- Я сто раз предлагал тебе... - Филиппа трясло, - сто раз говорил... Написал бы записку его почерком, не хочу, мол, жить, осознал свою мерзость и решил утопиться в болоте...

  -И что дальше? - издевательски вопросил Потье. Чувствовалось, что разговор дружков не нов, повторялся неоднократно и скользит ныне по наезженной колее, - написать-то нетрудно! Как сделать, чтобы он поступил по написанному?

   Д'Этранж, вцепившись в волосы, застонал.

  -Давно бы все рассказал бы отцу! - устало бросил ему Потье.

  -Да не могу я, это убьёт его, у него тогда приступ был, если бы не Дешан... все остальные руками разводили, хоронили, сволочи, - Филипп истерично завыл, - я все равно убью его, не знаю, как, но убью...

   Было понятно, что убивать д'Этранж собрался не отца, а Лорана, но Дюпон был согласен с Потье - из него такой же убийца, как из старой подошвы - марципан. С его-то аристократической утончённостью - и вдруг убийство? Смешно. Да и убить-то, может, и просто, а что делать потом? Лгать всю жизнь? Утомительно и тягостно. Потье кивнул, соглашаясь. Такое душа не понесёт. Это нестерпимо. Дамьен тоже кивнул. Придушить-то гадёныша проще простого, а вдруг этот упырь будет потом являться ему по ночам и тревожить его сон? 'Надо молиться. Всем. Да избавит нас Господь от негодяя', - это подлинно праведное и кафоличное утверждение, прозвучавшее из уст Потье, поддержали все, кроме Дофина, мрачно смотревшего на стену конюшни и пробормотавшего, что он всё равно уничтожит вампира...

  Тут, однако, их содержательная беседа была прервана отцом Симоном, позвавшим Дюпона к отцу Илларию, равно был отозван д'Этранж, которому подошла очередь дежурить в библиотеке. Потье получил возможность задать вопрос, который ему не хотелось бы задавать при посторонних. Может ли он узнать, что за монашеские истязания практикует его товарищ? Это закалка для турнира? Ответ ошеломил Потье и заставил побледнеть. Нет. Дамьена искушает похоть, но стоит ему раз искуситься - он получает десять ударов кнутом.

  -... И... что? - язык почти не шевелился у потрясённого Потье во рту, прилипая к гортани.

  А ничего. Поначалу не помогало, но когда спина превращается в кровавое месиво, и ты понимаешь, что за следующее искушение головы и известного органа заплатит спина - начинаешь осознавать, что блуд - мерзейший грех и его надо избегать. Так что - помогает.

   - Ты это... сам придумал?

  Нет, это был рецепт отца Горация. Тот сказал, perfer et obdura, labor hic tibi proderit olim...17

  Сам Дамьен был готов и не на такое. Он был почти до слёз благодарен отцу Горацию за то, что тот никогда не возвращался к разговору о проигрыше на турнире, нисколько не упрекал его, казалось, просто забыв обо всём. Дамьен не мог ответить на его вопрос, заданный тогда же, на сеновале конюшни, лгать не хотел, но правда была слишком омерзительна. На минуту решился было на откровенность, но тут же почувствовал, что ничего сказать не сможет.

  Плотские искусы были для Дамьена незначительным пустяком, искушался он нечасто, - слишком уставал на корте, но с готовностью исполнял все предписания отца Горация, направленные не столько на борьбу с рукоблудием, сколько задаваемые отроку в чаянии закалить его волю.

  Потье неопределенно кивнул, что можно было истолковать, как восхищение столь необычным методом, и поспешил в спальню, внутренне содрогаясь. Отец де Шалон восхищал его, но сейчас, при мысли, что он может предложить подобное и ему, Гастон побледнел. И было с чего. После возвращения с вакаций Потье вынужден был каяться - и не один раз, - в ставшем навязчивым грехе самоискушения, посягательства на собственную плоть. Мозг, опустевший от страха безумия, заполнился блудными искушениями, - мальчику шел семнадцатый год. Если бы он мог забыть Дениз и не думать о ней, но - он ложился и вставал с мыслью о предмете своих мечтаний. Плоть начала неимоверно тяготить его. Советы отца Горация - двухкратно увеличить молитвенные бдения - ни к чему не привели. Засушенная роза, подаренная Гастону Дениз, хранилась, как сокровище, в его шкатулке с письмами.

  Несколько дней назад отцом Горацием было поручено Потье сделать сообщение на новое заседание 'академии' по теме 'Градации греха'. Гастон, услышав это, сумрачно взглянул на обожаемого педагога, подумав, что отец Гораций хочет избавить его от греха достаточно жестокой терапией - заставив каяться публично. Прямо спросил об этом. Однако де Шалон уведомил его, что его мерзейшие плотские искушения - дело его личного неуважения к себе, как к образу Божьему, его личная борьба с сатаной, и нечего приплетать сюда посторонних. 'Кстати, как её зовут? Дениз? Или Коринн?' Отец де Шалон насмешливо взирал на ошарашенного Потье. 'Откуда?'

  -Никаких чудес, мой мальчик. В октябре ты каялся в грехе самоуслаждения однажды, и то мимоходом. После вакаций тебя стало искушать постоянно. Вакации ты провёл в доме дружка д'Этранжа. Я узнал у отца ректора, что у Филиппа есть сестры, и две из них - Коринн и Дениз - приезжали к отцу из пансиона мадам Бонкур. Это просто здравомыслие, малыш. Стало быть, Дениз... Ты опускаешь глаза при этом имени.

  Потье порозовел, но улыбнулся.

  -Вдобавок, упомянутая особа сочла тебя симпатичным...

  -А это вы откуда узнали? - Гастон пожирал отца де Шалона глазами.

  -Опять же здравомыслие, мой мальчик, - усмехнулся де Шалон, - тебе подали надежду. Если бы тебя отвергли - ты бы каялся в грехе уныния и печали. Но если и предположить, что не тщетны надежды твои - когда они сбудутся, а? За это время ты, паршивец, ввергнуться успеешь в геенну. Услаждение блудными ощущениями есть осквернение человека, делающие его неспособным к общению с Богом, а блуд тела есть совершенное отчуждение от Бога, погибель. Доискушаешься, шельмец. Нужен подвиг: предмет подвига достоин того, чтоб для него предпринять усилия: чистота названа в Писании, в Павловом послании к фессалоникийцам, святостью.

  После чего Потье, с постной рожей выслушавшего нравоучение, отправили в библиотеку с дополнительным увещеванием, что ему надлежит не перечислять в докладе грехи, но оценить их тяжесть и расположить иерархично, при этом исходить из Божестnbsp;венных истин, а не из собственных дурацких блудных искушений, в которых он должен каяться на исповеди, а не читать о них доклады. Он понял? Гастон понял, доклад написал и как раз завтра собирался выступать с ним. При этом, что скрывать, слова отца Горация, сказанные тогда мимоходом, задели Гастона. 'Услаждение блудными ощущениями есть осквернение человека, делающее его неспособным к общению с Богом...' Легко ему говорить... А, впрочем, почему это ему, монаху, - легко? Но, как ни пытался Гастон справиться с собой - ничего не получалось. Ему становилось неловко перед отцом Горацием каяться в одном и том же, хоть де Шалон был ироничен и насмешлив и, казалось, не сердился, но Гастон видел, что не оправдывает его ожиданий. Упасть в глазах де Шалона Потье не хотелось - но искушение было непобедимо. Он сначала злился на себя, потом отчаялся. Только накануне его, почти плачущего от досады и презрения к себе, нашёл под лестницей библиотеки отец Дюран. Гастон иногда исповедовался и ему, и тот легко догадался, что искушает Потье. Но отец Даниэль тоже, как и Гораций, был склонен быть снисходительным.

  - Ну, полно вам, Гастон, не падайте духом.

  Потье неожиданно резко вскинулся.

  - Ну а вы сами в мои годы - искушались?

  Отец Дюран рассмеялся - весело и беспечно.

  -Искушался.

  -И что делали?

  -Блудное искушение редко побуждается телом, чаще мыслью. Отсеки мысль - отсечешь и блуд. Постоянно устраивай с помыслом дуэль - отбивай мысленно каждый её приход, как нападение соперника. Не давай ему проникнуть в твою голову и развратить тебя. Беда ведь не в том, что блудный помысел сильнее тебя, беда в том... что он тебе нравится. Легко ненавидеть и отвергать то, что изначально внушает отвращение, в чём зло сразу заметно, но разглядеть дьявольский лик в наслаждении...