По роняемым восторженным фразам Гастона, почти преодолевшего свой детский ужас, педагог довольно точно восстановил изначальную картину случившегося с ним, и понял, что страх безумия в мальчонке не был игрой, и не мог не отдать должного мужеству, с которым Потье пытался преодолеть свой кошмар, не дать себе соскользнуть в пучину безумия. Этот ум обещал со временем стать запредельным. Филипп д'Этранж стал несколько спокойнее, отец Гораций похвалил его сочинение по греческому - о ламиях, а отец Дюран сделал несколько лестных замечаний по поводу его последней работы - прекрасно разобранной оды Горация о ведьмах Канидии и Сагане.

  Просто блестяще.

  Что до де Венсана, после вакаций он стал мрачнее, и та нервозность, о которой говорил отец Аврелий, теперь проступила явственно. Лоран постоянно что-то мял в руках, будь то перо или кухонная салфетка. Отец Гораций через одного из отцов-наблюдателей нашёл место, откуда можно было, не затрудняя себя гимнастическими упражнениями и лазаньем по оголившимся деревьям, наблюдать за происходящим на лорановой мансарде, но то, что в очередной раз увидел, вызвало отвращение. Де Венсан то теребил орган, предназначенный для продолжения рода, то просто молча сидел, уставившись на гору старого хлама. Он больше не проявлял себя в вопросах, даже когда на дебатах должен был высказываться. Отношение юнца к Дюрану де Шалон определил как неприязненное, при этом сам Дюран замечал, что Лоран провожает отца Горация взглядом, исполненным самой мрачной антипатии. Лоран не шёл на контакт, не реагировал на попытки сближения, не давая отцам-иезуитам возможности разобраться в его душе.

  Происходило что-то тревожное и неясное, тяготящее неким предчувствием зла, предощущением беды.

  Это предчувствие заставило отца Горация, если не было возможности постичь происходящее, все же предпринять некоторые интуитивно ощущаемые как правильные усилия в другом направлении. Он давно подметил восхищение Дюпона Гастоном Потье. Сейчас, когда де Шалон приобрёл - волей случая, в котором отцу Горацию хотелось бы прозревать волю Божью - почти колдовское влияние на Потье, учитель решил использовать его для сближения этих двоих. Зачем? Он и сам бы не мог ответить, но чувствовал, что это нужно. Гораций сближал души, в которых замечал хотя бы проблески взаимной симпатии, одновременно неосознанно усиливая их, преодолевая разобщенность и равнодушие.

  Де Шалон стал делать все, чтобы Потье чаще проводил время с Дюпоном, отправляя их то на совместное дежурство в библиотеку, то давая им общие поручения. Гастон заметил восхищение Мишеля и был польщён им, он, внутренне весьма смиренный, умилялся тому, что кто-то считает его гением. Они стали говорить свободнее, и тут, к удивлению Гамлета, обнаружилось, что Дюпон мыслил, хоть и неспешно, но с той основательностью и глубиной, что и не снилась д'Этранжу. Случайное обстоятельство способствовало многократному увеличению интереса Потье к Дюпону.

   Задержавшись в трапезной, Дюпон натолкнулся на Лорана, который потребовал принести ему с кухни несколько яблок, на что Мишель спокойно заметил, чтобы тот принес их сам. Де Венсан обжёг его неприязненным взглядом, но, пройдя на кухню, взял яблоки. Потье, оставшийся за углом трапезной, проводил его мрачным взглядом.

   Спустя полчаса, когда они, по заданию отца Горация, рисовали цветными чернилами наглядные пособия по греческому, Гастон неожиданно спросил Мишеля, почему тот не принес яблоки Лорану? Дюпон поднял глаза на Гастона и тут же опустил. Мишель неоднократно замечал, что выпады де Венсана против Потье и д'Этранжа были на порядок наглее, чем поведение Лорана с ним самим. Дюпон прозревал и причины этой разницы.

  - Я не позволю ему обнаглеть. - Мишель был твёрд и, понимая, что говорит с человеком, чей ум вызывал его восхищение, добавил, - ему есть, чем надавить на меня. Но надавив раз - он потеряет силу. И знает это.

  Потье пронзил его воспалённым и задумчивым взглядом.

  - И чём тебе грозит его удар?

  Дюпон тоже смерил Гастона внимательным взглядом. Этот человек восхищал его, и ему не хотелось ни ссоры, ни обострения отношений. Мишель не ждал от него подлости. Потье просил доверия, и начинавшееся между ними приятельство было дорого Мишелю, никогда не имевшему близких друзей среди ровесников.

   -Неприятностями, - он помрачнел, - не столь уж страшными, но лучше бы этого не произошло. При этом, и я сказал об этом подонку, после того, как он об этом расскажет, я просто изувечу его. Меня ничего не будет сдерживать. И он меня понял.

  Потье кусал губы и невидящим взглядом смотрел на стоящие на столе чернила. Дюпон сказал достаточно.

   - Я... ты мне ничем не обязан, но...- Гастон помедлил, - я могу спросить... Нет-нет, не о том... - замахал он рукой, заметив потемневший взгляд Дюпона. - Ты виноват в этом?

  Потье хотел уточнить, но этого не потребовалось. Мишель вздохнул.

  - Из тех определений справедливости, что ты тогда привёл на дебатах, я согласен с евангельским. 'Коемуждо по делом его'. Да, это справедливо. Но когда ты ни за что ни про что получаешь за дела другого... За свои грехи я отвечать готов, но меня вынуждают платить по чужим векселям. Это не моя вина.

  - И ты, как и Филипп, готов ... 'устранить несправедливость'?

  Дюпон усмехнулся. Он понимал с полуслова.

   -'Собаке - собачья смерть?' Нет, не готов. Был бы готов - его бы уже не было. Я... почему-то верю, что всё... обойдётся. - Мишель поморщился. - Во всяком случае, лучше отвечать за чужой грех, чем брать на душу свой, да ещё такой. А, что, д'Этранж думает, что он сможет? - Дюпон недоверчиво наморщил нос, явно сомневаясь в серьёзности угроз Дофина.

  Потье безнадежно махнул рукой.

  -Он отводит душу в разговорах, только и всего.

  Дюпон снова взглянул на Гастона.

  -А он... Филипп... Он виноват в том, чем давит эта мразь?

  Потье отрицательно покачал головой.

  - Нет.

  -А ты?

  Вопрос был задан спокойно, Потье снова отрицательно покачал головой, потом неожиданно вздрогнул.

  -- Господи, а ведь если де Шалон прав, я скоро избавлюсь... Но нет, - снова помрачнел Гастон, - Венсан из мести, просто по злобе, ударит по д'Этранжу. Откуда он взялся, этот калибан? Я и не замечал его...сер, никчемен, бессилен, глуп к тому же. Ведь он вправду страшно недалёк, ограничен. Отец Гораций говорит, что все промыслительно...Как хочется верить в это.

  - Отец Гораций тебе нравится?

  - Да. И отец Дюран тоже. Я даже думал... довериться им. Но д'Этранж против. Я понимаю его. Они могут оказаться бессильны, а эту тварь, как змею, шевелить опасно. Бог весть, что выкинуть может.

  - А чем он прижал Дамьена?

  Потье скосил глаза на Мишеля.

  -Не знаю. Мы не настолько близки, чтобы он со мной откровенничал, - Потье вздохнул. - А, кстати, зря. Если бы мы держались вместе...

  Дюпон пожал плечами.

  -Что это даст, когда он угрожает каждому в отдельности? Даже если ты освободишься, сам же говоришь, ты побоишься пнуть его из-за Филиппа. Не можем же мы убить его...

  -Д'Этранж считает это единственным выходом. Правда, он и муху убить неспособен. Скорее, с Лораном покончит наш Котёнок.

  Мишель усмехнулся.

  - Да уж.

  Это ироничное замечание, походя уронённое Мишелем, как ни странно, имело продолжение. Как раз на следующий день произошёл почти неприметный случай, когда на перемене де Венсан, проходя мимо Котёнка, неожиданно злобно пихнул его к стене. Эмиль, не ожидавший удара, едва удержался на ногах, и тут внезапно по обе стороны от де Галлена, не сговариваясь, появились Дюпон и Потье. Мишель, несмотря на стоицизм натуры и свойственное ему терпение, стал уставать от выходок негодяя, а Потье, поверив отцу де Шалону, перестал бояться разглашения обстоятельств, которыми угрожал ему де Венсан. Оба они медленно подходили к Лорану, и на лицах обоих промелькнуло, надо полагать, нечто, испугавшее де Венсана. Он бросился бежать, но, споткнувшись, растянулся на паркете. Ни Мишель, ни Гастон не стали догонять его, но, повернувшись к нему спиной, начали утешать разозлённого Котёнка, уговаривая его не обращать внимание на это ничтожество. Вышедший в рекреацию Дюран вздрогнул, заметив взгляд, который поднявшийся на ноги и отряхивающийся де Венсан бросил на Эмиля и Дюпона с Потье.