Мария Семеновна копила для Кати очистки, собирала корки хлеба, огрызки, накапливая солидную порцию отходов, потому что Катя осенью, когда резали поросенка, благодарила Марию Семеновну хорошим куском мяса и шматом сала.

- Пришла? - сказала Мария Семеновна строго, открывая двери на стук.

- Да вот все так вот, - сразу теряясь, и от этого невпопад от╛ветила Катя. Она всегда робела перед ворчливым и холодным голосом Марии Семеновны и, стараясь угодить, заискивала перед ней. Марии Семеновне это нравилось, и она охотно учила Катю, давая ей советы, касающиеся совместного проживания с мужем, участвова╛ла в обсуждении семейных проблем, умело выпытывая домашние секреты, и получала от этого большое удовольствие.

- То-то, что так вот, - переговорила Мария Семеновна. - Федь╛ка-то опять пьяный был вчера?

- Выпил немного, - подтвердила Катя.

- Да где ж немного, если до колонки на корячках дополз, да никак воду пустить не мог?

"Ведьма, ничего не пропустит, все знает", - безразлично подумала Катя, но вслух согласилась, подлаживаясь под Марию Семеновну.

"Ишь ты, какая скорая. Своего заводи, и показывай свои парткомы", - согласно кивая головой, с обидой подумала Ката, и злорадная мысль заставила усмехнуться про себя: "На кого нарвалась, а то он тебя выучил бы. Не жила еще"

- А то травы какой подмешала: как выпьет, так скорчило бы, све╛та белого не взвидел бы.

Катя промолчала, но вздохнула, будто соглашаясь. Вроде невз╛начай она звякнула ведром - может, Мария Семеновна вспомнит о деле, но та вдруг переключилась на другое.

- У Сашки-то припадки давно были? - спросила она про семнад╛цатилетнего Катиного сына, страдавшего от эпилепсии.

- Ой, как бы ни сглазить, пока Бог милует.

Катя поплевала в сторону левого плеча.

- Ты смотри, - Мария Семеновна понизила голос до шепота. - Он возле Симки-дурочки ходит. Как бы чего не вышло. Симке-то, даром что пятнадцать лет, а чувства уже все бабьи имеет. К мужикам ее тянет. И вытворять стала что зря. То подол задерет перед ребятами. А вчера пэтэушника за срамное место схватила. Тот с перепугу на всю улицу орал. Думали, повредила что. Мать Симку секла и дома за╛перла. Да ведь вечно держать взаперти не будешь.

- Ой, господи,- перепугалась Катя. - Избави бог. Уж я ему, парази╛ту окаянному, выдам по первое число. Вот наказание-то.

Не на шутку встревоженная, она еще долго охала, пока Мария Семеновна доставала и вываливала в ведро собранные ею отходы.

В проходном дворе тридцать четвертого дома Катю поджидали со╛баки, которых там было несколько. Они всегда поджидали ее у ворот и, когда она появлялась, дружно набрасывались, исходясь в злобном брехе, пытаясь подобраться к пяткам или ухватить за полу кителя, но укусить не решались. То ли боялись ведра, то ли из-за чего другого. Вполне вероятно, например, что они просто снимали за Кате свое собачье напряжение или это была своеобразная разминка, тренировка собачьих высших качеств, - голоса и отваги. Это продолжа╛лось из года в год. И хотя одни собаки куда-то время от времени ис╛чезали, другие занимали их место, и объект передавался, словно эстафета.

Катя рысью пробежала через двор, привычно отмахиваясь от со╛бак, и только раз остановилась, когда нахальная дворняга Мушка, с заливистым лаем подкатилась под ноги. Катя успела зацепить ее но╛гой, и Мушка, завизжав больше от страха, чем от боли, отлетела в сторону.

Катя юркнула в двери Кустихиной квартиры.

- Развели псарню, - ворчливо посочувствовала Кустиха. - Людям проходу не дают. Боишься из квартиры выйти. А дети с этими собаками целый день возятся. Куда только родители смотрят!

- Не кусаются! - передразнила кого-то Кустиха. - Что ж, что не кусаются. А укусит? Что тогда? ... Ну-ка, за хвост потяни, как Колька вчера. Это надо сообразить, чтоб Пирата за хвост ухва╛тить. Его же, черта страшного, все собаки боятся ... Если бы моя воля, я бы всех собак на мыло извела. Бегает без присмотра? Нет хозяина? В кутузку.

Между тем, Кустихины кошки, которых у нее было четыре, лазили по кухонному столу и обнюхивали кастрюли, нисколько не обращая внимания на хозяйку.

Назад Катя шла такой же рысью. Ведра были почти полные, и за╛махнуться ими было нелегко, поэтому она действовала больше словами:

- Пошли прочь! А ну пошли ... Ишь, твари поганые! Чисто китай╛цы, прости меня, Господи!

Она покрикивала на собак басом, считая, что так их лучше отпуг╛нет, но собак ее голос раздражал и распалял еще больше, и они, выве╛дя ее на улицу, еще долго провожали, а потом брехали вслед.

Согнувшись под тяжестью ведра, мельча шаг, как беременная сучка Берта, Катя потащила свою ношу домой.

Раньше она успевала сбегать в пятиэтажный дом и набрать ещё пару ведер из бачков для пищевых отходов, которые стояли там на каж╛дом этаже, до того как эти отходы увозили в контейнерах на спецма╛шине. Но после того как поскандалила со своей бывшей соседкой, Зин╛кой Письман, неизвестно каким способом получившей с мужем, парикма╛хером Ароном, квартиру в новом пятиэтажном доме, ход ей туда был заказан.

Началось с того, что Зинка застала ее, когда она выгребала отходы из бачка в свое ведро.

- Уже и здесь поспела? - ехидно заметила Зинка.

Кате промолчать бы, но ее задели эти слова, и она сказала вроде про себя:

- Нам пенсий не начисляют.

Намек был куда как прозрачен. Зинка, сроду нигде не работавшая, когда строился дом, нанялась сторожить стройку. На стройке лежали штабеля досок и стояла циркулярная пила. Зинка, подворовывая ночью доски, пользовалась этой пилой, пе╛репиливая их на две части.

Работа с циркулярной пилой требовала определенной сноровки. И Зинка такую сноровку выработала. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Доску повело, и пила циркнула по руке, смахнув два пальца на левой руке. А через некоторое время она стала получать пенсию по инвалидности.

Это Катя и имела в виду.

Зинка взорвалась немедленно:

- Ах ты барахло! Вы только посмотрите на эту дуру. Она зави╛дует моей пенсии. Да у тебя в чулке больше, чем у директора мясного магазина на сберкнижке. Ты же по пять поросят выкармливаешь. Даром, что как нищая в тряпье ходишь.

- Зато ты вся в золоте ходишь, - теперь уже напропалую пошла Катя. - Сонька расползлась не хуже того поросенка, вот-вот лопнет. И один Арон работает ...

- Вон отсюда, паскудина, - не вынесла этого Зинка. - А ну-ка, вываливай все назад. Ходит, выгребает ... Для нее здесь бачки постав╛лены.

- Чтоб тебе подавиться этими объедками! На, ешь! - сразу осев╛шим голосом выкрикнула Катя и, теряя голову от полыхнувшей ярости, опрокинула ведро не в бачок, а рядом, прямо на площадку. И вдруг, сообразив, что это может плохо кончится, быстро пошла к выходу. Зинка охнула и стала по рыбьи ловить ртом воздух, не находя слов для выражения возмущения, и только когда Катя была уже на улице, бросилась за ней и крикнула вслед:

- Ну, тварь, чтоб твоей ноги здесь больше не было! И близко не смей подходить к этому дому!

На это Катя показала ей зад, похлопав по нему ладонью.

Когда Катя прибежала домой, Федор уже встал и ждал ее, голод╛ный и злой.

- Где тебя леший носит? - набросился он на жену. - Давай завтракать, мне сегодня пораньше надо ... С ведрами могла б и после сбегать.

Катя не стала объяснять что "после" бежать тоже придет╛ся. Чего молоть языком зря. Ему это также нужно, как свинье Машке сдобные булки.

"А пожрать мог бы и сам взять", - беззлобно отметила Катя, но вслух сказать этого не решилась.

- Сейчас, сейчас, - примирительной скороговоркой забубнила она и стала торопливо ставить кастрюли на плиту и накрывать на стол. Федор завтракал также плотно, как обедал. А поэтому Катя разогревала ему вчерашний суп, подавала картошку с котлетами. Готовила Катя добротно и кормила семью сытно. Разносолами стол не разнообразила, но жаловаться было грех. Суп, борщ или щи были на крутом мясном бульоне, к картошке или макаронам подавались домашние котлеты, а соленые помидоры, соленые огурцы и капуста всегда стояли на столе в поливных мисках и были хороши до чрезвычайности, потому что засаливались в дубовых бочках и хранились в глубоком погребе, вы╛рытом и зацементированном самим Федором.