Чтоб вас всех…

— Ну от нее другого и не ждали. Вон, какая слабая… — по хамски хмыкнул один из них.

Они о чем-то еще говорили, но я уже их не слышала. Я оказалась на улице с другой стороны здания, откуда зашла. А именно на заднем дворике. Чтобы оказаться у общежития надо было всего-лишь пройтись по короткой дорожке.

Двор был заполнен юными творениями, которые вовсе не обращали внимания на болезненную первокурсницу. А чем именно они были увлечены, не было интересно мне. Я смотрела и видела перед собой злополучную дверь, которая приближалась ну очень медленно. Или это я так волочилась. Не знаю чем и за что меня вознаградили, но я могла думать лишь о том, когда все это, наконец, прекратится.

С каждым шагом, однако, мне становилось легче. Ноющая боль понемногу отходила, позволяя легче дышать.

Я вновь приласкала родовой артефакт, спрятанный от чужих глаз под плотной рубашкой.

Дверь маячила совсем недалеко вместе с пропускной печатью, когда я почувствовала изменения. Нет, они не были связаны с состоянием организма. Изменения в целом. Дышалось очень легко. Воздух мягко проникал в легкие и так же незаметно выходил. А еще стало намного светлее…

Но удобная постель сейчас меня интересовала больше всех.

Печать увеличилась, а дверь скрипнула, приглашая меня в свой пустой и тусклый холл. Сейчас дойду до этажей и сверну направо.

Дверь еще раз скрипнула, предупреждая о том, что закрылась и отрезала мне путь побега. Потому что неожиданный обхват сзади за талию, пусть и мягкий, пустил мою душу в трепещущий марафон. Первая же появившаяся мысль забила в голове тревогу, подключая к действию тело. И словно не было той слабости. И остались только голые инстинкты — защититься.

А когда я издала некий звук, похожий больше на писк, мне зажали еще и рот. Говорить, что я не побрезговала укусить мужскую ладонь? Нет. В голове истерически билась мысль, что Дарм меня нашел. Дознаватель Джон Дарм нашел меня в самом скрытном месте.

Утробный смешок у самого уха и жаркое дыхание заставили притихнуть и осмотреться вокруг.

— А мышка то теперь точно с зубками… — одна фраза и я успокаиваюсь, как пойманная добыча, которая поняла, что трепыхаться уже бесполезно. Добыча сама горела желанием попасться в лапы хищника.

Меня резко разворачивают, оставляя лишь пальчик на губах и следы ожога на талии от прикосновений. Сквозь одежду я чувствовала жар его тела, силу этого хищника и чудовищную энергию. Она притягивала меня словно магнит, гипнотизировала и манила к себе. Даже если это будет огонь вулкана, я пойду. Или шторм моря, я окунусь.

Мужчина всегда меня притягивал.

Как мы оказались в подсобке, неизвестно как обнаруженный в соседней двери, я не помню. Тусклый свет и через раз мигающая лампа на потолке полностью копировали мое внутреннее состояние. Полное отсутствие мыслей и лишь трепыхание сердца в последних конвульсиях мерного биения. Сердце набирало обороты, да такие, что грозило разорваться от переживаемых эмоций. Я дрожала как осиновый лист, не зная чего ждать, но желая этого всей душой.

Что только сделал закрывающийся щелчок замка. Воздух, который совсем недавно поступал легко и без преград, сейчас застрял в районе горла.

Я думала какие слова скажу в момент нашей встречи? Какая я была наивная. Мне попросту не хватит сил оторваться от разглядывания грациозных движений хищника, захлопнувший клетку с моего согласия. Его поворот головы, немного нервный, его хмуро сведенные брови и лихорадочный блеск глаз. А через миг быстрым движением, неуловимым глазу, прижать меня к стене. А после припечатать кулак в стену в порыве обуздания внутреннего зверя. Как пальцы судорожно глядят шею, спускаясь все ниже и это под пристальным, слишком откровенным взглядом черной бездны.

Моей личной бездны.

Ловкие пальчики расстегнули пуговицы, чтобы тут же забраться под рубашку. Чтобы очертить контур ключиц, блуждая по наэлектризованной коже, чтобы дойти до холмиков грудей, с неприлично торчащими кончиками.

Могла ли я все изменить? Точно нет. И даже дело не в моих чувствах, не в моих сладких снах и даже не в моих желаниях. В комнате разливалось возбуждение, поделенное на двоих, такой концентрации, что захоти разорвать или передумать не получилось бы. Мощная энергия мужчины подавляла и возносила до небес одновременно. "Одно желание на двоих — вот что приносит истинное наслаждение", прозвучало в голове его бархатный голос, когда то поселившийся под сердцем. Я не могла ничего изменить, потому он бы не позволил.

Я дернулась в желании выгнуть спину и закрыть глаза, не в силах больше удерживать столь беззастенчивый взгляд, которым меня раздевали. В них открыто плескалось желание. Желание чего хочет мужчина и чего делает в данный момент с телом, с виновницей его алчных необузданных чувств.

Второй рукой, помогающая до этого зажимать меня в клетку, зажали голову сзади в крепком обхвате, чтобы читала и не смела отворачиваться. Читала в черном омуте глаз все его желания и находила в них себя. Свою готовность отдавать. Да, в них отражалась девушка с горящими ярко голубыми глазами, будто два факела, с приоткрытым ртом и мутной пеленой от наслаждения.

Свои руки чесались от желания так же расстегнуть рубашку и провести кончиками пальцев по обжигающей коже, чей жар отдавался даже сквозь мешающую преграду. Но каждый раз когда я тянулась, от меня убегали на достаточное расстояние. Игра?

Так почему не избавить нас от мучений, в виде прикосновений друг к другу? Почему не приблизиться и не лизнуть манящие губы? Почему не прекратить эту агонию? Просто схватить грудь и втянуть ее горошинку в рот, чтобы я с судорожным вдохом закусила губу. Просто разорвать одежду в клочья и дотянуться до тугих мышц, напряженных и влажных. Видеть, как стекают бисеринки пота по литым мышцам и чувствовать собственную влажность между ног.

Будто прочитав мысли, его глаза напротив сверкнули азартом. Одна рука схватила за волосы, намотав на кулак косу, а вторая захватила ту самую горошинку, твердую от возбуждения, и покатали на кончиках пальцев.

И тут я не выдержала этого давления и простонала хриплым голосом.

— Рээй…

— Повтори, — тут же отозвался мужчина не менее сипло. Я видела как дернулся его кадык, как взбухли вены на толстой шее, как нервно мужчина сглотнул и тут же надавил мне на горло, мягко поглаживая большим пальцем. А голая грудь бурно вздымалась, ища теплые руки, которые оставили их без внимания.

— Мышка, повтори, ну, — потребовал он.

Но я не понимала чего. Мой мыслительный аппарат давно выключен и находится вне зоны действия.

Рука мужчины в резком порыве от несдержанности направилась вниз, задев сосок, но не задержалась на груди, из-за чего у меня вышел стон. А когда я почувствовала чужое прикосновение на самом сокровенном, не смогла удержаться и закатила глаза от острого чувства, нервно кусая губы, потому что боялась. Боялась, что выдам нас и чем мы занимаемся остальному миру. Непроизвольно задрала голову и почувствовала, как тугой узел волос сжался сильнее в руке мужчины.

Пусть будет больно. Пусть искусаю все губы до крови. Пусть. Они так же требовали ласки, требовали внимания, они горели огнем, заставляя меня облизывать их, кусать и снова облизывать. Тем самым привлекая внимание черного омута расширенных глаз.

Ему нравилась такая картина. Он получал удовольствие от нее. Не менее насыщенного, как я. Не менее яркого и сладкого. Он впитывал мои стоны, будто жаждущий, заглядывал в рот, чтобы не упустить очередной момент. А чтобы он наступил раньше, мужчина изводил меня, дразнил, обещал ласку, но дарил мучения. Он дарил чистые мучения своими наглыми пальцами, которые выписывали сложные картины. И он получал ответное наслаждение сполна. Поначалу сдерживаемые, но я ничего обещать не могла. Он создавал, вытаскивал из недр души эти стоны, как опытный ювелир. Потому что для него эта была своя определенная доза. И мужчина хотел все больше и больше.

А мой голос рвал любые подавляющие барьеры.

Я плавилась под его руками, прижатая к стене и открытая для любых желаний и потому не могла не делится тем, что сводит мужчину с ума.

— Рэй..