- Ой, что ж я наделала? Ой, убить меня мало, дуру безрукую!

- Что? Что случилось? - быстро спросила Лена, чувствуя, как леденеют руки.

- Ой, не могу сказать, ты меня ругать будешь!

- Да что случилось-то? Говорите, - потребовала Лена.

- Банку с компотом разбила, - выговорила свекровь.

У Лены словно камень с души свалился.

- И все? - спросила она.,

- Все, дочка, что же еще-то? - уже ровным голосом сказала Екатерина Акимовна и стала рассказывать, как уронила банку.

Лену даже передернуло. "Чуть не волосы рвала на себе, и тут же, как-будто ни в чем не бывало. Надо же так притворяться! - с брезгливостью думала она.

Провожать Екатерину Акимовну к поезду пошли все, кроме Лениной бабушки. Она попрощалась с Екатериной Акимовной дома. Лена дала свекрови три рубля, чтобы она взяла постель, выпила чаю.

Когда проводник попросил провожающих покинуть вагон, наскоро по╛целовались с Екатериной Акимовной и вышли на перрон. Александр чуть задержался и сунул матери двадцать пять рублей, утаенных от жены.

Купи себе что-нибудь, - мягко сказал он.

- Спасибо, сынок. Не надо бы!

И вдруг припала к его груди и молча затряслась в рыданиях.

- Ой, сынок! Ой, кровиночка моя!

И получалось вдруг, что не он мать жалеет, а она его. И это поразило его. Поезд тронулся, и он поспешил выскочить из вагона. Некоторое время все шли рядом с вагоном и махали руками. Екатерина Акимовна в ответ тоже махала рукой и вытирала слезы ладонью. Поезд набирал скорость, и провожающие постепенно отставали.

Домой шли растроганные, со сладким чувством всепрощения. У Ле╛ны на душе было легко и свободно. Александра щемила жалость к ма╛тери. Он угадал ее тоску, когда они прощались в вагоне и когда ма╛хали руками с перрона, а она напряженно стояла у окна, сгорбившая╛ся, и от этого ставшая маленькой, и ее тоска передалась ему.

Татьяна Юрьевна эгоистично радовалась, что Саша с Леной оста╛лись опять вдвоем. А Алешке было жалко бабушку, и он еле сдержи╛вался, чтобы не зареветь.

Орёл,1983 г.

КАК ЗДОРОВЬЕ, БАТЯ?

Второй удар случился неожиданно, когда все уже, казалось, было позади, и ничто не предвещало рецидива. С самого утра Степан Иванович возился в саду: окапывал деревья, замазывал гли╛ной стволы. Часов в двенадцать пришел младший сын Иван. О чем-то пошушукался с матерью и, когда сели за стол и выпили, стал под╛катываться насчет денег на гарнитур. Лицо Степана Ивановича сра╛зу пошло красными пятнами. Какое-то время он сдерживался и, стис╛нув зубы, молча слушал сына, тиская кисти своих больших рук. И не выдержал, взорвался:

- Денег?

Голос его вдруг осип.

- Денег тебе, выродку?

- Степан, ты что, господь с тобой! - вступилась было за Ваньку мать, Прасковья Кузьминична.

- А-а, потатчица!

Он всем телом подался в сторону Прасковьи, задев край стола. Звякнула посуда, колокольно загудел чугунок.

А Степан Иванович кричал уже в голос:

-Избаловала?..`Ты потакаешь! `Ты приваживаешь! Мало того, что с участка всем пользуются - и картошкой и огурцами, так и засолку всю перетаскали. Я что, не вижу, как ты тайком то помидоры, то компоты суешь? Без набитой сумки домой не уходят ... Одному дармоеду дом купили, "Москвича" отдал, этому тунеядцу коператив построили. И всё клянчат, клянчат! То сотню, то полсотни! Как в прорву! Я что, кую их, деньги-то? ... Заработай! ... Горбом!

Степан Иванович с силой ткнул себя в затылок. Прасковья Кузьминична, оглушенная обидой, зажав рот рукой, застыла у двер╛ного косяка и, не мигая, молча смотрела на мужа.

Ванька, копия отца, такой же низкорослый, широкий в груди, с грубым, будто наспех вырубленным, лицом, вскочил из-за стола и стоял, зло поблескивая маленькими глазками с веками почти без ресниц, а желваки бегали по скулам.

- Ну, батя, ладно! - выдавил он из себя. - Попомнишь!

- Ах ты, сука! - почти взвизгнул Степан Иванович. - Угро╛жать? Батьке? ... Вот тебе деньги, паразит!

И Степан Иванович поднес крепко сложенный кукиш к самому носу сына. Тот смолчал, но в дверях, надевая плащ и не попадая второпях в рукава, больно кольнул:

- С собой в гроб все не положишь!

И спохватился. Но отец уже сник и, сгорбившись, пошел в сад. Следом бросилась перепуганная мать и по дороге, отвесив сыну под╛затыльник, прошипела со страшным лицом:

- Сдурел?!

Иван почувствовал, как что-то защекотало в груди и опустилось к животу, как бывает при быстром спуске на машине. И его до отказа наполнила щемящая тоска. Но гонор взял верх, и Иван, хорохорясь, крикнул, уходя:

- Счастливо оставаться! Ноги моей у вас больше не будет.

Прасковья Кузьминична нашла мужа в конце сада. Степан Иванович сидел на скамейке, которую сыновья, еще когда жили в семье, приволокли из привокзального сквера, и водил рукой по груди, как буд╛то ему не хватало воздуха. Прасковья Кузьминична, предчувствуя беду, курицей забегала вокруг мужа и, не зная, чем помочь, и от жалости, и от обиды за мужа в бессилии заголосила, понося своих детей, и Ваньку и Кольку.

Степан Иванович хотел что-то сказать и вдруг стал ловить ртом воздух. Глаза выкатились, и он начал заваливаться на бок. Прасковья Кузъминична бросилась к мужу, чтобы помочь, но он уже, ничего не соображая, уцепился за нее рукой, увлекая за собой, и она, не дав упасть ему на землю, упала сама. Тут же поднялась и стала тор╛мошить его, бестолково повторяя:

- Степан, а Степан! Степан! Ну, Степан!

Но внезапно ее как током поразило: "Он сейчас умрет", и она заорала не своим голосом, пугая соседей:

- Ой, люди! Ой, помогите! Степан умер!

Соседи сбегались и не знали, чем помочь. Кто-то стал неу╛мело делать искусственное дыхание. Бабушка Кондратьевна, из дома напротив, посоветовала бить палкой по пяткам. Догадались вызвать скорую помощь...

Положили его в то же отделение, и по воле случая попал он в ту же палату, где лежал в первый раз.

Из старожилов, помнивших Степана Ивановича, в палате остался один - Сергей Матвеевич, старшина-сверхсрочник из Новокузнецка. Сняли его с поезда с приступом радикулита, когда он ехал в отпуск в Сочи.

- Как же это ты, Степан Иванович? - сокрушенно покачал голо╛вой Сергей Матвеевич, когда того привезли в палату.

Тот отвернулся к стенке, и Сергей Матвеевич, уже обращаясь к жене Степана Ивановича, сказал:

- Рановато его выписали, видно. Надо было еще полежать.

- Так вот же! - заплакала Прасковья. - Все спешил, домой хотел. И то, надоело в больнице-то. Считай, почти месяц про╛валялся.

- Ну, ничего, ничего, мамаша. Не надо расстраиваться. Монго╛лы говорят: "хама угей" - все образуется.

- Хорошо, коли так!.. Как скрутило-то, что язык отнялся, - и попросила: - Ты, Сергей Матвеевич, присмотри за ним без меня, пока я домой сбегаю. Отнесу вещи, - объяснила она. - Да соберу чего-нибудь поесть принести. Ему сейчас надо получше что.

- Не беспокойтесь, присмотрю, - Мы ж не турки какие-нибудь. Слава Богу, русские.

- Спасибо тебе, Сергей Матвеевич. Ты и тогда все с обхождением был ... Сам-то как? Лучше, нет?

- Да, вроде, лучше. Теперь уж домой. Операцию делать надо. Врачи говорят, диск надо удалять. Боли, говорят, от того, что диск разрушен и защемляет нерв . Вот тебе и Сочи. До Орска только и добрался ... Да уж теперь до дома как-нибудь...Там у нас госпиталь, врачи знакомые. Помолчал и добавил со вздохом:

- По своим скучаю. Дочка-то уж взрослая, а сынишке еще се╛ми нет.

- Ты уж, если что нужно, Сергей Матвеевич, принести, или еще там что, скажи без стеснения. Я все сделаю, - пожалела боль╛ного Прасковья и, подоткнув одеяло на постели Степана, заспешила к выходу.

В палате, кроме Сергея Матвеевича, еще лежал молодой офицер Павел Титов, направленный из училища связи на обследование по по╛воду менингита, и заводской мастер Григорий Волобуев с остеохондрозом. Несмотря на то что Григорий был только чуть старше Павла, у него, как у жука-носорога, солидно выступало брюшко, на кото╛ром не держалась резинка пижамных брюк, и они висели ниже живота. Жена его, невысокая, упитанная, под стать мужу женщина, таскала в больницу харчи целыми сумками, и когда начинала выставлять на тумбочку домашнюю снедь: котлеты, рыбу под маринадом, сырники, соленые огурцы, помидоры, компоты, становилось страшно за Григория. Но он как пузырь раздувался от удо╛вольствия и с откровенной усмешкой поглядывал на аккуратненькие целлофановые сверточки с бутербродами с колбасой и бужениной, куп╛ленные где-нибудь по дороге в буфете, которые приносила молодень╛кая жена Павла. Она стеснялась этих насмешливых взглядов и стара╛лась поскорее спрятать передачу в тумбочку...