-Но всё это вздор, - заметил он, - замок с тех пор сто раз перестраивался. Если что и было, давным-давно засыпано да перестроено. Там чёрт ногу сломит, и куда умнее гулять в парке, чем в подземелье.

  -Там есть запертая дверь, мы просто не смогли открыть, она окована металлом.

  Райан только развёл руками.

  Донован заметил, что мисс Энн Хэдфилд все время не сводила глаз с мистера Райана, теперь она тихо спросила у него, прочёл ли он ту книгу, что она дала ему?

  - 'Грозовой перевал' мисс Бронте? - уточнил Райан и виновато улыбнулся, - ох, не смог, дорогая мисс Энн. Ну не могу я читать женские любовные романы, вы уж простите. Мне кажется, в английских мужчинах всегда мало было любовной романтики и сладострастия, и если нам что и удавалось на любовном поприще, так это написание скучных трактатов и занудных философствований. Всякий добрый отец, похоже, считал своим долгом оставить пухлый том поучений о супружеской жизни своим чадам! Романы же о пылкой любви... - он развёл руками, - трижды начинал, засыпал, потом забывал, что там было вначале, снова перечитывал, - и снова засыпал.

  -Но ты же прочёл про этого... Ловеласа, - поддел его дядюшка.

  -Ричардсона? Да, это осилил.

  -Аморальная книга, - поморщился Эдвард Хэдфилд с видом оскорбленной добродетели, за что удостоился ироничного взгляда дядюшки Джозефа.

  -Я бы сказал, выдумка, - усмехнулся Райан, - за века мораль мотало из стороны в сторону, как горького пьяницу: от грубой чувственности к пламенному пуританству, от бесстыдного жеманства к показному хладнокровию, но ловеласы из нас, по большому счёту, никакие. Записной английский развратник скорее посетит публичный дом, чем будет заморачиваться с каким-то длинным и нудным совращением, - умеренно, необременительно, да и в любой момент можно вернуться к более важным и интересным вещам, то бишь к политике, охоте, скачкам.

  -Ты циник, Райан, - так нежно заметила миссис Бреннан, и Донован понял, что мать подлинно боготворит сына.

  Райан столь же нежно улыбнулся матери и снова взял газету.

  -А можно мне сегодня взять лошадь, мистер Бреннан? - кокетливо спросила Летиция у Райана, явно строя ему глазки, - Майкл Блэкмор сказал, если вы позволите, мы с мистером Джозефом проедем до Дальнего выгона...

  -Можно, малютка, бери, - голос мистера Райана Бреннана, донесшийся из-за газеты, был холоден, но любезен.

  -А что пишут в газете, мистер Бреннан? - поинтересовалась меж тем Кэтрин, мисс Летиция же с довольной улыбкой обошла столик и присела в кресло.

  -Продается прекрасное имение неподалеку от Ноттингема, - сообщил тот, - и гунтер, отлично объезженный трехлеток. Весьма интересно. Однако, - он отложил газету, - дела не ждут. Мистер Донован, поставьте меня в известность о часе позирования, и я буду к вашим услугам. Мистер Корнтуэйт, был рад встрече. Мисс Гранд, всегда к вашим услугам. Мама, я в буду в кабинете. Бесс, - обронил он сестре, - зайди ко мне после и не забудь распорядиться о ванне мне на вечер. Джозеф, Патрик, Эдвард, Томас, - он поклонился, - Лотти-кэтти-летти, прощайте, - наклонил он голову к девицам.

  Донован не сразу понял его, потом улыбнулся: уменьшительные имена девушек действительно рифмовались и, судя по тому, что это обращение никого не удивило, Чарльз понял, что оно здесь в ходу. Кэтти и Летти проводили мистера Бреннана улыбками, Шарлотт тоже улыбнулась, а Донован подумал, что лицо мистера Райана Бреннана как-то странно не вяжется с лицами девушек, и не мог не заметить этой градации красоты: в тонких чертах Райана совсем не было той простоты и слащавой безыскусности, что проступала в Лотти-кэтти-летти. Что до лица мистера Патрика - оно тоже контрастировало с девичьими, но иначе: его тяжесть словно подчеркивала, оттеняла их воздушность.

  Мисс Элизабет тоже вышла следом за братом, уводя за собой подругу, сестры Ревелл простились с ней, и в словах этого прощания Доновану померещилось некоторое робкое заискивание.

  Пока мистер Донован осматривал комнату, куда проводила его леди Эмили, сочтя помещение вполне удобным для сеансов, он не мог отрешиться от мысли, что всё, увиденное им в этом доме, не разочаровало, но насторожило. И договариваясь о начале работы на следующий день, Чарльз пытался продумать и обобщить свои впечатления.

  Наличие в доме четырех юных красавиц и - изначально - шести молодых мужчин заставляло предполагать возникновение любви, а две смерти братьев Бреннан, последовавших одна за другой, и записку одного из братьев, тоже можно было бы увязать с ревностью или изменой.

  Но кроме явного чувства мистера Патрика Бреннана к мисс Шарлотт Ревелл, да еще, пожалуй, взгляда мисс Энн Хэдфилд на Райана - ему ничего пока заметить не удалось. Что до Патрика - натура его была такова, что влюблённость могла стать только страстью, опьянением ума. И если кто-то из братьев стал на его пути...

  Девицы Ревелл показались странными: в глазах этих красивых куколок не проступало ничего детского и наивного. Они все выглядели вполне взрослыми. Ни один из представленных ему мужчин не показался глупцом, а раз так, доискаться до причин смерти братьев Бреннан будет нелегко. При этом Донован ни в ком не подметил явного дружелюбия, да и между самими братьями Бреннанами особого согласия тоже не заметил.

  Всё это Донован изложил Корнтуэйту, когда они возвращались в епископский дом при церкви. Епископ кивнул, но ответил, что не слышал, чтобы братья были соперниками. Патрик не любит Райана с детства, пояснил он. Тут и неприязнь из-за первородства: Патрика бесит, что Райан наследовал всё, в тот время, как он с младшими братьями должен довольствоваться тысячей в год, но есть и иное. Они - 'лёд и пламень', очень разные по темпераменту, характеру и настроению.

  -Я помню, как Патрик говорил, что всегда предпочтёт безрассудство страстей мудрости бесстрастия, и добавлял, что братец Райан напоминает ему самые страшные для него предметы - часы, компас, барометр и календарь. Они бесстрастны и беспощадны.

  -Но Райан Бреннан не показался мне жестоким или бесчувственным, - возразил Донован, - и губы, - Чарльз на миг смутился, - помните портрет Симона ван Альфена у Николаса Маса? Твердый живой взгляд, тонкая улыбка умного человека. Там явное сходство с Райаном. И, несмотря на силу и страстность Патрика, Райан смеётся над ним.

  -Как ни странно - да, Райан совсем не поверхностен, но имеет легкий нрав и, насколько я помню по его детству, отходчив и незлопамятен. А что вы скажете об остальных?

  -Дьяволом мне никто пока не показался.

  Епископ горько усмехнулся.

  -Боюсь, это не доказательство, что его там нет.

  С этим Донован не спорил. Его удивило ещё одно обстоятельство, о котором он предпочёл не говорить: это был взгляд мисс Элизабет на девиц Ревелл перед тем, как она ушла из комнаты. Он не смог прочитать его: тусклый и безжизненный, словно больной, он ничего не выражал. Но вот она повернулась, уводя из комнаты подругу - и Донован видел, что взгляд мисс Бреннан ожил, в нём, да и во всем облике девицы что-то незримо переменилось. Она ушла, как королева, а в глазах блеснул огонёк, мгновенно преобразивший лицо: в нём проступила леди Макбет. Но почему? Не была ли то игра света? Да, рядом стояли лампы, а из окна у двери лился бледный свет начинающихся сумерек.

  Ему могло в смешении света и померещиться то, чего не было.

  Вечером Донован собрал бумагу, краски, сангину и уголь, приготовил мольберт и старый фартук, который всегда надевал поверх рабочей блузы. Миссис Бреннан сказала, что позировать ему первой будет Элизабет, если же она не сможет, то - она сама. Доновану хотелось увидеть мисс Бреннан поближе - утренний свет не даст ему ошибиться.

  Однако когда, прочтя на ночь молитвы, Чарльз оказался в постели, в его памяти снова проступило лицо Райана, почему-то в нарождающемся сне слившееся с гробом: Райан и Мартин были почти на одно лицо. Этот лик покойника теперь ожил и налился красками, он смеялся и кокетничал с девицами, читал газету и шутил. В ночном сне, уже отрешённом от дневных реалий, ему грезились актеры на сцене лондонского театра Ковент-Гарден, они ставили Шекспира, и он не удивлялся, слушая спор Гамлета с леди Макбет о том, что иногда лучше и не быть, чем быть, на что леди Макбет, не то возражая, не то соглашаясь, уточняла, что лучше не быть кому-то другому, но не ей, откуда-то из-за кулис сладострастно смеялся Яго, и только по пробуждению Донован понял, что три ведьмы, отпевавшие Гамлета, лежащего на лилейных покровах чёрного гроба, равно как и интриган Яго, забрались туда из других пьес.