Вплоть до 1860 года габеллотто являлись основным стержнем почти исключительно аграрной экономики Западной Сицилии. За эти годы они, невзирая на «личную» зависимость от помещика, сумели укрепить свое социальное положение, предусмотрительно передавая по наследству как доходы, так и сам статус габеллотто последующим поколениям своих семей.

В том же, 1812 году по требованию сицилийских аристократов неаполитанские Бурбоны создали «вооруженные отряды» для усмирения разбойников в сельской местности.

Отряды состояли из групп вооруженных всадников, набираемых из лиц, не имевших отношения к королевской полиции. Они набирались на местах и, следовательно, были выходцами или из рядов «брави», или из стражников габеллотто и действовали под прямым командованием дворян и тех же самых габеллотто.

В сицилийской деревне в правление Бурбонов сталкивались между собой три войска: разбойники, вооруженные правительственные отряды, а также габеллотто с их людьми, которые защищали «селян», т. е. жителей поселков.

В отношениях между этими тремя вооруженными группами возникали конфликты, но одновременно у них были и общие интересы. Убийства чередовались с торгами и скупкой краденого скота и ворованных товаров, которыми занимались как габеллотто, так и бандиты. Иногда вооруженные отряды давали какой-нибудь шайке разбойников, разумеется после предварительного взноса соответствующей суммы, обещание воздерживаться от нападений. Часто речь шла о поручении, заранее обговоренном с бандитами, отправиться на грабежи и разбой в соседние районы, а чаще против конкретного феодала или землевладельца, так что от такого налета тайный вдохновитель преступления извлекал личную выгоду. Похищения людей приносили бандитам богатые выкупы в наличных деньгах. Эта практика настолько окрепла и укоренилась, что даже богатые аристократы не раз страдали от нее.

Еще до 1840 года Бурбонов, этих властителей «административной монархии», подобной Габсбургской, откровенно и подробно извещали о сложившейся ситуации, приобретавшей уже хронические формы. Лодовико Бианкини — высокопоставленный и образованный чиновник — предупреждал короля, что в сицилийских деревнях почти все землевладельцы платят «отчисления» (определенную ежегодную сумму) для умиротворения бандитов. Пьетро Калло Уллоа, королевский прокурор в судебном округе Трапани, предостерегал Неаполь, говоря, что «здесь во многих сельских местностях существуют братства, или своего рода секты, именующие себя партиями, без особой окраски или политической цели, без собраний, без всяких иных связей, кроме зависимости от главаря, являющегося либо землевладельцем, либо священником. Они применяют различные средства, помогающие им, если это необходимо, то добиваться снятия какого-нибудь чиновника, то защищать его, иной раз покровительствовать подсудимому, другой раз обвинить человека невиновного. Это как бы маленькие государства в государстве».

В таких условиях мафия уже вполне определенно существовала на Сицилии еще до объединения Италии.

Но те же самые габеллотто, хотя некоторые из них и вошли в «благородное» сословие, оказавшись в кругу тех, кто не запачкает своих рук, зарабатывая себе на жизнь, никогда не имели в Сицилии той эпохи возможностей для приложения своих сил в общественной деятельности и находились куда ниже по своему положению, чем феодалы и сицилийские дворяне. Те держали в Палермо в своих руках всю государственную и политическую власть, будь то правительственные должности или же политические группировки, оказывавшие давление на вице-короля или выступавшие против Бурбонов. Но, как замечает историк Вирджилио Титоне, все эти дворяне и ассимилировавшиеся с ними буржуа занимались политикой довольно своеобразным образом. В своих научных трудах или при встречах и ожесточенных дискуссиях, завершавшихся составлением «программ и призывов», сицилийские дворяне не скрывали истоков и целей их политических движений и мужественно принимали от Бурбонов тюрьмы и смерть. Но они всегда отказывались замарать руки осуществлением своих идей. Так, в 1860 году молодые сицилийские дворяне, оказывая весьма решительную поддержку Гарибальди, сердито упрекали «барышников» за то, что они, будучи вовлеченными этими же самыми дворянами в движение гарибальдийцев, требовали, чтобы и синьоры вступили в открытую борьбу.

Когда в 1860 году Гарибальди высадился на Сицилии, его отряды (всеми признанный исторический факт) получили решительную поддержку со стороны сицилийских крестьян, посланных на помощь гарибальдийцам местными дворянами, такими, например, как Розолино Пило граф Капачи. Крестьяне следовали за Гарибальди по двум причинам: во-первых, потому, что в 1860 году не отмерла еще «пуповина», связывавшая сицилийское дворянство и крестьянские массы, а также потому, что до крестьян докатились неясные, но захватившие их слухи, что обещанная Гарибальди свобода будет сопровождаться земельными реформами в пользу беднейших слоев.

Несомненно также то, что некоторая, пусть и незначительная, часть мафиози помогала гарибальдийцам. В деревнях, из которых стекались к Гарибальди крестьяне, мафиози держали оружие и лошадей. По своему характеру и роду занятий они командовали в этих местах, им одним были знакомы дороги и проходы, неизвестные для других — причина, по которой они прекрасно приспособились к партизанскому типу войны, с успехом применяемому Гарибальди. Есть и еще одно красноречивое свидетельство: умеренно-либеральный историк, королевский сенатор Рафаэле де Чезаре, непосредственный наблюдатель событий, друг и доверенное лицо многих видных политических деятелей того времени, писал, что уже в конце 1859 года либеральные сторонники объединения Италии поручили мафии убить в Палермо Манискалько, талантливого начальника бурбонской полиции, ставшего главным препятствием на пути готовящейся революции. Членом одного из дворянских комитетов был Филиппо Кордова, ставший впоследствии в 1867 году великим магистром итальянской масонской ложи. Кроме того, документированно подтверждено участие в гарибальдийском движении Мичели, Бадиа и других менее известных мафиози.

Лишь только стало забываться потрясение, вызванное гарибальдийской эпопеей и жестоким подавлением восстания крестьян, требовавших раздела земель, как в Палермо высадились войска Виктора-Эмануила II.

К этому времени в городе уже бурлила политическая жизнь: из ссылок и тюрем возвращались бывшие мятежники, некоторые из них старались свести кое с кем старые счеты; в Палермо оставалось много гарибальдийцев, которые собирались смести все старое и поднять знамя демократии; росли ряды «образованных» сицилийцев, которые, как сообщал незадолго до прибытия Гарибальди английский консул Гудвин, мечтали об автономии острова. Крупные землевладельцы готовились отбить любые нападки на правовую систему и социальный порядок, на которых с незапамятных времен строилось их благополучие. Многочисленные убежденные сторонники Бурбонов начинали приходить в себя после ошеломляющего, молниеносного падения королевства (кстати сказать, Франческо II Бурбон будет постоянно получать большое количество голосов на первых сицилийских выборах). В 1860 году такой подъем политической жизни на Сицилии означал, помимо прочего, проведение выборов почти на все общественные должности.

Вслед за этим на Сицилии стали происходить странные события: барон Алькамский захватывает экипаж с новым интендантом, отправлявшимся в Алькамо как раз для руководства избирательной кампанией; какие-то лица обходят дома избирателей и передают жителям списки депутатов, за которых они обязаны проголосовать, если не хотят «испытать неприятности»; депутат национального парламента подстрекает бандита на убийство советника Апелляционного суда, бывшего гарибальдийца Гуччоне, причем убийца затем находит укрытие на вилле одного из адвокатов Палермо; там же, в Палермо, были застрелены два гарибальдийца, и кое-кто стал распускать слухи, что одному из них «досталось за то, что он угождал трем или четырем возлюбленным, не считая своей молодой жены». Но не следует переоценивать эти факты. В 1860–1861 годах происходят политические события, имеющие гораздо большее значение.