Это случилось в Риме спустя год после смерти матери, тогда-то Эшер Вольф и встретила любовь своей жизни.
А в раннем детстве, когда отец, еще разгоряченный и мокрый от пота после трудной победы, в белых шортах, заляпанных красноватым грунтом корта, подошел к дочери, она вдруг заявила, что тоже выйдет когда-нибудь на Кампо Сентрал.
Выйдет, чтобы победить.
Может быть, сыграли роль слабость отца по отношению к единственному ребенку или его амбиции. А может быть, он увидел в семилетней дочери задатки игрока и твердую решимость в глазах. Но карьера Эшер началась именно с того дня — отец стал ее тренером и наставником.
Спустя четырнадцать лет, после своего поражения в полуфинале, она, сидя на трибуне, наблюдала, как побеждает Старбак. В его игре не было ничего похожего на игру отца. Стиль нового чемпиона был противоположным стилю ветерана. Джим Вольф играл в теннис, основанный на отточенных заученных приемах, когда все движения выверены и точны. Старбак напоминал шаровую молнию — весь эмоции, порывистость и стальные мускулы. Часто она задумывалась над тем, кто победил бы, если бы оба встретились на корте. И если отец пробуждал ее гордость, то Тай приводил в восторг. И, наблюдая за ним, она могла понять то чувство сексуального возбуждения, которое испытывают зрители на бое быков. Жажда крови — вот что было в его игре, и это вызывало одновременно восторг и отторжение, настораживая и притягивая.
Он преследовал ее в течение долгих месяцев, но она не подпускала его близко. Его репутация в отношении женщин была всем известна. Его темперамент, его горячность, его непоследовательность и переменчивость одновременно соблазняли и вызывали опасение. Хотя влечение побеждало и скоро ее сердце было потеряно, но благоразумие брало верх, она прислушивалась к его голосу. До того рокового дня в мае.
Тай был как античный бог, мощный воин, настоящий мифологический герой. Даже горячие патриоты, итальянские болельщики, не могли устоять перед его обаянием. Некоторые бурно его приветствовали, некоторые так же горячо проклинали. Он давал им те ощущения, за которыми они сюда пришли, — дарил им настоящее шоу, где было все: пот, борьба до последнего момента и полная отдача сил.
Он выиграл тогда чемпионат, последняя игра состояла из сумасшедших семи сетов. И в ту же ночь Эшер отдала ему свою любовь и невинность. Она впервые в жизни позволила своему сердцу вырваться на свободу и любить без оглядки. Как цветок, который держали в тени и строгом режиме оранжереи, она вдруг оказалась на горячем солнце и сразу расцвела, бурно и неудержимо. Дни и ночи наполнили зной, страсть, безумие и нежность. Но сезон закончился.
Сейчас, тренируясь в тишине утра на пустынном корте, Эшер дала волю воспоминаниям о тех днях и ночах, и они обрушились на нее, сладкие и терпкие, как вино. Поездки на море по глухим проселочным дорогам, горячие отдаленные пляжи, полумрак комнат отеля, волнующий смех, беспечный и счастливый, сумасшедшая любовь.
И предательство.
— Если ты собираешься и дальше так же грезить наяву, то Кингстон сотрет тебя с лица земли уже в четвертьфинале.
Застигнутая врасплох, Эшер очнулась от своих грез.
— Прости.
— Правильно, проси прощения, потому что вытащила старуху из постели в шесть утра, чтобы тебя побить.
Эшер засмеялась. В тридцать три Мадж Хэвербек была все еще очень сильна и заставляла с собой считаться у сетки. Маленькая, крепкая, с вьющимися каштановыми волосами, привлекательными чертами лица, она выглядела как домохозяйка на рекламе домашней выпечки. На самом деле Мадж была игроком мирового класса, выиграла два Уимблдона, имела много прочих побед и обладала сильнейшим ударом сверху — смэшем. Два года они с Эшер играли парой, к взаимному удовлетворению и весьма успешно. Муж Мадж был профессором социологии в Йеле, и Мадж любовно звала его Деканом.
— Может быть, ты сделаешь перерыв и выпьешь чашку чая, — предложила Эшер. — Игра слишком грубое занятие для пожилых леди.
Мадж пробормотала что-то не слишком вежливое и с силой послала мяч через сетку. Эшер с легкостью достала его. К ней вернулась концентрация внимания, мускулы работали слаженно. В сонной тишине раннего утра гулко раздавался стук мячей. Мадж заставляла Эшер перемещаться от задней линии к сетке, меняя направление и силу ударов, а Эшер осторожно приноравливалась к твердому покрытию корта.
Для быстрого агрессивного игрока такое покрытие может стать опасным. Оно требует выносливости и силы больше, чем скорости. Сейчас Эшер благодарила бесконечные часы тренировок с поднятием тяжестей. Когда она делала взмахи ракеткой, отражая снова и снова удары, на ее тонких руках перекатывались стальные мускулы.
Понаблюдав некоторое время за игрой подруги, Мадж переложила ракетку в левую руку и заметила:
— А ты неплохо выглядишь после трехлетнего перерыва, Лицо.
Эшер сделала глубокий вдох.
— Я тренировалась.
Хотя Мадж было интересно узнать подробности о загадочном браке Эшер и о том, что происходило с ней за время трехлетней добровольной отставки, она промолчала. Мадж слишком хорошо знала характер своей прежней партнерши, чтобы проявлять любопытство.
— Кингстон не любит играть у сетки. Это ее слабая сторона, — сказала она.
— Знаю. — Эшер сунула в карман запасной мячик. — Я хорошо изучила ее игру. И собираюсь ей навязать свой стиль. Она будет играть по моим правилам на этот раз.
— Она хороша именно на таком покрытии, играет на грунте лучше, чем на траве.
Это был намек на слабую сторону Эшер, которая предпочитала как раз траву.
— Это не важно. Я ее размажу, вот увидишь. — Она подарила Мадж одну из своих самых открытых улыбок.
Накидывая спортивную куртку на плечи, Мадж весело расхохоталась:
— А ты не изменилась, верно?
— Так, немного, по мелочи.
Эшер вытерла запястьем пот со лба.
— А ты готовишься играть с Фортини?
— Моя милая, — Мадж взбила каштановые кудри, — и готовиться нечего, я просто ее переиграю.
Эшер фыркнула, и обе направились по дорожке к выходу.
— А ты тоже не изменилась.
— Если бы ты предупредила меня, что возвращаешься, мы могли бы сыграть парой. Фишер, конечно, хороша, она нравится мне, и все же…
— Я не могла принять решение, пока не убедилась, что оно окончательно созрело и что я не хочу себя обманывать. — Эшер стала разминать руку, в которой держала ракетку. — Послушай, три года сказываются. У меня ломит мышцы. — Она вздохнула. — Не помню, чтобы раньше у меня так болело все тело после тренировки, особенно ноги.
— Можем обменяться на мои, только скажи, Лицо.
Спохватившись, Эшер повернулась к подруге.
— Как твое колено? — спросила она с участием.
— Лучше после операции в прошлом году, — Мадж пожала плечами, — но все еще могу предсказывать дождь. Предпочитаю солнечный сезон.
— Мне жаль, что я не была рядом с тобой тогда. Мадж дружески взяла Эшер под руку.
— Естественно, я ждала, что ты проделаешь путешествие в шесть тысяч миль, чтобы подержать меня за руку.
— Я бы приехала, если бы не… — Эшер замолчала, припоминая, в каком состоянии находился ее брак в то время, когда Мадж оперировали.
Мадж, увидев виноватое лицо подруги, толкнула ее шутливо локтем:
— Пресса раздула историю. На самом деле все было не так страшно, — и с усмешкой добавила: — Я просто купалась в заботе и симпатии болельщиков и коллег, а Декан приносил мне завтрак в постель целых два месяца. Благослови Господь его доброе сердце!
— А потом ты вернулась и буквально размазала Рейски по корту в Нью-Йорке.
— О да. — Мадж засмеялась. — Я получила настоящее наслаждение.
Эшер огляделась, тишина утра нарушалась только стуком мячей на кортах и жужжанием пчел.
— Я должна, обязана выиграть, Мадж. Слишком многим надо доказать, чего я стою.
— Кому именно?
— Прежде всего себе. — Она пожала плечами и переложила сумку в другую руку. — И еще нескольким людям.
— Старбаку? — Краем глаза увидев реакцию на лице Эшер, Мадж поспешно добавила: — О нет, не отвечай.