У мистера Грехема были проблемы с сыном - Гемфри был транжирой и мотом, но дочь неизменно радовала мистера Джереми Грэхема. Но вот, спустя пять лет после того, как Пэт поселилась в доме, в идиллическую жизнь Грэхемов вторглась беда, в сравнении с которой гульба сына была пустяком. Юная мисс Грэхем неожиданно заболела, и за три месяца сгорела в чахотке. Мистер Джереми Грэхем, убитый внезапной смертью дочери, тоже несколько месяцев спустя умер. Лишившись дочери, миссис Грэхем не могла утешиться в своей потере. Раздражительная и вспыльчивая по натуре, она теперь просто ослабела от горя, и в своих ежечасных сетованиях неделикатно задавалась вопросом, почему это случилось именно с её дочерью? Лучше бы умерла Пэт. Патриция, слыша подобные слова иногда по нескольку раз в день, относила их не на счёт бестактности бедной миссис Грэхем, но её скорби и, понимая материнскую боль, не обижалась. Лишившись своей подруги и наперсницы, Патриция тоже чувствовала, что мир опустел, и старалась, как могла, поддержать вдову своего благодетеля и мать той, о ком она вспоминала с неизменной печалью.
Смерть отца сделала его сына, мистера Гэмфри Грэхема, к этому времени переставшего кутить и образумевшегося. обладателем состояния, приносящего около тысячи фунтов годовых. При должной экономии и здравомыслии этого бы вполне хватало для всех нужд маленькой семьи, но ни миссис Грэхем, ни Гэмфри никогда не могли похвалиться ни тем, ни другим. Они то экономили на грошах, то допускали такие расходы, каких не могла бы позволить себе и куда более обеспеченная семья.
Но тут случилось ещё одно несчастье, совершенно сломившее несчастную миссис Грэхем. На охоте лошадь её сына Гэмфри неожиданно понесла, он не справился с испуганным гунтером и оказался сброшенным на землю, нога его была сломанной в нескольких местах, его нашли полумёртвым, он ничего не помнил. Патриция преданно ухаживала за мистером Гэмфри, в то время как миссис Грэхем только сетовала, жалуясь на судьбу...
...Теперь миссис Амалия, многословно приветствуя гостя и неумеренно восхищаясь им, проводила его по лестнице из гостиной в спальню к мистеру Гэмфри Грэхему. Окна комнаты были затенены, дневной свет раздражал больного. Около него в маленьком кресле у камина сидела Патриция с томиком Шекспира. Увидя его, она поднялась и отошла в тень. Раймонд ни за что не узнал бы Гэмфри - лицо его потемнело и осунулось, вокруг глаз залегли круги, но он приветствовал Шелдона с улыбкой искренней радости. К нему почти никто не приходил, он вообще был несколько нелюдимым, но сейчас, в болезни, стал тосковать, и был рад сообщению матери, что сам мистер Раймонд Шелдон хотел навестить его.
Это было и вежливо, и лестно.
Гость расспросил о трагическом происшествии на охоте, осведомился о том, какой врач наблюдает больного, узнал о ходе болезни. Любезно пообещал прислать своего врача, выразил надежду на скорое выздоровление. Как он коротает время? За Шекспиром? Да, Патриция читает ему, вмешалась миссис Грэхем, и Гэмфри поморщился - высокий голос матери бил его по нервам. Шелдон краем глаза оглядывал мисс Монтгомери. Патриция тихо стояла у окна, взгляд её был устремлен в пол, она казалась уставшей и отсутствующей.
Раймонд рассказал о новом, довольно занимательном романе, что прочитал ещё в Кембридже, его автор - французский аристократ, сбежавший от Робеспьера в Италию, роман в подлиннике называется 'Опасные связи'. Мисс Патриция читает по-французски? - осведомился он. Пэт кивнула головой. В следующий раз он непременно принесет его для мистера Гэмфри. Подобной любезности от него не ожидали - было совершенно очевидно, что этот визит не последний. 'Завтра же мистер Клиффорд, наш врач, будет у вас' - с этими словами виконт попрощался.
Спускаясь, Раймонд Шелдон поинтересовался библиотекой покойного мистера Джереми, говорят, у него было редкое собрание книг, так ли это? Может быть, мисс Монтгомери проводит его туда? Пэт указала рукой на тяжёлые дубовые двери, отворившиеся перед ними с резким и отчетливым скрипом петель.
Библиотечное собрание, и вправду, было богатейшим, мистер Джереми Грэхем любил и ценил книги. 'Вы любите читать?', спросил он Патрицию просто, чтобы хоть раз услышать её голос. Она ответила, что ей нравится Шекспир, она предпочитает комедии. 'Почему? Ведь общепризнанными шедеврами являются его трагедии...'
- Трагедий, сэр, и в жизни достаточно.
Патриция по-прежнему была отстраненной, спокойной и тихой. В ней не было ни тени угодливости или желания понравиться, и это и пленяло, и огорчало его. Она рассказала о мистере Джереми Грэхеме и его книжных предпочтениях, и Раймонд с её немногих слов увидел её дядю как живого. Шелдон почувствовал странную горечь - если бы Патриция была глупа или вздорна, заносчива или горделива, он нашёл бы в себе силы отойти, забыть её. Но спокойное, полное достоинства и непоказной кротости поведение лишало его такой возможности. И это обессиливало его. Шелдон не мог сказать о своей любви, не мог позволить себе добиваться её. С трудом сдерживая дыхание, почувствовал, что слабеет, стал прощаться. Патриция тихо поклонилась, проводила его к лестнице.
Когда Шелдон спустился, её наверху уже не было.
'Уклони очи твои от меня, потому что они волнуют меня. Пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей. Доколе день дышит прохладою, и убегают тени, пойду я на гору мирровую и на холм фимиама...' Он с изумлением остановился, поняв, что бормочет слова Песни Песней, и снова двинулся вперёд, и строки сызнова взвихрились в нём. 'Нарцисс Саронский, лилия долин! Что лилия между тернами, то возлюбленная моя между девицами. Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви...'
Ночью, когда Раймонд тщетно пытался заснуть, перед его глазами снова вставали её черты, он метался по постели, впиваясь руками в кованое изголовье. 'О, как любезны ласки твои, о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов! Сотовый мед каплет из уст твоих, мёд и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана! Запертый сад - сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник: садовый источник - колодезь живых вод и потоки с Ливана...'
Утром, больной и истомлённый, он с удивлением оглядел изголовье кровати, литье решетки которого было изогнуто и перекошено.
Глава 7, в которой мистер Иствуд не может понять,
то ли мораль вообще присуща только старым глупцам,
то ли, напротив, всем глупцам свойственно под старость
впадать в морализаторство...
Мистер Тэлбот не поскупился. И не только потому, что не хотел ударить в грязь лицом и позволить говорить, что его званый ужин не идет-де ни в какое сравнение с вечером у мистера Сейвари. От этого вечера многое зависело. При этом планы матери выдать замуж сестрицу совершенно не занимали его. Ещё у мистера Сейвари Вивьен увидел, что для неё можно найти лишь голодного парвеню или обнищавшего джентльмена, готового польститься на тридцать тысяч, и теперь с радостью окончательно понял, что, если не произойдет чуда - Белл замуж и не выйдет, а это значит, его доходы не сократятся.
Но, хоть Вивьен Тэлбот и не верил в чудеса, как знать, что может случиться, и потому с особым удовольствием производил в голове подсчеты. Его состояние - около шестидесяти тысяч. Потеряй он половину - приданое сестры, но женись на Коре Иствуд - он ничего не теряет, приобретая двадцать тысяч дополнительно, это - ещё тысяча годовых. Если же Белл так и не выйдет замуж - это пять с половиной тысяч в год... А случись что с Белл... Но эти мысли развития не получили, ибо мистера Тэлбота занимали собственные матримониальные планы. И не только ради пятидесяти тысяч приданого. Мисс Кора всерьёз увлекла его. Он женится. Мистер Тэлбот был из тех, кому легче пренебречь выгодой, чем отказаться от прихоти, но теперь выгода и прихоть совпадали. Вивьен задумался. Иствуд явно нацелен на Шелдона, и мечтает видеть сестренку виконтессой. Монтэгю серьёзным соперником не назовёшь. Нищий. Но всё будет решать прихоть самой мисс Иствуд.