Пометавшись по комнате, я все же отправилась в ванную, привести себя в порядок. Думала, что, стоит вернуться, как снова встречу Алешу и даже успела сочинить для него преотличнейшую отповедь. Там было все: осуждение ненадлежащего поведения, обличение скрытых пороков, морализаторство, ирония… И, как вишенка на торте, фраза: «Вот уже семь лет, как я имею полное право заниматься сексом, не спрашивая чьего-либо разрешения!».

Но Алеша и здесь меня подвел: в комнате его не было. Зато на подушке в рядок лежали черные чулки с подвязками, пояс к ним, кружевные стринги и бюстгальтер кроваво-красного цвета и большая (двенадцать штук) пачка презервативов. Чтобы уж наверняка закрыть гештальт.

Голову оторву негодяю! Кто ему дал право лезть в мою жизнь? Нашел бы себе другую девушку и изводил ее своими ухаживаниями. Хотя не представляю сумасшедшую, которой бы понравились такие отношение. То ли дело, Гор…

— Душа моя, здравствуй! — боярин порывом ураганного ветра ворвался в комнату, даже не подумав постучаться, и сразу же застыл, вытаращившись на принесенные лиходеем вещи.

— Алеша, — я виновато улыбнулась.

— Соблазняет? — боярин задумчиво поднял чулки и посмотрел их на просвет.

— Нет, это для тебя, — заметив его вытянувшееся лицо, я поспешила объяснить: — он решил, что если я с тобой пересплю, то потом с чистой совестью брошу и начну встречаться с ним. И вот, — я махнула рукой на вещи, — обеспечил меня аксессуарами.

— Зря мама его отправила на психолога учиться. Сдается мне, что Алеше это только во вред пошло.

Алеша и диплом психолога настолько не вязались между собой, что я потрясла головой. Не думала, что он вообще школу закончил.

— Отец против был нашей учебы, говорил, все одно на Заставе век коротать, мне главой, Алеше — в разведке, но мама настояла. Она считала, что образование способствует росту личности, и не дело ее сыновьям неучами жить.

Гор вздохнул и сложил чулки на место, после чего уселся в кресло.

— Не думал, что Алеша так к тебе привяжется.

— Не обижайся, но твой брат очень странный, — я села на подлокотник кресла, поближе к боярину и обняла его за плечи. Он стянул меня вниз и усадил к себе на колени.

— К Алеше привыкнуть надобно.

— А я не хочу к нему привыкать, — какие же у Гора красивые глаза… Зачем мне Алеша, когда есть боярин?

— Знаешь, плохо так говорить, но я тоже этого не хочу. Хочу, чтобы ты только моя была.

Он притянулся ко мне и бережно поцеловал в губы, я ответила, зарываясь пальцами в его волосы. Наш поцелуй все длился и длился, заставляя меня просто таять от удовольствия. Плохая девочка вылезла наружу и нашептала расстегнуть рубашку боярина, провести рукой по мускулистой груди. И самой всем телом потянуться навстречу его ласкам.

Наш поцелуй становился все жарче, все меньше хотелось останавливаться и думать о чем-то ином. Да и к чему? Плохая или хорошая, но я уже вполне взрослая девочка и понимаю, чего хочу. И не стыжусь этого. И тела своего не стыжусь, даже при свете дня и в самом обычном белье.

Боярин бережно перенес меня на кровать, затем до конца стащил рубашку, мой же халат вместе с пижамкой и так уже валялись возле кресла. Я любовалась его красивым телом, — куда там этим актерам?! — и чувствовала, как меня буквально сжигает изнутри от нетерпения.

Гор навис надо мной и жадно поцеловал, я же закинула ногу ему на талию, выгнулась навстречу и…

«Закрой гештальт» — Алешин голос ледяным ветром вырвался из памяти, остужая полыхающий внутри огонь. И как отрезало. Больше мне не хотелось ничего.

Гор замер, почувствовав мое состояние, секунду всматривался в глаза, после спросил:

— Алеша?

Я не смогла ни ответить, ни отодвинуться от боярина. Запутались вы, Лилия Александровна, окончательно запутались. И в себе, и в Медведевых. Воображение услужливо нарисовало вместо Гора Алешу рядом со мной, и Плохая девочка задохнулась от восторга.

— Пусть его, душа моя. Неужто так и будем на лиходея оглядываться?

Он наклонился и бережно поцеловал мою щеку, затем шею, ключицу… Так нежно, так сладко и волнующе, но жар возвращался неохотно. Казалось, что рядом стоит печальный Алеша и осуждающе качает головой.

Внезапно Гор остановился и резко отстранился от меня:

— Любишь Алешу?

У меня аж дыхание от возмущения перехватило. Да как он мог такое подумать? Я и Алеша? Бред полнейший. Он и родителям моим не понравился…

— Почему ты так думаешь?

— Меня целуешь, а на него оглядываешься.

Боярин сел на кровати и стал медленно одеваться. Где-то в глубине души я вздохнула с облегчением, только вот внизу живота обиженно заныло: не слишком приятно оставаться без обещанного удовольствия. Представляю, каково сейчас Гору. Я легонько тронула его за плечо:

— Постой, это все Алеша со своими гештальтами.

— Если любишь, то на глупое не станешь отвлекаться. Прости, душа моя, но боязно, что ты со мной только из-за Яговского заговора. А он постоянно на Алешину удачу накладывается, вот и не выходит у нас ничего.

— В прошлый раз он о целого Алешу споткнулся. А еще раньше — о мистера Грея. Брось, Гор, это все нелепые случайности.

— Не бывает в любви случайностей. А просто так, ради одного удовольствия мне не по нраву. Вдруг со временем все у вас с Алешей сложится, как тогда друг на друга смотреть будем?

Он повернулся ко мне, ища поддержки. Брови нахмурены, челюсти сжаты, на руках и то вены вздулись, настолько сильно в брюки вцепился. Не дождавшись ответа, он отвернулся и продолжил одеваться, нервно дергая пуговицы на рубашке.

Но что тут можно сказать? Я как не представляла себя и Алешу рядом, так и сейчас не представляю. Глупость все это.

— Алеше это не мешало с твоей невестой встречаться.

— Ярка, стервь, обоих нас за нос водила. Мне про любовь свою пела, Алешке — что против воли ее замуж отдают. Тогда мы с братом в ссоре были, вот и не смогли обо всем поговорить нормально. Уже потом мама нам тумаков надавала, обозвала по всякому, сказала, что негоже, чтобы между братьями девка вставала. А еще наказала следить за Алешей, он хоть и беспутный, но преданный очень. Стыдно признавать, но по Ярке он дольше горевал.

Они с мамой сильно переоценивают Алешу. Не слишком-то верится, что за всем этим раздолбайством скрывается нежная и ранимая натура. С другой стороны, много ли я о нем знаю?

— Что же теперь делать? — на всякий случай я натянула на себя одеяло. Вроде как момент упущен, ни к чему теперь прелестями светить.

— Побудем друзьями пока, а там время рассудит.

Гор встал и протянул мне руку, я пожала ее и вымученно улыбнулась:

— Договорились, дружище. Выпьем пива и поговорим о футболе?

Он широко улыбнулся, затем совершенно по-братски чмокнул меня в щеку.

— Отдыхай пока, а мне делами заняться надобно.

После чего вышел из комнаты. У меня тоже организовалось одно дело, но рассказывать о нем Гору не стоит.

Расставшись с Гором, я сходила в ванную и несколько раз поплескала на лицо ледяной водой. Вот же… Алеша! Все-таки нашел способ рассорить нас с боярином. Ох, доберусь до этого вредителя, мало ему не покажется. Закрою еще один гештальт. Но пока надо заняться кое-чем другим.

Вернувшись в комнату, я оделась и направилась к выходу из здания. По пути мне пару раз встречались дружинники, они сразу же начинали понятливо ухмыляться, подмигивать, некоторые укоризненно качали головой. А стоило выйти в холл, как все собравшиеся в нем замерли, пару секунд разглядывали меня, затем нарочито отвернулись, будто бы разом вспомнили о неотложных делах. Кто-то заговорил с соседом, кто-то осматривал свое оружие, кто-то направился в столовую.

Стоящая в уголке Марьяна захихикала, закрыв рот ладонью. Я подошла и тронула ее за локоть:

— Что происходит?

— Все говорят, мол, снова Змея боярину в ласках отказала, от того тот злой, аки медведь-шатун, гоняет всю дружину, обещался учения через час провести. Ребята шепчутся, что пора бы у Яги эликсирчик какой приобресть, для твоей сговорчивости.

Кровь стремительно притекала к щекам. Стыд-то какой… Надо же, а я думала, только в женских коллективах сплетни так быстро распространяются.

— Почему «Змея»?

— Дык жена-то Змеева.

— Бывшая, — на всякий случай напомнила я, но Марьяна только махнула рукой и с выражением «общественности видней» постановила: