— Есть трагедіи, о возможности которыхъ лучше даже не думать, — заявилъ онъ.

Во время завтрака, сервированнаго въ красивой залитой солнцемъ маленькой столовой Молли, оба безобидно болтали какъ люди, которые не имѣютъ по отношенію другъ къ другу никакихъ иллюзій, но при этомъ все-таки очень дружны между собой. Завтракъ былъ великолѣпный, и Клодина прислуживала съ граціозной ловкостью, придававшей всему еще большую прелесть.

— Мнѣ кажется, что я влюбился въ твою новую дѣвушку, — задумчиво замѣтилъ Тони, когда, наконецъ, остался наединѣ съ Молли, попивая кофе и куря сигареты.

— Я очень рада, что она тебѣ нравится, — сказала Молли. — Но если ты раньше не виделъ ее, то это только доказываетъ, насколько ты не обращалъ на нее никакого вниманія. Она у меня уже съ Рождества.

— Мнѣ нравится ея лицо, — продолжалъ Тони. — Въ немъ есть что-то чистое. Она выглядитъ такъ, какъ будто ее выбросили изъ монастыря за то, что она слишкомъ хороша.

— Она вовсе нехороша, — сказала Молли.

— Это дѣлаетъ ее еще болѣе восхитительной. Хорошо выглядѣть и быть при томъ дурной, — какая идеальная комбинацiя!

— Въ такомъ случаѣ мнѣ бы отчаянно не везло, — сказала Молли. — Съ моими рыжими волосами и красными губами я выгляжу весьма порочной, и при томъ я вѣдь до-скуки хороша. Инстинктивно, впрочемъ. Я хотѣла бы съ тобой поговорить о моей морали, — продолжала она послѣ короткаго молчанія. — Это главная причина, почему я пригласила тебя позавтракать.

Тони налилъ себѣ рюмку ликера.

— Молли и ея мораль — болѣе подходящей темы для разговора за дессертомъ не могу себѣ даже представить.

Молли закурила сигарету и подала Тони маленькій серебряный портсигаръ.

— Я хотѣла бы объяснить тебѣ дѣло съ Питеромъ. — Она откинулась въ своемъ креслѣ. — Видишь ли, Тони, ты единственный человѣкъ во всемъ свѣтѣ, съ мнѣніемъ котораго я вообще считаюсь. Я не знаю, что бы стало со мной безъ тебя тогда, когда я удрала изъ дома. Ты помогъ мнѣ попасть на сцену и мнѣ не хочется, чтобы ты считалъ меня пропавшей. О, я знаю, что люди разсказываютъ обо мнѣ отвратительныя вещи, но въ концѣ концовъ, это разсказываютъ обо всякой дѣвчонкѣ, которая выступаетъ въ опереткѣ. Разсказываютъ, что я жила съ какимъ-то раджей, что у меня черный младенецъ и Богъ знаетъ что еще, но въ концѣ концовъ — это все клевета. Я, конечно, не стану отрицать, что имѣла цѣлый рядъ подобныхъ любезныхъ предложеній, но я отклоняла всѣ, пока не явился Питеръ.

— Какъ ты, собственно говоря, напала на Питера? — освѣдомился заинтересованный Тони.

— О, я не знаю, — откровенно отвѣтила Молли. — Полагаю, что въ началѣ мнѣ его было жалко. Вѣдь ты знаешь, какъ онъ глупъ. Каждый въ состояніи обставить его, а эта маленькая фальшивая кошка, Марія д’Эстелла выманила у него тысячи, и при томъ она все время имѣла дѣло еще съ полдюжиной другихъ. Ну, тутъ я и подумала, что хочу перебить его у нея попросту, чтобы дать ей урокъ хорошаго поведенія.

— Если случай правильный, то этотъ урокъ былъ не особенно удачнымъ, — вставилъ замѣчаніе Тони.

Молли засмѣялась.

— Ну, во всякомъ случаѣ это было началомъ всей исторіи. Питеръ страшно влюбился въ меня и послѣ того, какъ я часто бывала съ нимъ вмѣстѣ и нѣсколько разъ сердито отшивала, когда онъ становился нѣжнымъ, я наконецъ искренне полюбила его. Видишь, если бы онъ не былъ королемъ, то онъ навѣрно былъ бы очень славнымъ парнемъ. Въ сущности говоря, онъ только ужасно избалованъ. По своей природѣ онъ ничуть не пороченъ. Понятно, онъ слабъ и глупъ, но я вовсе не выношу умныхъ мужчинъ; глупые мужчины очень привязаны и ихъ можно заставить дѣлать все, что угодно. Знаешь ли ты, что Питеръ, напримѣръ, во всемъ спрашиваетъ моего совѣта?

— А что говоритъ по этому поводу Да-Фрейтасъ? — мягко осведомился Тони.

— О, Да-Фрейтасъ! — лицо Молли совершенно изменилось. — Онъ ненавидитъ меня, Тони; онъ не въ состояніи выносить, чтобы кто-нибудь другой, кромѣ него, имѣлъ вліяніе на Питера. Противъ Маріи д’Эстелла и подобныхъ ей онъ ничего не имѣетъ, хотя онѣ и стоятъ много денегъ, но онъ бы дорого далъ, чтобы отделаться отъ меня. Ему пріятнѣе всего, когда Питеръ слабъ и распутенъ и не заботится ни о чемъ. Тогда вся власть находится цѣликомъ въ его рукахъ.

— Но что изъ всего этого выйдетъ, Молли? — спросилъ Тони. — Предположимъ, что они въ Ливадіи сдѣлаютъ новую революцію, и Питеръ долженъ вернуться назадъ и снова стать королемъ. И послѣ всего, что приходится слышать, это вѣдь вовсе не исключено.

— Я знаю, — сказала Молли пожимая плечами, — но стоитъ ли ради этого ломать себе голову? Если они знаютъ Питера такъ же хорошо, какъ и я, они не будутъ такими глупыми. Въ качествѣ короля онъ быль бы абсолютно невозможнымъ, и онъ самъ чувствуетъ себя гораздо лучше въ Ричмондѣ. Когда я объясняю ему это обстоятельство, онъ вполнѣ согласенъ съ нимъ, но говоритъ, что если они дѣйствительно сдѣлаютъ новую революцію, онъ долженъ будетъ принять корону.

Тони кивнулъ головой.

— Объ этомъ позаботится Да-Фрейтасъ. Тотъ не оставитъ дѣла. Въ концѣ концовъ разве онъ все время не держалъ сторону Педро, не занимался конспираціей, интригами, заговорами, чтобы выпустить изъ рукъ шансъ въ одинъ прекрасный день снова очутиться на своемъ старомъ посту премьеръ-министра?

Молли задумчиво посмотрела на огонь въ каминѣ.

— Онъ совершаетъ только одну ошибку, — сказала она, — онъ немного склоняется къ тому, чтобы считать другихъ людей более глупыми, чемъ они есть на самомъ дѣле; вѣроятно, это происходитъ потому, что онъ слишкомъ много времени проводитъ съ беднягой Питеромъ.

Тони тщательно посыпалъ перцемъ отлично поджаренный кусокъ копченаго языка. Потомъ онъ бросилъ быстрый взглядъ на сидѣвшаго напротивъ кузена.

— Тебѣ въ самомъ дѣлѣ слѣдовало бы пойти со мной сегодня вечеромъ, Гью, — сказалъ онъ. — Будетъ замѣчательная борьба.

Гью Оливеръ покачалъ головой. Это былъ высокій худощавый молодой человѣкъ съ красивымъ серьезнымъ лицомъ.

— Мой милый Тони, — отвѣтилъ онъ, — мои вкусы могутъ тебѣ показаться странными, но, какъ я уже не разъ говорилъ тебѣ, мнѣ не доставляетъ ни малѣйшаго удовольствія смотреть, какъ два человѣка разбиваютъ другъ другу головы въ кровь.

— Боксъ — одно изъ немногихъ естественныхъ и здоровыхъ занятій, которыя еще остались на долю человѣчества, — сентенцiозно замѣтилъ Тони.

Гью поправилъ свои очки.

— Я ничего не имѣю противъ бокса въ подходящемъ мѣстѣ. Я придерживаюсь того мнѣнія, что бываютъ положенія, въ которыхъ онъ необходимъ и даже можетъ доставлять наслажденіе. Но боксъ не долженъ быть времяпровожденіемъ. Есть вещи на свѣтѣ, которыхъ не следовало бы выставлять на публичное зрѣлище. Что бы ты сказалъ, напримѣръ, если бы людямъ платили за то, чтобы они открыто любили на эстрадѣ?

— Я представляю себѣ это даже весьма волнующимъ зрѣлищемъ, въ особенности чемпіонатъ тяжелаго вѣса, — сказалъ Тони, наливая стаканъ шерибренди [1] и поглядѣвъ на него на свѣтъ. — Впрочемъ, разъ ужъ мы заговорили о тяжеломъ вѣсѣ, то въ какомъ состояніи нашелъ ты нашего милаго кузена Генри?

— Благодарю, ему живется хорошо, — отвѣтилъ Гью. — Онъ собирается навѣстить тебя.

Тони поставилъ свой стаканъ и съ упрекомъ посмотрѣлъ на кузена.

— И ты еще хочешь быть моимъ секретаремъ и другомъ?

— Это тебѣ только на пользу почаще встречаться съ Генри, — заявилъ Гью. — Кромѣ того онъ собирается сдѣлать тебѣ предложеніе, которое я горячо поддерживаю.

— Мой милый Гью, — сказалъ Тони, — предложеніе Генри, находящее твое одобреніе, можно принимать только всерьезъ. О чемъ же идетъ рѣчь?

— Ты вѣдь знаешь, насколько Генри цѣпляется за мысль о твоемъ депутатствѣ. И вотъ онъ мнѣ только что сказалъ, что они собираются устроить дѣло такъ, чтобы ты былъ выставленъ кандидатомъ правительственной партіи на слѣдующихъ выборахъ въ округѣ Сѣверный Бэлльхэмъ.

— Такъ, такъ, — покорно сказалъ Тони. — И могу я спросить о томъ, что я сдѣлалъ для того, чтобы заслужить эту ужасную судьбу?