— Тогда вы ушли из гостиной и поднялись сюда? — подтолкнул я.

— Нет, сэр. Я почувствовала, что мне нужен свежий воздух, поэтому пошла прогуляться. Была такая прекрасная ночь, что мне хотелось гулять и гулять. Вернувшись в дом, я увидела пустую гостиную, поэтому прошла прямо сюда. Но я кое-что заметила!

— Что же?

— Теперь вы можете повернуться. — Она была занята разглядыванием кашемирового свитера на своей талии. Он был бледно-желтым и удачно контрастировал с темно-синими облегающими ковбойскими брюками. — Как раз когда я проходила по коридору, я увидела мисс Фарсон впереди себя — и в том самом скромном пеньюаре, в котором она была внизу, — дна словно подкрадывалась на цыпочках. Затем она постучала в чью-то дверь и вошла в комнату. Это что-нибудь значит, Рик?

— На лестничной площадке вы повернули направо и Нина была впереди вас? — уточнил я.

— Правильно, — согласилась она.

— И она постучала во вторую дверь — дверь моей комнаты, — заметил я мрачно.

— Правильно, вашей комнаты. — Ее голос был бесстрастным. — У вас была очень бурная ночь, не так ли, мистер Холман?

— Нине была нужна помощь, но я не мог ей помочь, — попытался объяснить я. — Тогда она…

— Подождите минутку! — взволнованно воскликнула Джен. — Возможно, это у мисс Фарсон была бурная ночь. Это была не вторая дверь, она прошла намного дальше. — Она закрыла глаза и начала громко считать: — Три, четыре, пять, да, так, пять!

— Пятая дверь по коридору — вы уверены в этом? — спросил я с нетерпением.

— Вот вам крест и…

— Надо идти. — Я схватил ее за руку и потянул к двери. — Я уже давно должен быть в гостиной. Никто из них там внизу по какой-то особой причине не верит мне, вы можете это представить?

— Вполне, — проворчала она.

Валеро простонал пару раз, а затем издал неистовый звук, демонстрируя мощь своей глотки. Я подошел, чтобы он смог увидеть меня, и почти физически ощутил взгляд его злобно горящих глаз.

— Ничего лично к вам, вы понимаете, полковник, — ровно произнес я.

— Это все коллоквиллизмы между вами и девушкой? — поинтересовался он твердым голосом.

— Вероятно, Куртни сказал бы, что это было не по правилам, полковник, — признался я. — Но кровавые упражнения — большое дело в вашей стране, не так ли? Что насчет ваших революций и всего?

Он посвятил следующую минуту точному, взвешенному анализу того, что он сделает со мной, когда руки его будут свободными. Это было и полезно и приятно, как пишут на рекламных страницах «товары почтой», и я хотел бы дослушать до конца, но у меня не было времени.

— Должен идти, полковник, — вежливо прервал его я. — И если у вас есть желание надорваться от крика, когда я выйду за дверь, все равно не советую это делать. — Я осторожно двинул ногой, так что она больно задела его по носу. — Один писк — и я вернусь и затолкаю вашу голову внутрь, — изящно закончил я. И в качестве последнего убедительного аргумента добавил: — Зачем рисковать? В этой громаде здания вас все равно никто не услышит.

— Не слишком жестоко? — вопросительно произнесла Джен, когда дверь закрылась за нами.

— Полковник практичный человек, который понимает практичные вещи, — объяснил я. — Он превосходный образец практичного человека негеройского типа, который не видит пользы в том, чтобы ему разбили физиономию взамен сомнительного преимущества просить о помощи, которая, возможно, и не придет.

— Вы заговорите меня до смерти за минуту! — Она покосилась на меня с подозрением. — Вы всегда такой?

— Только тогда, когда действительно возбужден, — признался я. — Я также, вопреки тому, что думает обо мне Броган, практичный, совершенно негероический тип.

— Это значит, вы не ударили бы его по лицу, даже если бы он позвал на помощь?

— Оставил бы его с таким лицом, как выскобленная кастрюля с картофельным пюре, — сознался я. — Это одно из преимуществ — не быть героическим типом. Это никогда не позволит вам ударить лежащего человека, особенно если он не только лежит, но также и связан по рукам и ногам. Практичность — это для нас.

Мы спустились по лестнице, и я крепко сжал руку Джен, прежде чем позволил ей войти.

— Что бы вы ни делали, — прошептал я, — стойте прямо позади меня. Не доверяйте никому в этой комнате, не разговаривайте с ними, даже если они попытаются обойтись без меня. О’кей?

— О’кей, — ответила Джен нервно. — У вас определенно дар располагать к себе девушек!

Они все были на тех же местах, где я их оставил, и это уже что-то значило. За стеклянной стеной первые рассветные лучи осветили небо, напоминая, что время, а особенно время Холмана, двигалось неумолимо к полудню.

— Вы, конечно, занимались все это время тем, что задавали несколько вопросов там, наверху, — произнес Броган сердитым голосом. — Что вы делали с крошкой — прыгнули к ней в постельку и… — Он внезапно замолчал, когда я прошел в гостиную и он смог разглядеть Джен Келли, стоявшую позади меня. — Что, черт возьми, здесь происходит? — спросил он. — Зачем вам понадобилось приводить ее сюда? Вы сходите с ума или что другое, Холман?

— Дорогой Рик, — воскликнула Зельда, покачивая головой с горьким упреком. — Я просила вас не делать этого. Джен совсем ни при чем здесь, дорогой, а теперь посмотрите, что вы наделали.

Рамон Перес вскочил со свирепостью голодной гиены, его глаза бешено обшаривали пустое пространство между Джен и дверью.

— Где полковник Валеро? — проскрежетал он. — Что случилось там, наверху, Холман? Предупреждаю: я убью вас сам, если что-нибудь…

— Рамон, — раздраженно проговорил я, — сядьте и заткнитесь, если вы не хотите стать первой жертвой контрреволюции Холмана!

Он двинулся ко мне с горящими от гнева глазами, но вдруг резко остановился, когда я достал пистолет Валеро из кармана своего пиджака и наставил его нужным концом ему в живот.

— Если вы хотите стать одним из героических прохиндеев, о которых говорил Броган, то можете подойти, Рамон, — предупредил я тихо. — Вы не представляете, с каким удовольствием я спущу курок. — На долю секунды я увидел, как в его блестящих глазах промелькнул страх, и почувствовал удовлетворение.

Медленно он опустился на кушетку рядом с Ниной, плотно сжав губы.

— У полковника внезапно заболела голова. Я могу совершенно откровенно это сообщить, если вы хотите знать правду, — так как теперь он связан и все такое.

— Полагаю, вы уже вызвали полицию и она скоро прибудет, — деревянным голосом произнес фон Альсбург.

— Вы не за того меня принимаете, приятель, — ответил я, наблюдая, как озадаченное выражение появилось на его лице.

— Разве я не говорил, что у него отличная репутация сыщика, — объявил Броган почти с гордостью. — Видите, как он хладнокровен все время. Что стоит теперь ваш полковник, когда пистолет у Холмана, а, генерал?

Рамон открыл рот, чтобы ответить, но, поразмыслив немного, снова сжал челюсти с почерневшим от злости лицом.

— Да, — продолжал Броган с заметной интонацией удовольствия в голосе. — Мы оставили его перед смертельной опасностью, сделали его козлом отпущения, а он был таков. Посмотрите теперь на него! Он избавился от полковника, стоит перед нами с его пистолетом, словно тот всегда принадлежал ему, и любой, в кого он прицелится, тотчас подпрыгнет вверх на шесть футов.

— Говорите за себя, Броган, — запротестовал Куртни.

Рот Ли искривился в злобной ухмылке, когда он посмотрел на англичанина.

— Я говорю за всех нас, дружище, — ухмыльнулся он, — и вы чертовски хорошо это знаете!

— Как насчет ваших хваленых напитков, Броган? — обратился я к нему.

— Слушаюсь, сэр! — Он повернулся к бару, хихикнув про себя: — Все, что прикажете, мистер Холман, сэр, будет тотчас исполнено!

— О, перестаньте паясничать, Ли! — раздраженно оборвала Нина. — Будто и без вашего глупого шутовства наши дела недостаточно плохи.

— Тебе нужно постараться чего-нибудь поесть, крошка Нина, — отозвался он весело. — Нарастить немного мяса на твои тощие кости, и тогда твой характер станет совсем другим. Если ты будешь хорошо питаться, то сможешь перерабатывать кислоту в ароматные сладости.