

— Но я уже многие годы не занимаюсь политикой даже на самом низком уровне, не говоря уже о национальном.

— Флорентина, ты не хуже меня знаешь, что у большинства депутатов Конгресса нет ни твоего огромного опыта, ни твоего интеллекта. То же самое можно сказать и о многих президентах, — подумай об этом.

— Эдвард, ты мне польстил, но не убедил.

— Хорошо, тогда я просто скажу, что наша группа в Чикаго хочет, чтобы ты вернулась домой и выставила свою кандидатуру от девятого округа.

— Бывшее место Генри Осборна?

— Демократы отвоевали его назад в пятьдесят четвёртом, но у нас до сих пор нет достаточно большого перевеса, чтобы чувствовать себя уверенными перед очередным вызовом со стороны республиканцев.

— Ты спятил, Эдвард. Кому это нужно?

— Подозреваю, что тебе, Флорентина. Подари мне один день своей жизни, приезжай в Чикаго и поговори с людьми, которые выступают за тебя. Скажи своими словами, что́ ты думаешь о будущем этой страны. Ну, хотя бы ради меня…

— Хорошо, я подумаю и перезвоню тебе. Но предупреждаю: Ричард решит, что я сошла с ума.

Флорентина ошиблась. В тот вечер Ричард приехал домой поздно, — он вернулся из поездки в Бостон, — а за завтраком на следующее утро сообщил ей, что она разговаривала во сне.

— И что я сказала?

Ричард посмотрел на жену.

— А то, о чём я всегда догадывался.

— И что это было?

— «Я хочу выдвигаться».

Флорентина не ответила.

— Почему Эдвард так срочно захотел встретиться с тобой?

— Он предлагает мне вернуться в Чикаго и выдвинуть свою кандидатуру в Конгресс.

— Так вот зачем он приезжал! Что же, я думаю, тебе надо серьёзно отнестись к этому предложению. Ты ведь очень долго критически воспринимала тот факт, что умные женщины не идут в политику. Ты также всегда ясно выражалась о способностях женщин, ушедших в политику. Теперь ты можешь прекратить жаловаться и сделать нечто конкретное, а не просто прийти на избирательный участок.

— А что будет с группой «Барон»?

— Ну, выжили же как-то Рокфеллеры, — нет сомнения в том, что и Каины как-нибудь справятся. В конце концов, в группе сегодня двадцать семь тысяч человек. Подозреваю, что мы сможем найти десятерых, которые займут твоё место.

— Благодарю вас, мистер Каин. Но как мне жить в Иллинойсе, если ты будешь в Нью-Йорке?

— Это решается просто. Я буду прилетать в Чикаго на выходные. А по средам ты можешь прилетать вечером в Нью-Йорк. А когда тебя изберут, по средам в Вашингтон буду прилетать я.

— Ты говоришь так, будто уже какое-то время думал об этом, мистер Каин!

Флорентина вылетела в Чикаго через неделю, и в аэропорту О’Хара её встречал Эдвард.

Их отвезли в город, и Эдвард вкратце рассказал о людях, с которыми ей предстояло разговаривать.

— Все они — партийные функционеры, верные своему делу, они читали о тебе или видели тебя по телевизору.

— Сколько человек придут на встречу?

— Около шестидесяти. Семьдесят, если нам повезёт.

— И ты хочешь, чтобы я сказала им несколько слов о своём видении проблем страны?

— Да.

— И потом я смогу вернуться домой?

— Если захочешь.

Машина остановилась возле штаба Демократической партии графства Кук на Рэндольф-стрит, там Флорентину встретили и провели в главный зал. Она была ошеломлена, увидев, что зал до отказа забит людьми, причём некоторые стояли в проходе. Заметив её появление, присутствующие начали аплодировать.

— Ты же сказал, что будет совсем мало народу, Эдвард, — прошептала Флорентина.

— Я удивлён не меньше твоего. Я предполагал, что будет максимум семьдесят, а собралось больше трёхсот человек.

Флорентину представили членам комитета по выдвижению кандидатур, а затем провели на сцену. Она села рядом с Эдвардом и увидела перед собой людей, в глазах которых светилась надежда, людей, которые не знали роскоши, сопровождавшей её ежедневно. Как этот зал контрастировал с её собственным залом заседаний совета директоров, где сидели мужчины в костюмах от «Брукс бразерс», заказывающие мартини перед обедом. Впервые в жизни она была смущена своим богатством и надеялась, что оно не бросается в глаза.

Эдвард поднялся с места и вышел на середину сцены.

— Дамы и господа, мне выпала честь представить вам сегодня женщину, которая завоевала уважение и восхищение американского народа. Она создала одну из крупнейших финансовых империй мира, и я полагаю, что и в области политики она добьётся не меньшего успеха. Надеюсь, что сегодня вечером в этом зале начнётся её политическая карьера. Дамы и господа, Флорентина Каин!