Свартхевди – северянин.

Глава 1.

Хоть еще и было довольно далеко до полудня, однако, уже ощутимо припекало, и пот уже основательно промочил мою рубаху, но наставнику было плевать. Он еще и стеганый поддоспешник меня нацепить заставил.

- Вот зачем, дядька Олаф, мне тренироваться махать этими железяками? Колдун ведь не должен драться с врагом сам, для этого есть дружина? Старая Хильда гово…

- Сопля ты зеленая, жидковатая, а не колдун еще! И не всегда в бою тебя смогут прикрыть хирдманы, ну а если, тьфу-тьфу, строй хирда прорвали или драккар твой абордируют и враги уже через борта к тебе сигают – ты вот, что врагу сделаешь? Порчу нашлешь, чтоб бороды у них повылазили? – старый воин, пребывая в гневе праведном, ликом стал красен и громко сопел – Слышал бы тебя дед твой, чтоб пиво ему в Чертогах Павших не горчило, он бы тебе живо прописал ратовищем от рогатины поперек хребтины! Вот уж он был и в колдовстве никем не превзойден, и воин, каких поискать еще. И умен был, куда уж тебе до него. Но, вижу, не доходит до тебя никак мудрость житейская – надо бы ей помочь. А все ведьма эта замшелая, мозги тебе набекрень ставит…

Старый вояка с кряхтением встал с лавки, на которой до того пребывал, распекая меня, и взялся за хогспьет (копье с длинным тяжелым наконечником, пригодным как для укола, так и для рубки) и, прихрамывая, направился в противоположный от меня конец площадки.

- Сварти, отродье ты гоблинское, я сейчас от забора пойду к тебе, а как дойду – тресну тебя по лбу, вот этим славным древом – он потряс древком оружия – А ты защитись попробуй, колдунством своим, и на месте стой – стар я уже за щеглами всякими бегать. Сможешь – свободен станешь на сегодня и завтра от занятий со мной, не сможешь – на себя пеняй, до ночи отсюда не выпущу!

- Так ты, дядька Олаф, амулеты тогда сними! Нечестно ведь, меня Хильда и учить-то недавно совсем начала!

- Мне, может еще, портки снять и копье бросить прикажешь? Да со змием своим наперевес нападать? Нет, врага в бане голого застать, или, там, ночью на бабе прихватить, – дело, конечно, достойное – но вот незадача – старик, остановившись, задумчиво подергал себя за пегую бородищу, заплетенную в толстую косу – Нечасто так выходит. Чаще гораздо, когда враг попадается одетый, да в железе. И в руке у него не девкина титька, а секира, или меч добрый, да хоть бы и булава. И амулеты на нем висят, и обереги всякие. Вот и посмотрим, как справишься, коли умный самый…

Последние слова он пробурчал себе под нос, направляясь к противоположному концу тренировочного поля.

Да, знатную шишку дядька Олаф мне тогда поставил - куда уж мне его остановить, хоть колдовством, хоть умением воинским, когда он в походы ходил больше чем я на свете живу. Раза в три эдак…

Ох ты, забыл совсем представиться.

Звать меня Свартхевди, Сварти, если короче – полным именем-то меня не зовут еще, звать будут, когда уважение заслужу, значится. А заслужу я его следующей весной – как в набег пойдем, мне вроде как шестнадцать зим стукнет, так батя меня взять с собой обещался. И прозвище достойное добуду себе, а не как сейчас… Свартхевди Кровавая Секира! Каково? Или вот – Свартхевди Разрушитель! Тоже ведь неплохо? Свартхевди Ярость Шторма! А? Не то, что сейчас – Сварти Конь… Или Сварти Недотролль… Недотролль – это из-за того, что кожа у меня слегка зеленоватым отливает, совсем чуть-чуть, если не приглядываться – так и не видно, но вот же ж, прицепилось… И ростом я на тролля не тяну, на тролленка разве что, такого, которого голодом морили. Месяцев так пару-тройку. И лицом не похож, девки говорили – симпатичное. А потомком тролля я быть не могу – они, даже мелкие, те, которые болотные – взрослые ниже трех ярдов, и не бывают. Это старый Олаф рассказывал, а одного тролля я и сам видел, дохлого правда уже. И, скажу я вам, таким елдачищем, как у него, не детей делать человеческой бабе, а кабанов глушить в самый раз будет. Так что, вранье это все, про недотролля.

И да, я своему отцу, как бы, не родной. Приемный я, меня в лесу нашли, недалеко от трясины. Не здесь, нет, у нас, на землях свободных ярлов, детей не бросают, просто пятнадцать лет назад, когда наш ярл с батей и дружиной из набега возвращался, случилось им остановку сделать, один из шнеккеров поврежден у них был – пристали к берегу, разбили лагерь на ночь – все честь по чести, поселений вблизи никаких, но стражу выставили все равно – положено так, потому что. И вот, ближе к рассвету уже, послышался хирдманам, тем, что на страже стояли, шум какой-то, не сильно вдалеке, да как будто, свет над лесом, и крики, женские вроде как. Ну, подняли хирд, малая часть осталась корабли да лагерь сторожить, а большая, с ярлом во главе, отправились глянуть – что да зачем там творится. Нашли кострище, меня, в общем, сопляка еще совсем, несколько месяцев от роду, завернутого в тряпки, рядом с ним, несколько вещей, частью мужских, а частью женских по виду, обломок кривого меча, пару сумок с барахлом разнообразным, и еще целую дорогу из слизи, от болота до кострища как раз. И подобрали меня, да ушли оттуда поскорее – не дело в потемках с тем, что такие следы оставляет, рубиться, да и незачем – пускай и дальше в своем болоте сидит. А утром поискали в лесу, для порядка, да и все – и так ясно, что произошло.

Молока, для меня мелкого, ясно дело, взять негде – но был мед, не хмельной, но вполне себе пчелиный – вот им, в воде разведенным, меня и поили, пока до нашего борга добирались. Почему не выбросили за борт – так это потому, что колдун наш тогдашний – Торвальд Треска, сказал – удача при мне великая: как же – взрослые пропали, а малец жить остался. Видать, нужен богам для чего-то. А как до борга дошли – так новость батя узнал, препоганейшую: пока он в походе был, жена его, Инге, родить успела, да не уберегли младенчика, помер сразу после родов. Инге горевала сильно, уж осунулась вся, исхудала, даром, что трое детей у нее уже было к тому времени, так батя меня ей отдал: сказал, дескать, раз боги родного забрали, так вот этого примем, неважно, что зеленый. Дед, колдун Торвальд то есть, проверил – нету зла во мне, значит можно оставить, и Торстейн - жрец Имира который, с ним согласился. Так и порешили. Так что, есть у меня и отец, и мать, и три брата, не по крови – но молочных. Недотроллем братья меня называют, чирей им на задницу, а конем все остальные.

Да, глупая история получилась, это как я прозвище сие дурацкое получил, с год назад примерно приключилась.

Положил я тогда глаз на дочку кузнеца нашего, Магнуса Ульвссона, Ауд ее зовут. Вот уж красавица так красавица! Лицом – просто фея снежная, коса с мою руку толщиной – до попки спускается, а фигурка... Мммм... И как-то созрела она быстро, из обычной девчонки – в девушку на выданье, так что никто и не заметил. Вот вроде, была Ауд, одна из многих – а стала первой красавицей, подменили будто. Увиваться за ней пробовали решительно все неженатые парни и мужи борга, от тринадцати и до упора, тем более что и девка хороша, и тесть зажиточный, приданого даст немало за ней – одни достоинства, короче говоря. Да вот, всем отказ. Ну, и я попробовал, естественно. Нет, мне сама Ауд нужна была, не подумайте, забрал бы себе и без приданого!

Так вот.

Магнус то, сначала доволен был, что дочь популярностью пользуется: выбор женихов когда есть – это всегда хорошо, не засохнет в девках. Но потом хмуриться начал – как бы не попортили. Это он зря, конечно, у нас тех, кто свободную деву или женщину снасильничает, на кол сажать принято, а сама Ауд не дура, чтобы до свадьбы девичество терять. Но вот, тревожился, однако ж. И кривиться сначала стал, потом ругаться. Песни душевные под ее окном петь запретил, сказал – еще котов на случке услышит ночью, так в тех котов копье метнет, погулять одну не отпускал, только с подругами замужними. Тиранил, в общем, как мог. А после того, как увидел, как Гуннар, парень на год меня старше, сын Грима Безземельного, по стене его дома карабкается, чтобы дочке его про любовь неземную рассказать (светелка ее на втором этаже дома ихнего была), так и вовсе за вилы взялся, которые некстати ему на починку принесены были. Так и гнался за Гуннаром через весь борг, громогласно обещаясь в Гуннаре дырок новых, а именно - в седалище тощем гуннаровом, навертеть. Не догнал.