Конечно же, Майк волновался за нее. Как и мама, Наталья Роджерс-Голицын, член исполнительного комитета Международного Красного Креста, собственной рукой вписавшая свою единственную дочь, пусть даже и под чужой фамилией, в список отправляющихся в Иран специалистов. Но ни мама, ни отец, полный генерал в отставке Том Роджерс, герой Вьетнама, не выказывали своих переживаний явно. Оба прекрасно понимали, какая опасность грозит их дочери в далекой враждебной стране, но когда она разговаривала с ними по телефону перед отлетом, ни словом не обмолвились о своих истинных чувствах.

А еще там, на родине, остался Джек Тоберман, её воспитанник и верный юный друг. Он пережил смерть отца, погибшего 11 сентября 2001 года в разрушенной пилотами-террористами Южной башне ВТЦ, мужественно держался во время тяжелой болезни матери, стойко перенес её уход. Кэрол Тоберман умерла от лейкемии год назад. Болезнь могла бы унести её еще раньше, в 2004 году, но ремиссия, которой врачам удалось добиться невероятными усилиями, продлилась пять лет, и Кэрол смогла даже не только ходить, но и дождаться, когда сын окончит школу и станет почти взрослым. Ухудшение наступило внезапно. Новая атака заболевания оказалась настолько стремительной и беспощадной, что повторить чудо исцеления врачи уже не смогли: Кэрол ушла, даже не придя в сознание. Но от своей матери Джин знала, что на изможденном лице покойной запечатлелось удивительное спокойствие, которое словно бы знаменовало долгожданное избавление от ужасных физических страданий. Впрочем, так оно, наверное, и было. Ведь единственное, ради чего Кэрол боролась за жизнь последние годы, — это достижение Джеком совершеннолетия. Она не хотела, чтобы сын остался сиротой слишком рано. И это ей удалось. Она даже разрешила ему стать военным.

Когда-то Пэтти, жена Джека Тобермана-старшего, напуганная гибелью мужа во Вьетнаме, категорически запретила сыну Крису идти по стопам отца, и он стал финансистом. Но в черный день 11 сентября смерть настигла его на рабочем месте — в одном из офисов горящей Южной башни. И тогда Кэрол разрешила Джеку исполнить отцовскую мечту — продолжить династию Тоберманов в Вест-Пойнте. Потому, возможно, и ушла из жизни спокойно: знала, что в армии сын не будет чувствовать себя одиноко, что помимо куска хлеба и крыши над головой всегда будет иметь еще и уважение окружающих. И оказалась права: благодаря армии Джек действительно нашел свое место в жизни. Теперь он — уже кадет Вест-Пойнта. Конечно, Дэвид не мог прислать Джин фотографию Джека в кадетской форме — это было слишком рискованно, но она и так могла себе его в ней представить. Безусловно, Джек был красив. И очень похож на своего деда — неутомимого и веселого лейтенанта Джека Тобермана, друга и сослуживца её отца. Джин с детства знала его по фотографиям.

Однако воспоминания все-таки расслабляют: Джин почувствовала, как к глазам подступили слезы, а в горле застрял комок. Невыносимо захотелось во Флориду, к отцу и матери. Хотя бы на минуточку, хотя бы на миг. Потом — к Майку в Форт-Беннинг. Только коснуться губами его губ, только почувствовать рядом его дыхание и — назад. Но, увы, это невозможно. А значит, нужно взять себя в руки и задуматься над выполнением нового задания Дэвида.

Джин встала, снова подошла к окну. Яркая голубая подсветка озаряла устремленные ввысь колонны дворца Али Капу на площади Имама, черные воды реки мерцали под ясным, усеянным крупными звездами небом. «Я хочу, чтобы вокруг не было никаких стен, только вода и звездное небо над нами! Только небо, вода и мы», — так говорил своей возлюбленной больной лейкемией юноша в одном иранском кинофильме, снятом еще при шахе. Джин тоже захотелось оказаться сейчас с Майком посреди этой природной красоты, обрамляющей творения рук человеческих. И чтобы никого больше рядом не было. Особенно иранских революционеров с их навязчивой идеей создания атомной бомбы.

Впрочем, в последнее время политический климат в Иране начал, кажется, меняться. Во всяком случае источники из высших эшелонов власти сообщали об обострении противоречий между президентом Ахмадинежадом, поддерживающим новое поколение молодых технократов, и верховным лидером аятоллой Хаменеи, отстаивающим позиции «старых революционеров в чалмах». Так, в недавнем выступлении по телевидению последний отчетливо дал понять, что готов вмешаться в политические дела страны, если интересам нации будет угрожать опасность, хотя раньше предпочитал держаться в стороне от текущей политики, позиционируя себя беспристрастным арбитром. Другими словами, этим выступлением аятолла напомнил всем, что на самом деле во главе государства стоит не светский, а духовный лидер, то есть именно он. По сведениям, которыми располагала Джин и которые она немедленно донесла до своих начальников в Лэнгли, конфликт между аятоллой и президентом начался из-за попытки Ахмадинежада взять под контроль «Министерство информации»: видимо, ему надоела непрерывная слежка как за членами правительства, так и за ним самим.

В Штатах на сообщение Джин отреагировали спокойно. А Дэвид в одном из ответных посланий написал: «Еще неизвестно, кто для нас в Иране лучше: обладающие большим политическим опытом консервативные муллы, которых мы изучили вдоль и поперек, или потихоньку сворачивающие с пути „хомейнизма“ на дорожку персидского радикального национализма инженеры-суперреволюционеры, поддерживаемые Ахмадинежадом. Действия последнего непредсказуемы для нас так же, как для стран, соседствующих с Ираном. В том числе для Ирака».

Однако внутренняя ситуация в Иране требовала коренных перемен уже сама по себе. Экономика «трубы» прочно вошла в стагнацию, безработица, особенно среди молодежи, зашкаливала. Едва ли не единственным проектом, пользующимся всеобщей поддержкой и, по сути, цементирующим нацию, оставалась ядерная программа, предмет гордости иранцев.

Пестрая стайка голубей уселась на освещенный поребрик бассейна: решила, видимо, передохнуть по пути домой на ночевку. Джин несколько мгновений смотрела, как птицы перескакивают с одного места на другое, постукивая друг друга клювами. Разведение голубей в Иране — часть городской культуры, голубятни имеются почти у каждого. Согласно местному поверью, голуби приносят удачу и благословение заботящимся о них людям. К тому же голубиный помет довольно долго был единственным удобрением в сельском хозяйстве Ирана, им дорожили. А подобных голубиных расцветок — голубых, красных, зольно-серых и мраморно-белых — не встретишь больше нигде в мире. Голубей здесь даже тренируют, обучая выполнению разных кувырков, и они потом соревнуются в продолжительности, высоте и красоте полета. Поглазеть на такие соревнования собираются обычно жители почти всего города.

Местные голуби были преданы своим хозяевам не меньше собак и легко находили дорогу домой. Вот и эта стайка птиц — коричнево-серых, среднего размера, с удлиненным оперением и характерными пышными хохолками на красивых круглых головках, — вспорхнула спустя несколько минут с бортика бассейна и улетела восвояси. Черная гладь воды чуть всколыхнулась, отразив на миг их вытянутые ребристые силуэты, и снова застыла неподвижно.

Вздохнув, Джин вернулась к столу, села в кресло перед компьютером, безучастно взглянула на улыбающихся ей с монитора сынишек Ахмета. Теперь это была только фотография. Контейнер опустел, переместив всю секретную информацию в её голову. Задание было получено, и для его выполнения требовалось собрать немалое количество сведений. Времени требовалось еще больше, а продолжительность деятельности Джин на территории Ирана зависела, как бы это ни парадоксально звучало, от продолжения здесь цепи разрушительных землетрясений. Но тут уж оставалось полагаться только на волю Всевышнего.

Итак, для осуществления кибератаки сначала нужно раздобыть где-то коды защитных систем, чтобы потом сканировать и подавить их, а Джин пока даже не знала, где конкретно находится объект «Роза». Горная местность на территории 35-го квадрата ей была известна (карту Ирана с соответствующим разделением на квадраты Джин выучила наизусть еще в Америке), но ничего даже отдаленно похожего на военный и тем более на ядерный объект там не наблюдалось. Значит, данные американской разведки верны: опасаясь неожиданного воздушного удара со стороны Израиля, иранцы укрыли свои центрифуги в подземных бункерах глубоко в горах. Ведь любому специалисту было известно, что Израиль не располагает пока бомбардировщиками дальнего радиуса действия, оснащенными точными бомбами типа нейронных В61-11, которые способны «вскрывать» многометровые бетонные покрытия хорошо укрепленных подземных бункеров.