— Что? — изумился Тырышкин. — Какое еще теперь?
— Иди-ка сюда, усугубим степень твоей уголовной вины совместной утренней дрочкой, — Сергей откинул покрывало и демонстративно провел ладонью по члену. Тырышкин мучительно покраснел и отвернулся. — Да ладно, поздно разыгрывать из себя поруганную невинность. Мы уже лежали очень близко другу к другу, и тебе понравилось. Сам признался, — и видя, что тот медлит, добавил. — Вот возьму и скажу маме, что ты меня изнасиловал.
Тырышкин подошел к окну, плотно задернул шторы, вернулся и осторожно улегся с краю.
— Э, нет. Так не годится. Раздевайся! — потребовал Сергей.
— Зачем? И так нормально.
— Хочу стриптиз в твоем исполнении. Ты всегда спишь в одежде, что ли? Как вообще девушки тебя терпят?
— Я всегда сплю один, в моей постели бабам не место, — борясь с желанием схватить нахального малолетку за шкирку и выставить пинками на улицу, агрессивно ответил Тырышкин.
— И правильно. Отныне здесь мое место! Раздевайся!
— Нет!
— Еще как да, Тырышкин. Лучше не зли меня!
Тырышкин насупился, вытащил помятую рубашку из брюк и начал неохотно расстегивать пуговицы. Пальцы не слушались, и процесс шел медленно.
— Правильно, правильно, не торопись, — Сергей закинул руки за голову, сводил и разводил колени, демонстрируя вставший член, и откровенно любовался зрелищем. — Как же ты меня заводишь, детка! Смотри, я уже готов.
— Хватит паясничать! — злобно рявкнул Тырышкин, с мясом вырвал последнюю пуговицу, скинул рубашку, и зажмурился, ожидая реакции.
С юных лет у него имелся огромный комплекс. Тырышкин отличался чрезвычайной волосатостью. Густая растительность, да что там - настоящая шерсть покрывала грудь, живот, ноги, ягодицы и пах. Но это было еще не самое страшное. Пушок на плечах и спине доставлял неимоверные страдания. Он стеснялся своего тела, и потому никогда не раздевался на пляже, даже в жару не снимал на улице рубашку, с трудом шел на сближение с женщинами, предпочитая пользоваться услугами проституток, сексом занимался при выключенном свете, и будучи раздетым, мог расслабиться только в мужском обществе. Бывшая жена не раз предлагала ему сбрить растительность, но Тырышкин с возмущением отклонял идиотскую идею. Мужчине не к лицу заниматься всякой ерундой. Выщипывать брови, брить ноги, мазаться кремами он не стал бы даже под страхом смерти. К тому же, какой смысл избавляться от волос на теле, если они вырастут снова? Утомительная и бесполезная затея. И вообще, пусть его принимают таким, каков он есть. Бегать с бритвой в руках, и делать из себя посмешище на потребу какой-либо женщине он не собирался, а снять напряжение можно с привычной ко всякому профессионалкой. Она не станет приставать с глупыми расспросами или подначивать.
Странно было то, что сейчас он стеснялся какого-то нахального мальчишку, и с неким опасением ждал насмешек и издевательств.
— И что ты застыл, как статуя? — недовольно поинтересовался Сергей, и Тырышкин в изумлении открыл глаза. — Особое приглашение требуется? Ложись!
— Надень, — в Сергея полетели трусы.
— Вот уж не знал, что бывают нравственные менты, — проворчал Сергей, но послушался.
Какое-то время они возились, притирались друг к другу, воюя за территорию. Тырышкин недовольно скидывал с бедра тонкую смуглую ногу, потом руку. Когда понял, что усилия бесполезны, отвернулся от назойливого мальчишки, но стало только хуже. Тот прижался сзади, жарко задышал в затылок, тонкие пальцы скользнули под резинку трусов и крепко сжали член.
— Отъебись, а? — вздрогнув, тоскливо попросил Тырышкин.
— А как же дружеская дрочка? — хохотнул тот.
— Хватит издеваться. Давай поспим, голова болит.
— Ладно, уговорил. Но потом не отвертишься... , — Сергей закинул ногу на его бедро, и произнес с угрозой в голосе. — Не вздумай сталкивать.
— Обязательно так прижиматься?
— Вчера ты совсем не возражал, — с вызовом парировал Сергей, и положил руку на его член.
Тырышкин не нашел, что ответить на столь веский аргумент и решил промолчать. Спать хотелось просто зверски, но прежде необходимо было уточнить кое-что.
— Ты ведь соврал?
— О чем? — ерзая, уточнил Сергей.
— О возрасте.
Он ответил не сразу, повозился, устраиваясь поудобнее. Тырышкин терпеливо ждал.
— Ладно, — с неохотой признался Сергей. — На самом деле мне уже семнадцать. В этом году оканчиваю школу.
— Зачем?
— Ну... Это всего лишь навсего розыгрыш. Ты бы видел свое лицо. Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться.
— А про родителей?
— Нет.
У Тырышкина мгновенно отлегло от сердца. Про родителей скорее всего тоже соврал. Осталось вывести его на чистую воду и наказать. Надрать уши или выпороть как следует, чтобы в следующий раз неповадно было шантажировать людей. А сейчас спать.
Массовое паломничество в его квартиру началось с прихода соседки. Евдокия Семеновна Петракова с молодых лет славилась неуемным любопытством, и исправно разносила сплетни по всей округе. Она знала все и обо всех. Кто женился, кто развелся, чей муж бегает на сторону, кто с друзьями пьет пиво в гараже вместо того, чтобы ремонтировать машину, чей сын курит, прячась по углам, почему поругались подруги, дружившие со времен школы, кто подарил дорогую сумочку замужней женщине с безупречной репутацией. Выйдя на пенсию, Евдокия Семеновна целиком посвятила себя любимому делу, и деятельность по распространению сплетен приобрела грандиозный размах. Когда Тырышкин разводился, то на своей шкуре почувствовал насколько сильно ее влияние. Соседские кумушки почесали языками вволю, и растерзали остатки его репутации в клочья.
Озвученная в десять часов утра просьба одолжить соль и спички прозвучала тревожным набатом. Тырышкин понял, что его снова взяли в разработку, и надо занимать глухую оборону, пока не стало слишком поздно. Плотно закрыв дверь в комнату, он увел соседку на кухню, сунул ей в руки три пакета с солью, и стал искать спички.
— Говорят, к тебе вчера девушка приходила, — осторожно кинула пробный камень Евдокия Семеновна.
Тырышкин подумал и решил одолжить пару килограмм сахара. На всякий случай. Вдруг внезапно закончится.
— Молодая, да размалеванная...
Брикет зеленого ароматизированного чая немедленно перекочевал в руки просительницы. Сам он его не пил, купила бывшая жена, и не забрала, когда уезжала. Срок годности давно истек, а выкинуть руки не доходили, и вот неожиданно пригодился.