А сейчас вернемся к тому, с чего мы начали наше повествование: «Головачева арестовали 25 августа; Сопровского, Кольчинского, Рудановского — через два дня…»

Чем же располагало дознание — ОБХСС Кировского района Ленинграда — к 25 августа? Актом контрольного обмера, выполненного Ленинградской областной конторой Стройбанка в июне и зафиксировавшего «завышения» в несколько сот тысяч рублей. Банк тогда же отнес их к «оправданным», поскольку в том году вводились новые сметные цены и работы иной раз опережали поступление утвержденных смет; нарушение, по сути, было формальным; добросовестные, серьезные работники Стройбанка не стали поднимать шум, ограничившись актом. Было в распоряжении ОБХСС и некое анонимное письмо, написанное туманно и весьма развязно. В нем сообщалось, что «в тресте окопались жулики», мельком назывались фамилии Головачева и Сопровского… И вот были произведены аресты.

Откроем теперь Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, чтобы ознакомиться со статьей 89 — «Применение мер пресечения».

Как видим, для заключения под стражу нужны достаточные основания. Но даже и в этом случае заключение под стражу далеко не единственная мера пресечения.

Можно ли было опасаться, что Сопровский, Головачев и другие «скроются от дознания»? Или «воспрепятствуют установлению истины»? Какую истину, собственно, надо было установить? Видимо, в первую очередь, были ли «завышения»? Проконсультироваться с компетентными людьми относительно заключения Стройбанка, если надо, потребовать новых контрольных обмеров, которым никто помешать не мог. На тысячах стройплощадок их систематически выполняют четко и честно, абсолютно никого при этом не изолируя от общества.

Первым ошибочным шагом в этой уникальной истории явился поспешный арест. И вот юристы не от доказательств пошли к аресту, а от ареста к доказательствам. После того, как Сопровский и остальные без достаточных оснований были арестованы, а работа стройки разлажена, инициаторы дела № 8436 оказались в положении, когда надо было или «оправдать» арест, или нести ответственность за содеянное. Инспектор Твардовский и следователь Попова избрали первое. Их усилия на этом этапе напоминают усилия рыбаков, расставляющих сети в незнакомой реке наугад, на авось. Твардовский вывозит из конторы СУ мешками документацию. В надежде что-то найти.

Когда же материалы попадают к следователю Белову, его завораживают полмиллиона, те самые, что из акта Стройбанка перешли в дело. Цифра становится магической — замаячило крупное дело…

Став магической для Белова, огромная цифра начинает самостоятельно формировать ситуацию; теперь уже не Белов ее хозяин, а она господствует над ним. Он совершает второй в этой уникальной истории роковой шаг: вносит ее в ходатайство о продлении следствия. Могущество цифры возрастает — она названа в солидном документе. Теперь и ее надо «оправдать». И вот и Шкроба, и судебно-техническая экспертиза «находят» по 500 тысяч…

На суде выяснилось, что эксперты давным-давно не работают на стройках, двое из них к тому же не имеют высшего образования. Дело экспертиза разбирала по нормативам пятнадцатилетней давности, что, пожалуй, неудивительно, если учесть, что эксперты — пенсионеры, находящиеся на заслуженном отдыхе. Ситуация та же, как если бы при расследовании загадочного убийства медицинская экспертиза была поручена фельдшеру-пенсионеру.

«Завышения» по новым, не фигурировавшим в акте банка работам были «найдены». Цифра, подобно подпоручику Киже, «не имея фигуры» и не заключая в себе ровно никакой реальности, получает судьбу. Она заново рождается дважды: суммы «завышений» порядка 500 тысяч «обнаруживают» и судебно-техническая экспертиза, и Шкроба. Белов складывает эти две суммы, вот и получается 821 066 рублей. Точность-то какая, чуть ли не до копеек!

Белов боролся за магическую цифру самоотверженно. Он не остановился перед тем, чтобы аннулировать ряд смет, а одну (81 К — это целая детективная история) уничтожил даже физически. Оказавшись в «магической ситуации», он вынужден был совершать абсурдные действия, ибо смета — вещественное доказательство и уничтожение ее по нормальной юридической логике необъяснимо. Детектива, который, распутывая убийство, уничтожил бы нож, найденный рядом с трупом, сочли бы сумасшедшим.

Истина восторжествовала на суде. Десять находившихся на скамье подсудимых работников были признаны полностью не виновными ни в приписках, ни во взятках, ни в получении беззаконных премий. Более того, приговор суда — тоже редкий случай! — зафиксировал их заслуги в рационализации и экономии материалов и государственных средств (Верховный суд РСФСР оставил в силе приговор Ленинградского городского суда, полностью отклонив протест прокуратуры).

Особо дотошный читатель, вероятно, захочет задать мне один вопрос: а что в самом деле было на стройке? Неужели дым (анонимное письмо) без огня? Не может быть, чтобы ничего не было!

Отвечаю: было. Деньги несколько раз выписывались незаконно и использовались не по назначению: на оплату проектных работ частным лицам, что категорически запрещено законом; на покупку подарков ветеранам в День Советской Армии; на устройство товарищеских ужинов в торжественные дни. И суд, тщательно разобрав каждый из таких эпизодов, приговорил Сопровского и Головачева на один год восемь с половиной месяцев лишения свободы (столько они и находились в заключении — от момента ареста до объявления приговора). Тревогин осужден на два года условно. На совести Сопровского 110 рублей, на совести Головачева 75 рублей, на совести Тревогина 75 рублей (остальные подсудимые — их семеро — оправданы полностью, да и Сопровский, Головачев и Тревогин тоже оправданы по тем тяжким статьям, которые фигурировали в обвинении).

Небезынтересно теперь посмотреть, во что обошлись юридическая неграмотность, недобросовестность. Компетентные люди в «Главзапстрое» скрупулезно точно подсчитали, что из-за резкого падения темпов работы СУ-30 в сентябре октябре главк понес убытков более миллиона рублей. Стан вошел в строи позже, чем мог бы войти. Это уже потеряли мы с вами, общество.

Миллионы рублей!

Не считая инфарктов…

Теперь Сопровский, Головачев и остальные работают, опять строят, о них отзываются с уважением, у них все в порядке.

Относительно все в порядке и у инициаторов уголовного дела № 8436. Попова получила строгий выговор, но осталась на том же посту. Белов понижен в должности, но зато получил повышение Твардовский: теперь он уже не инспектор, а заместитель начальника ОБХСС района.

Судебное разбирательство по уголовному делу № 8436 показало, что действующие у нас законы — от Уголовно-процессуального кодекса до инструкции по выполнению контрольных обмеров — полностью гарантируют достоинство истины и личности. Тем усерднее надо эти законы помнить и выполнять.

Добавлю в заключение, что суд вынес частное определение об ошибках дознания и следствия.

А стан «350» работает, выдает высококачественный металл. Это действительно отличный стан, гордость социалистической индустрии.

Когда на первом суде (а было их пять по этому делу) директор Оренбургского музыкального училища Ю. А. Андреев, характеризуя отношения А. В. Снегова и О. П. Лебедевой, опрометчиво, а быть может, иронично упомянул имена Ромео и Джульетты, то адвокат не замедлил задать вопрос: «Что же в том нехорошего — быть похожими на шекспировских героев?» И директор в полном соответствии с истиной объяснил, что Ромео и Джульетта педагогами не были.