Данный ритуал демонстрирует одно из самых изумительных качеств человеческой психики. Не случайно женщины сохраняют архетипический образ возлюбленного из отдаленной, неведомой земли, мужчины, появившегося из-за моря-океана, встретившего ее однажды и ушедшего назад. Этот мотив известен из вагнеровского «Летучего голландца» и ибсеновской «Дамы из моря». В обеих драмах дама ожидает чужеземца, который должен прийти из-за далеких морей, чтобы пережить большую любовь к ней и с ней. В опере Вагнера героиня по-настоящему влюбляется в образ, который видит воочию еще до того, как появляется сам герой. В «Даме из моря» героиня только однажды встретила своего избранника и теперь вынуждена все время ходить на берег моря в ожидании его возвращения. В вавилонском ритуале этот архетипический образ существовал конкретно с целью вызволить женщину из тисков родительских образов, являющихся также образами архетипическими и посему чрезвычайно мощными. Я написал небольшую книгу о взаимоотношениях между Эго и бессознательным [60], где описал случай проекции образа отца, имевший место у лечившейся у меня женщины; и о том, как эта проблема разрешилась благодаря анализу архетипического образа, лежавшего в основе этого переноса.

Первая стадия лечения переноса вовлекает не только осознание пациентом того факта, что он все еще смотрит на мир из детской или классной комнаты и т. п., то есть содержанием его проекций и ожиданий остаются все положительные и отрицательные авторитеты его личного опыта; в осознание должна быть включена вся объективная сторона вопроса. Для создания действительно зрелой установки, зрелого отношения пациент должен понять саму субъективность всех тех образов, которые, как казалось, создают саму проблему. Он должен ассимилировать их, сделать частью собственного психического; должен обнаружить, в каком смысле они является частью его самого; каким образом он приписывает, например, положительную оценку тому или иному объекту, когда фактически это и есть он сам, тот, кто эту оценку выставляет. Тем же самым образом он проецирует собственные отрицательные качества и соответственно ненавидит объект и испытывает отвращение к нему. Здесь необходимо понять, что субъект сам проецирует свою собственную низменную сторону, свою тень, так сказать, предпочитает иметь оптимистический и односторонний образ себя самого. Фрейд, как известно, имеет дело только с объективной стороной. Но фактически невозможно помочь пациенту усвоить содержание его невроза снисходительными ссылками на детское отсутствие ответственности или смиренным указанием на глупую судьбу, жертвой которой является пациент. Его невроз означает требование стать целостной личностью, а это включает узнавание и ответственность за свое целостное бытие, за его хорошие и плохие стороны, возвышенные и низменные функции.

Предположим теперь, что проекция личностных образов как таковая состоялась, реализовалась и возымела действие, и тем не менее имеет место перенос, который вы просто не можете устранить. Тогда в терапии переноса мы вступаем во вторую стадию. Эта стадия – разделение личностных и безличностных содержаний. Личностные проекции, как мы видели, устраняемы в принципе; для этого они должны оказаться осознанными, но безличностные проекции устранить нельзя, так как они принадлежат структурным элементам самой психики (самого психического бытия). Они оказываются не реликтами переживаемого прошлого, а наоборот, целенаправленными и компенсаторными функциями чрезвычайной важности, надежной защитой в ситуациях, в которых человек, как говорится, теряет голову. Скажем, в случае паники (неважно, внутренней или внешней) вмешиваются архетипы, дающие человеку возможность совершения адаптивных инстинктивных действий. Реакция человека в данном случае оказывается такой же, какой она обычно и была на протяжении всей истории человечества, поэтому сам механизм жизненно важен.

Следует заметить, что проекция этих безличностных образов сама по себе носит опосредованный характер. А поэтому устранить здесь можно лишь сам акт проекции, но никак не ее содержание, чего, кстати, не стоит и пытаться делать. При всех стараниях пациент не может ассимилировать безличностные содержания в своем сознании; тот факт, что они по сути безличностные содержания, как раз и является причиной их проекции; человек чувствует, что они не принадлежат определенному субъекту, его индивидуальному разуму, а локализуются где-то вне единичного Эго, и за отсутствием подходящей субъективной формы их вместилищем является определенный человеческий объект. Поэтому необходимо быть крайне внимательным, имея дело с безличностными проекциями. Например, было бы большой ошибкой сказать пациенту: «Пожалуйста, поймите, что вы проецируете на меня образ спасителя. А это глупо – уповать на спасителя и делать меня ответственным за это упование». Встретившись с «надеждой» подобного рода, отнеситесь к ней серьезно. Все человечество живет с подспудным ожиданием спасителя; это ожидание можно обнаружить везде: обратите внимание хотя бы на Италию или Германию (1935 г. – время прихода и разрастания фашизма. – Примечание переводчика.). Сегодня у вас, в Англии, нет спасителя, нет его и у нас, в Швейцарии. Но я не верю, что мы так уж сильно отличаемся от остальной Европы. Ситуация у нас лишь немного отличается от итальянской или германской; возможно, они чуточку менее уравновешены, но даже и у нас с уравновешенностью не все гладко. В указанных странах комплекс спасителя обнаруживается в виде психологии массы, толпы. Комплекс спасителя – архетипический образ коллективного бессознательного, и совершенно естественно, что он активизируется в эпохи, так насыщенные проблемами и дезориентацией, как, к примеру, наша. В коллективных событиях несложно увидеть, как сквозь волшебное стекло, что может произойти с отдельным индивидом, внутри него самого. Даже в относительно простой ситуации – панике – приходят в действие все компенсаторные психические элементы. И это совсем не патологическое явление. Возможно, покажется странным, что коллективное бессознательное выражается в политической форме. Но форма – фактор весьма иррациональный, и наше рациональное сознание не может указывать ему, каким должно быть его проявление. Конечно, предоставив коллективное бессознательное самому себе, следует ожидать, что его активация окажется весьма разрушительной; она может обернуться массовым психозом. Поэтому связь человека с коллективным бессознательным всегда регулируется; существует определенная форма, в которой выражаются архетипические образы. Так как коллективное бессознательное – функция, действующая непрерывно, то человек должен постоянно поддерживать с ней контакт. Его психическое и душевное здоровье зависят от кооперации с безличностными образами. На практике подобная связь поддерживается религией, поскольку в наличии всегда имеется та или иная религиозная форма или структура.

Что такое религия? Религия есть психотерапевтическая система. А что делаем мы, психотерапевты? Мы пытаемся лечить страдания человеческого разума, человеческой психики или человеческой души, религия имеет дело с той же самой проблемой. Поэтому наш Бог – целитель, доктор, он исцеляет больного и имеет дело с душевными трудностями человека, а это и есть именно то, что мы называем психотерапией. Когда я говорю о религии как о психотерапевтической системе, то это не игра слов. Религия – мощно работающая психотерапевтическая система, в ней заключена огромная практическая истина. Могу сказать одно: клиентов у меня достаточно много, и живут они на разных континентах, при этом, где бы ни жил я сам, меня окружали практически одни католики; но за последние тридцать лет у меня побывало вряд ли больше чем шесть действительно верующих католиков. Подавляющее большинство пациентов составляли протестанты и иудеи. Однажды я разослал опросник людям, которых не знал лично; в нем я спрашивал: «Как бы вы поступили, окажись в психологическом затруднении? Предпочли бы вы пойти к доктору или к священнику (пастору)?» Самих ответов я уже не помню, но хорошо помню то, что около 20 % протестантов предпочли пойти к пастору. Остальные же были настроены против пастора и предпочли доктора, причем самыми убежденными в этом оказались родственники и дети священнослужителей. Помню один интересный ответ китайца. Тот заметил: «Когда я молод, я иду к доктору, а когда стар – к философу». А среди католиков 58 или 60 % ответили, что, конечно, пойдут к священнику. Это доказывает, что католическая церковь, в частности с ее строгой системой религиозных предписаний и наставлений к образу мышления, является терапевтическим институтом. У меня было несколько пациентов, прошедших аналитический курс лечения, которые после этого сделались убежденными католиками; было несколько и других, вступивших в так называемую группу «Оксфордское движение» – с моего благословения! Я думаю, что существование подобных институтов совершенно правильно и полезно. Ими нас обеспечила история, и будь я сам человеком средневекового склада мышления, то с легкостью принял бы подобное вероучение. К несчастью, воцерковление требует в некотором смысле средневекового образа мыслей, чего я не имею в достаточной степени. Но и из сказанного ясно, что я подхожу к архетипическим образам и соответствующей форме для их проекции весьма серьезно, потому что коллективное бессознательное занимает значительное место в психическом существовании человека.