Ночка*
Мне двенадцать лет было. Подружки мои еще в куклы играли да через веревочку прыгали, а уж я хозяйкой была.
Сама и белье стирала, и по воду ходила, и кухарила, и полы мыла, и хлебы пекла…
Нелегко было, только я не жаловалась.
Мама у нас умерла. Папа второй год с белыми воевал. Жили мы вдвоем с братом. Ему уж тогда пятнадцатый год пошел, он в комсомоле состоял. А меня в комсомол не брали. Говорят – маленькая.
А мне обидно было. Какая же я, помилуйте, маленькая, когда я не только обед сготовить или что, – я даже корову доить не боялась.
Корова у нас была хорошая, красивая, во всем городе такой второй не сыскать. Сама вся черная, как ворона, и только на лбу белая звездочка. Зато и кличка у нее была подходящая – Ночка.
Это еще мама ее так назвала, еще теленочком. Я, может, за это и любила ее так, нашу Ночку, что она мамина воспитанница была.
Ухаживала я за ней – сил не жалела.
Бывало, встану чуть свет, сама не поем, а Ночке воды согрею, сена натаскаю: «Ешь, – говорю, – Ноченька, поправляйся». Потом доить сяду.
А как подою, Васю разбужу и скорей гоню Ночку в стадо.
А для меня это самое милое дело – корову в стадо гонять. Бывало, меня соседки просят:
– Верочка, возьми и нашу заодно.
– А что ж, – говорю, – давайте!
Прихвачу штуки три-четыре – мне еще веселее.
Иду, кричу:
– Гоп! Гоп!
А коровы мычат, стучат, колокольчиками брякают.
Так через весь город и топаем.
А потом – река. А на реке – мост.
Мы через мост идем:
«Туп! Туп! Туп!»
А потом уж луга пошли. А за лугами лес. Ну, тут и прощаемся.
Я, правда, никогда сразу из лесу не уходила. Утром в лесу хорошо. Другой раз возьму с собой шить или починить что-нибудь и сижу себе, ковыряюсь до самого обеда. А рассидишься если, так и уходить не хочется.
Правда, меня пугали, будто в лесу бандиты орудуют. Только я сначала не верила. Мало ли что девочки брешут. Но потом и Вася мне однажды говорит:
– Ходи осторожнее. В заречных, – говорит, – хуторах действительно орудуют…
А потом уж и по всему городу слухи пошли о бандитах.
Такие о них ужасы рассказывали, будто они и живых в землю закапывают, и маленьких детей режут, и даже кошкам и собакам – и тем пощады не дают.
А у нас в городе в то время никакого войска не было. И некому было его защищать. Одни комсомольцы остались, вроде Васи нашего. Им на всякий случай оружие выдали. И Вася мой тоже какой-то наган завалящий получил. Но только на них не надеялись. Какие же это защитники – мальчишки желторотые!
Всё ожидали, что вот-вот Красная Армия подойдет. Богунская дивизия тогда подступала от Киева.
Эту дивизию у нас в городе все ночью и днем ждали. А я больше всех ждала. Потому что в одном из полков этой дивизии служил наш папа.
А уж я о нем так соскучилась, так соскучилась, что и сказать не могу. Бывало, ночью проснусь, лежу и слушаю: не идут ли, не слышно ли? А потом в подушку забьюсь и плачу тихонько, чтобы Вася не слышал. А то ведь, если услышит, задразнится. Он и так меня плаксой называл. А я – ничего не скажу – любила поплакать.
Дело осенью было. Я уж давно с хозяйством управилась, обед сготовила, на стол накрыла, – сижу, дожидаюсь Васю. А Васи моего чего-то все нет и нет. А мне уж за Ночкой пора – уж доить время.
Вдруг слышу: за окном где-то – бах! бах!
Я думала – это бочки с водой по улице катятся.
А потом, как еще раз бабахнуло, – «нет, – думаю, – это не бочки… это, пожалуй, скорее всего с винтовок стреляют».
«Ох, – думаю, – не папина ли это дивизия подходит?»
Только подумала, слышу: в сенях со всего размаху дверь как хлопнет. Вася вбегает. Сам бледный, рубаха на шее расстегнута, козырек набок свернулся.
Я испугалась даже. На скамеечку даже присела.
– Что, – говорю, – Васенька? Что такое? Что с тобой?
А он на меня дико так посмотрел и говорит:
– Банда идет!
– Какая банда?
– Такая вот… Соколовского атамана банда. С Богуславского хутора хлопчик сейчас прискакал. Богуславку сожгли, сюда идут.
– Ой, – говорю, – что же это будет?
– Ничего не будет, – говорит Вася. – Защищаться будем. Я за наганом пришел. У нас в комитете сбор.
Я не подумала, вскочила. Говорю:
– Я тоже пойду.
Рассердился Вася.
– Ну да! – говорит. – Только тебя там и ждали, Матрена Ивановна!..
Обиделась я, еле слезы сдержала. Но не сказала ему ничего, отвернулась.
А Вася наган из-под подушки достал, почистил, подул на него зачем-то, сунул за пояс и побежал.
А я посидела, подождала, да и за ним следом.
Прибегаю в комитет, а там уж народу – не протолкаться. Там комсомольцам – мальчишкам и девчонкам – оружие выдают. Кому – наган, кому – винтовку, а кому – только один штык от винтовки.
Я потолкалась да и тоже в очередь стала.
Подошла очередь, я говорю:
– Дайте и мне.
Оттолкнули меня. Говорят:
– Иди, не мешай!
Я говорю:
– Дайте, пожалуйста! Я ж тоже хочу город защищать.
– Иди, – говорят, – не путайся.
Я говорю:
– Вы думаете, я маленькая? Я же не маленькая. Я – сильная. Во, посмотрите, какие мускулы у меня…
Тогда этот паренек, который оружие выдавал, говорит:
– Ну, на, попробуй.
И винтовку мне подает.
Я винтовку взяла – и чуть на пол не села. Действительно, хоть мускулы у меня и крепкие, а тяжело.
Я говорю:
– Вы мне дайте – знаете, бывают такие маленькие… карабинчики, что ли…
– Эва, – говорит, – чего! Может, тебе еще игрушечный пугач выдать? Иди, не задерживай, некогда…
Я в сторону отошла, слышу: ребята судачат о чем-то.
– Мост, – говорят, – сейчас взрывать будут.
Все говорят:
– Правильно! Пусть через реку сунутся – без моста-то.
А один говорит:
– А что толку-то? Мост! Они, если захотят, и по плотине у Стахеевской мельницы переберутся.
– Ну, это положим. Кто им, интересно, покажет эту плотину! О ней ведь и в городе не всякий знает.
Я сразу и не поняла, о чем они там говорят. Какой мост? Почему взрывать? А потом, как вспомнила, что у нас в городе всего один мост, – догадалась. Значит, они хотят бандитов от города отрезать. Ведь если моста не будет, им сюда не попасть.
«Ловко, – думаю. – Молодцы ребята! Хоть и мальчишки, а ничего, соображают…»
Подумала так, и вдруг меня за плечо кто-то как схватит. Оглянулась – Вася.
– Ты что? – говорит. – Тебе кто позволил?
Я хоть и не боялась его ни капельки, а все-таки испугалась.
– Я, – говорю, – не зачем-нибудь пришла. Я – просто так, поглядеть.
– А ну, домой сию же минуту!
Рассердился.
– Мне, – говорит, – перед отцом за тебя отвечать!
– Да? – говорю. – А за тебя, интересно, кому отвечать?
– Еще рассусоливать?! Пигалица!.. Марш!!
Ну, я спорить не стала больше, поглядела на него как следует и пошла.
До угла не успела дойти – как бахнет! В ушах зазвенело. И даже в глазах темно стало.
Оглянулась – все небо черное. И сразу на улице дымом запахло.
Я думаю:
«Что это? Откуда?»
А потом вспомнила:
«Мост!»
Очень мне захотелось на реку побежать, поглядеть, как этот взорванный мост гореть будет. Но не пошла.
«Нет, – думаю. – Надо и правда домой спешить. А то я даже и дверь на замок не закрыла. Да и поздно уж – пора за Ночкой в стадо бежать…»
Подумала так и похолодела.
– Ой, батюшки! Милые мои! Ночка-то! Ночка-то ведь моя – за рекой?!
«Что же мне делать? – думаю. – Миленькие!..»
У меня даже слезы из глаз брызнули.