Пока они с Райаном наслаждались отменно приготовленным напитком, мисс Бреннан рассматривала эскизы, сделанные Донованом. Неожиданно она обернулась к художнику.

  -Ого... Семнадцать эскизов. А что вы потом делаете с вашими набросками?

  Донован улыбнулся.

  -Лучшие - оставляю, они могут пригодиться при росписях и при иных заказах. Года два назад мне заказали роспись в католической церкви Лондона, так я, рисуя толпу во дворце Ирода, использовал наброски, которые писал с одного фермера и его жены, и многие из тех, что делал ещё в Академии.

  -А с какого из этих будете писать портрет Райана?

  Донован закусил губу и перебрал рисунки.

  -Мне жаль, но, наверное, ни с какого. Сейчас попробую сделать ещё несколько.

  Райан Бреннан допил кофе и подошёл к сестре. Быстро перебрал листы и пожал плечами.

  -Вы излишне требовательны. По мне, любой похож. Чем плох, например, этот? - он показал на один из лучших эскизов: пальцы скрещены, задумчивый взгляд исподлобья. - Или этот? - на листе лицо Райана, умиротворенно-полусонное, губы чуть приоткрыты.

  -Это не то, - покачал головой Донован, - когда я сделаю то, что нужно, я сам это пойму.

  На самом деле Чарльз лукавил. У него все получилось с первого наброска, но он одержимо менял ракурсы и освещение, чтобы запечатлеть все возможные светотени, все оттенки, образы и облики этой удивительной красоты.

  Есть красота ночного неба и дневных, пронизанных солнцем облаков, - красота вечная, думал Донован. Есть красота горных озёр и деревьев в инее, застывшая и отлитая в монолите времени. А есть - мимолетная, утекающая - краса опадающих листьев и распускающихся цветов, красота весенней капели, свечного пламени в шандале, выхватывающего из темноты и холода лица и образы, чтобы тут же оставить их окоченеть и погрязнуть во мраке. Это лицо тоже казалось ему светом, обречённым исчезнуть, прекрасным именно своей быстротечной, ускользающей и летучей красотой, и он стремился просто осуществить одно из заветных мечтаний искусства - остановить время, замедлить распад, задержать смерть, противостоять тлену.

  ...И он снова писал - истово, почти одержимо. Донован совсем упустил из виду, что хотел осторожно расспросить Райана о том, что узнал от доктора Мэддокса, он забыл о происходящем в доме и о просьбе Корнтуэйта, запамятовал, что намеревался узнать об отношениях мисс Кетти и Эдварда Хэдфилда.

   Он забыл обо всём.

  Чашка кофе позволила Райану прогнать сон, и он теперь позировал с улыбкой и куда большим интересом, чем раньше. Наброски множились, листы бумаги уже загромождали весь стол, а Донован не мог остановиться.

   Он обратился к Райану.

  -Вспомните то выражение у вас на лице, когда вошла ваша сестра с подносом. Помните?

  Райан чуть улыбнулся, на миг опустил глаза. Когда он снова поднял их, взгляд увлажнился нежностью.

  Донован мгновенно схватил абрис лица, живую улыбку губ и блеск зелёных глаз. Он изумлялся: в любой позе, с любым наклоном головы и при любом освещением это лицо сохраняло гармоничные очертания и чарующую красоту.

  -А вы можете изобразить любовь?

  Этот вопрос неожиданно прогнал улыбку с глаз Райана.

  -Не знаю, - он откинулся на спинку стула, несколько минут молчал, потом внезапно заговорил, - когда мне было пятнадцать, отец взял меня на скачки в Дерби. Наша лошадь пришла тогда первой, отец на радостях выпил. Около паба танцевал какой-то клоун, он пел песню о вечной любви, играли мандолина, гитара и гармоника... Я слушал, а когда мы поехали домой - мурлыкал её... А отец засмеялся и вдруг сказал, что хотел бы заговорить меня от трех бед: от разорения семьи, от бунта черни и от... великой любви, да минуют меня во все дни жизни моей эти три несчастья. - Райан вздохнул, - мне показалось, что за всеми этими словами что-то кроется, но так и не решился спросить об этом отца.

   -Так вы... никогда не любили? - ошеломлённо спросил Донован.

  Бреннан усмехнулся.

  -Ну, почему? Когда-то в юности влюблялся, но ничего великого в этом и вправду не было.

  -Но мне показалось... - Донован смутился, - что вы любите сестру...

  -Я предан ей и привязан к ней, - согласился Райан, лицо его подлинно осветилось изнутри.

  -Но вам пора жениться...

  -Пора, - снова согласился Бреннан, - надо приглядеть невесту.

  -А...мисс Хэдфилд? - осторожно спросил Донован, наконец вспомнив, что хотел расспросить Райана. - Она мне показалась...

  -Красивой? - насмешливо перебил Райан. Глаза его замерцали, точно огранённые изумруды.

  -Ну... - Донован чуть растерялся, - это несколько драматичная и театральная красота, однако, в яркости ей не откажешь.

  -Да, это верно, - усмехнулся Бреннан и поправил, - только не драматичная, а мелодраматичная.

  -И вас она не пленяет?

  Бреннан откинулся на стуле.

  -Боюсь, что мисс Хэдфилд алчет именно той великой любви, от которой меня заговорили. А так как ей свойственно всё драматизировать, как вы точно подметили, - тонко улыбнулся Райан, - то подобный союз привёл бы только... - он опустил длинные ресницы, и на скулы его легла серая тень.

  -К взаимному разочарованию? - решился продолжить его невысказанную мысль Донован.

  Бреннан снова улыбнулся.

  -Ну, чтобы разочароваться, нужно вначале... очароваться. А я не очень-то поддаюсь чарам. Скорее, этот брак просто свёл бы друг с другом абсолютно не нужных друг другу людей.

  Несмотря на то, что Райан улыбался, слова эти звучали приговором надеждам мисс Хэдфилд.

  -А каков ваш идеал женщины?

  -Идеал? Идеал, идея, идол...- пробормотал Райан, - это все от греческого eidos, eidolon. 'Вид, образ, видение... привидение...' Но я не верю в привидения.

  -Но если вам не нравится мелодраматизм мисс Хэдфилд, то, может быть, легкость и игривость мисс Шарлотт... мне она напомнила котёнка.

  -Мне тоже,- кивнул Райан, - но в моих апартаментах уже живёт котик по кличке Мерзавец. Так окрестил его мой камердинер Мэтью Лорример за пристрастие гадить за диванами, а вообще-то его зовут Премьером. Мне и с ним хлопот достаточно. Линяет мерзавец, портьеры рвёт и комод расцарапал.

  Мистер Бреннан, надо было отдать ему должное, умел объяснять почти необъясняемое так, что, не сказав ничего определенного, расставлял все акценты весьма жестко, и вопросов у собеседника не оставалось. Донован вздохнул.

  -Вам нелегко угодить...

  Райан усмехнулся.

  -А мне и не надо угождать, мистер Донован, совсем не надо.

  -Наверное, глупо и спрашивать о бедняжке Кетти Ревелл? Но мне просто кажется, все девушки должны влюбляться в вас...

  Бреннан улыбнулся.

  -Почему?

  -В вас - что-то завораживающее, впрочем, как в любой красоте...

  -Ну, что вы...- Райан с неким укором покачал головой, - красота, конечно, изыск природы, но она, в общем-то, приедается. Как любой деликатес.

  -А у мисс Кэтрин был роман? Мне показалось... мистер Хэдфилд...

  Взгляд Бреннана посуровел.

  -Не знаю. Поймите, любовные чувства - это не то, что каждый выставляет напоказ, как новый фрак или новую карету. Я иногда видел мистера Хэдфилда вместе с Кэтти, но ничего об их отношениях сказать не могу. Просто не знаю.

  Тут, однако, их разговор снова прервали. Теперь в дверь просунулся мистер Джозеф Бреннан. Он был в домашнем халате и явно только что проснулся.

  -Ты здесь? А я прошёлся по твоим комнатам - никого, - сонно пробормотал он, - хотел сходить на конюшню, да Бесс сказала, что ты с художником, - он с любопытством перелистал эскизы. - Да, хорош, ничего не скажешь, вылитый Ральф в юности. О, да тут и есть и законченное... - мистер Джозеф с интересом оглядел стоящие в углу готовые полотна - портреты Элизабет и Патрика Бреннанов. - Он внимательно рассмотрел их, и вдруг обратился к Доновану. - Странно, я замечал, что световой блик расположен наполовину на зрачке и наполовину на радужной, а вы рисуете только один блик в каждом глазу именно на радужной. Почему?