Он тяжело вздохнул:

-- Ты так улыбаешься, будто я сморозил очередную глупость. А я-то думал, что поверила и простила.

-- Да верю я тебе, верю! -- не выдержав, воскликнула Галя. -- Как только сам не поймешь, что и я люблю тебя. Слышишь, Сереженька, люблю!..

-- Галчонок! -- чуть не взревел от радости Сергей. -- Так это правда, да? Родненькая! -- застонал он от нежданно нахлынувшего счастья. Обняв, стал целовать нежно, страстно. Галя уже не сопротивлялась и не предупреждала, что он может заразиться гриппом! Взаимное их влечение было настолько сильным, что на какое-то время они решительно обо всем позабыли. Так и сидели на диване, обнимаясь и с упоением целуясь, словно наверстывая упущенное время, которого лишила их разлука. Слава Богу, теперь это позади.

...А потом пили чай, ели яблоки и апельсины и говорили обо всем, что приходило в голову, но только не о работе.

-- А знаешь, -- сказала Галя, -- мне и в самом деле стало лучше. Из тебя получился бы неплохой лекарь.

Сергей ухмыльнулся.

-- Почему "получился бы"? Я и есть твой лекарь. Недавно, кстати, где-то читал, что поцелуи лечат от многих болезней, а уж грипп вылечивают запросто. Надо только постараться. -- Все-таки, любил он при случае завернуть что-нибудь этакое, возвышенное.

-- Это правда? -- спросила на полном серьезе Галя. -- А почему же нам в институте об этом не говорили? Странно, очень даже странно.

-- Что странно? -- не понял Сергей.

-- А то, что время уходит, а ты совсем перестал меня лечить. -- Посмотрела на него преданно и с любовью. И вновь они целовались, забыв обо всех проблемах и заботах, которые есть и еще будут в их жизни, получая от близости друг к другу душевную радость и блаженство.

Сергею надо б домой ехать, но он не спешил. Уж как-нибудь утром не проспит и на отчет к Рудакову явится вовремя. Знал, что Галя скоро сама ему скажет -- пора...

15

На отчет к Рудакову Сергей все-таки опоздал. Вчера надо б было от Гали пораньше уехать. Но встреча была настолько нежной, что уезжать никак не хотелось, хотя Галя не раз ему об этом напоминала. Хотя... напоминать-то напоминала, но ведь не настаивала? Что ж, сам виноват, сам и ответ держать будет. А тут еще длиннющая дорога от общежития до работы. Сергей ехал на дребезжащем автобусе, а в возбужденном сознании рой мыслей: то с трепетом в душе вспоминал вчерашнюю встречу с Галчонком, то переключался на невеселую действительность, представляя, что за опоздание Рудаков и Шилов по головке не погладят. "Ну опоздал, задержался, проспал, с кем не бывает", -- оправдывал себя и ломал голову, как бы получше выкрутиться.

В кабинет Рудакова вошел осторожно, чтобы не привлечь внимания коллег по службе, но все равно был замечен, а под взглядами Рудакова и Шилова готов был сквозь землю провалиться. Присев рядом с Шиловым, стал слушать, о чем говорит Рудаков, хотя нет-нет да и отключался, думая о своем.

Нос защекотал плотный чесночно-луковичный и еще какой-то приторный, явно мужицкий запах. Форточка открыта, но на улице воздух куда свежей кабинетного.

"Интересно, отчитался Шилов или нет? Но ведь спросишь же. Лучше, если б еще не отчитывался, тогда Рудаков всех отпустит, а их оставит. Сказать есть что, день вчера прошел на редкость плодотворно. Правда, не удалось с Мошневой поговорить, зато один "носарик" чего стоит", -- думал Сергей.

Рядом с Рудаковым сидели следователь прокуратуры Жихарев и старший инспектор по делам несовершеннолетних Митрохина. Ей чуть больше тридцати, черты лица тонкие, нежные, глаза голубые и чуть-чуть с грустинкой. Вязаная шапочка лежит на коленях, на плечи спадают пряди русых волос. Красивая! Светлана Михайловна, к тому же, считалась в отделе самой опытной из инспекторов по работе с подростками. Рудаков, видимо, пригласил ее поработать с внуком Мошневой. Шилов как-то по секрету сообщил, что Рудаков и Митрохина вместе учились в пединституте и шеф был в Светлану Михайловну влюблен, но та любовь осталась неразделенной: Митрохина вышла замуж за другого сокурсника. А вот в милицию ее приняли по рекомендации Рудакова. До этого она работала в школе, вела уроки пения, рисования, а также на общественных началах кружки по интересам для подростков. Что-то записывал в блокнот Жихарев. Обычно он говорил мало, а больше слушал. В рай­прокуратуре около двух лет; следователей там всего четверо, и в работе у них постоянный завал. Наставника у Анатолия Петровича никогда не было, и как-то в минуту откровения Жихарев признался Сергею, что ему до всего приходится докапываться самому.

Никитин понемногу стал приходить в себя. Вроде и опоздание мало кто заметил, да и кому, в конце концов, все это надо?

Поначалу никак не врубался, о чем говорит Рудаков. "Так-так-так, значит, о человеческом характере, какой он бывает у людей разный. Мысль неплохая, и ясно, что человек с сильным характером в жизни более устойчив. Интересен тезис о том, что силен не тот, кто может многое себе позволить, в этом как раз большого ума не надо, а тот, кто может себе во многом отказать".

Да, начальник розыска умел убеждать. Ну как не согласиться с тем, что каждый человек должен быть профессионалом своего дела: педагог -- детей как надо учить, врач -- людей квалифицированно лечить, строитель -- строить добротные, красивые здания, поэт -- хорошие стихи писать... Стоп, стоп, но при чем тут поэзия? Ах, это он о себе -- Рудаков пытался когда-то стихи сочинять, но из этого путного ничего не вышло. Мучиться не стал, а пошел служить в милицию и правильно сделал. Намек, в общем-то, понятен: розыскники должны вовремя раскрывать преступления, в том числе и сложные. Это их святая обязанность...

А, кстати, Никитин не считал себя человеком с сильным характером. Нет, такой характер он в себе еще не выработал, но выработает обязательно. Да и пример брать есть с кого. С того же Рудакова или своего наставника Шилова. Импонировало, что Рудаков, к примеру, никогда не унизит подчиненного, даже голоса на него не повысит. Ну и выдержка у шефа! Уж лучше бы иногда накричал или кулаком по столу грохнул. Все знали, что в работе себя не жалеет, крутится с утра допоздна, выезжает на все тяжкие преступления, которых все больше и больше. Память у Рудакова феноменальная: при осмотре места происшествия начальник розыска запоминал каждую, казалось бы малозначительную деталь, мелочь, но потом именно эти мелочи-детали крепко помогали в раскрытии преступлений. И по срокам предварительного расследования -- если кто забудет, всегда напомнит. Подойдет и ненавязчиво этак скажет: "Не забыл, что два дня осталось? Зайди завтра вечером, потолковать надо". -- Попробуй после такого "приглашения" забыть.

И выпившим на службе Рудакова никто и никогда не видел.

-- Скажите откровенно, -- говорил он на планерках, если речь заходила о пьянстве, -- кому и в чем помогла водка? Ну, назовите хотя бы один положительный пример. -- Сотрудники спорили, что-то вроде вспоминали, но в итоге приходили к мнению, что от водки больше вреда и неприятностей, чем пользы. Рудакова не то чтобы боялись, нет, его не боялись, но... побаивались. Обмануть или схитрить перед ним было делом дохлым. Да на это и язык не поворачивался. А сам говорил так, что сказанное потом будешь долго-долго помнить. И любимый его постулат -- что в оперативной работе надо больше рассчитывать на самого себя: на свою голову, свои руки и ноги.

...Закругляясь, Рудаков невесело подытожил, что раскрываемость в первом квартале будет хуже прошлогодней, и что каждому есть над чем подумать. Спросил у Жихарева, будет ли что говорить, но тот отказался.

-- Тогда все, кроме Шилова и Никитина свободны, -- объявил Рудаков. Кабинет опустел: но остались еще и Жихарев с Митрохиной: с ними, видимо, было обговорено заранее.

Никитин почесал пальцами лоб. "Значит, Шилов не отчитывался? Что ж, это даже лучше: сказать есть что, вчера не зря помотался. Шилов подвинулся к Никитину и, недовольно посмотрев на него, покачал головой.