Серые глаза встретились взглядом с пиратом, в их глубине плыло заклятье. Хедин был спокоен, как море сегодня на рассвете.

— Ярош, — начал Берн, но капитан жестом приказал ему опустить ружье.

Хедин злорадно улыбнулся, поднимаясь. Его глаза снова стали обычными, просто серыми.

— Он правду говорит, капитан. Кто же знал, что этот парень найдет нас, а книга заклинаний откроется именно на той странице? Кроме звезды, конечно, — Зорин было неприятно говорить это, но ничего изменить она не могла: такое заклятье — не яд, от которого знаешь противоядие.

— Вы. Без книги, — поставил условие Ярош. — Без заклятий. Без чар.

— Без книги, — подтвердил Хедин.

Ярош нехотя повернулся к друзьям.

— Поднимайтесь на борт, — грустным голосом пригласил капитан. — Все.

Книга осталась на берегу. Ветер листал страницы, засыпая заклятья песком.

Ужас Ночи и кот Сириус носились по верхней палубе и так увлеклись, что Сириус едва не свалился в шпигат. Команда продолжала знакомиться, только с Хедином никто разговаривать не хотел. Вряд ли ему простят то, как он попал на корабль.

Ветер наполнял паруса, которыми училась управлять неразлучная троица — Макс, Дельфин и Берн. Роксана уселась на носу корабля, успев переодеться и повязать по — пиратски красный платок. Родители махнули рукой на ее поведение: главное, чтобы не залезла, куда не следует, и пошли на камбуз. Но девочка уже поглядывала на самую высокую грот — мачту, где еще не было флага.

Но если Роксана смотрела вперед, то мысли Юрана принадлежали прошлому, он в одиночестве наблюдал, как исчезает берег. Ярош подошел, стал рядом.

— Откуда ты, принц? Где твое королевство?

— Далеко, капитан. Я шел следом за драконом. Там, где драконьи крылья касаются неба, воздух меняется. Я могу это видеть. Дракон привел меня в этот городок, где мне было хорошо и уютно. Волшебный, сказочный городок. Но я не мог остаться.

— Не мог? Почему? — Ярош чувствовал грусть этого человека и совсем не удивлялся его словам: раньше видеть то, о чем говорит принц, могли почти все.

— Потому что я проклят. Никто не даст мне приют. Мой старший брат заклял меня за непослушание. Я изгнанник, Ярош, — Юран обернулся к пирату. — Но ты снял чары, назвав меня по Имени, согласившись взять на корабль. К тебе привел меня молодой дракон.

А вот в это Ярошу поверить было трудно.

— Я не чародей, — покачал головой пират. — Я колдовать не могу. Как бы я снял с тебя проклятье?

— А для этого чародейство и не нужно, — усмехнулся Юран, и в улыбке отразилась его усталость. — Разве в жестокости или в презрении, или в милосердии нет чуда чародейства?

И с этим Ярош не мог не согласиться.

Ярош стоял на капитанском мостике, когда к нему подошел странный мальчишка с изменчивыми глазами.

— Говорят, ты тут всех о прошлом расспрашиваешь, — засмеялся давний. — Правда, капитан?

— Не всех, — уклонился от ответа Ярош. — Но у тебя мне есть, о чем спросить. Где твой черноперый товарищ, например? Либо кто ты сам?

— Мой товарищ к нам позже присоединится, как я уже и говорил, — казалось, его голос не меняется, не озаряется чувствами. — А я… Что ты знаешь о мире, Ярош? О том, каким он был раньше?

И, не дожидаясь слова пирата, ответил сам:

— Когда‑то все было живым. И мы, такие, как я, рождались из радости мира. Из морской пены и блеска снега на горных вершинах, из дождя и бури, из ласковых весенних лучей. Духами называли нас юные люди, душой мира и его самым чистым, самым первым творением, называли давним народом… А потом люди объединились, чтобы подчинить мир, переделать его под себя.

— Я знаю эту легенду, — Ярош не перебил его речь, будто кудрявый мальчишка ждал, что он подхватит древнюю историю. — И радость обратилась в разрушение, а любовь — в ненависть. Все силы мира восстали против людей, но люди держались вместе, а власть мира была не безграничной, ибо люди черпали в друзьях и любимых силу для достижения цели, поддерживали друг друга.

И люди выиграли, а целостность мира нарушилась, и смолкло множество голосов. А самые искусные в заклинаниях научились договариваться или ловить тех, в ком воплотилась животворная сила мира, и заставляли их служить себе. Давние тоже воевали между собой: год за годом, столетие за столетием проходили в кровопролитных битвах. И постепенно от древнего народа почти никого не осталось: кто сгинул, кто стал частью земного мира, а кто‑то затерялся среди людей.

— Да, Ярош, ты очень хорошо знаешь эту легенду. Странно, ты же пират, а не чародей.

— Так ты все‑таки из давнего, забытого народа, — Ярош с уважением смотрел на мальчишку, что был старше и тех деревьев, из которых построили его корабль. — И что давние делают сейчас, когда мир принадлежит людям?

— Путешествуем, Сокол. Собираем глазами красоту мира, еще оставшуюся неприкосновенной. Не чтобы выпить, а чтобы сберечь, — он криво усмехнулся, но странно видеть такую усмешку у ребенка. — А ты не веришь, что я из давнего народа? Тогда загляни мне в глаза.

— В другой раз, — Ярош, сощурившись, посмотрел на солнце, и немного больше взял на правый галс.

— Куда мы держим курс? К главному Элигерскому порту?

— Да, у меня там незаконченные дела, — Ярош не желал рассказывать больше, но давний и не настаивал. — Так как мне тебя называть?

— Среди давнего народа меня называют Странником, ведь в своих странствиях я нашел и сберег красоты больше, чем другие. Я ответил, значит, могу спросить. Любил ли ты?

Неравноценный вопрос вместо расспросов о цели капитана в торговом порту…

— Любил… Этого достаточно?

— Достаточно, — отступился Странник, но Ярош почувствовал, что это существо из любого душу вытащит, если по — настоящему захочет о чем‑то узнать.

Но Странник больше не собирался ни о чем расспрашивать. Солнце слепило его изменчивые глаза больше других, и давний посмотрел на горизонт из‑под руки.

— Знаешь, капитан, в тот день, когда ты спал, твоя команда искала немногих, в чьих глазах еще осталось море. Я видел, как они стараются, но никого не находят. К ним приходили люди, считающие себя пророками, болтали о землях, не существующих ни в твоем, ни в моем мире. Люди с этого пока свободного берега пугаются вечернего тумана, напоминающего им марево из сновидений, и хотят бунтовать, обещая пойти за кем угодно, кто поставит им выпивку, но разбегутся, как только у позвавшего их закончатся деньги. А когда ты был на пристани, один умник попытался таскать за хвост кота Роксаны. Сириус наградил его такими отметинами, какие не всякая пиратская сабля оставит. Удивляюсь, что не убил. Ужасный в гневе зверь.

Странник умел рассказать так, что всякая надежда гасла.

— Хорошо, что я все это проспал…

— Капитан! — к мостику подбежала Роксана. — Мы нашли зайца. Прятался под лодкой. Что нам делать? Сбросить его за борт?

— Нет, дайте хоть посмотреть на этого отчаянного, — Ярош спустился, оставив подле штурвала Странника.

Но давний не коснулся штурвала, словно знал, что до возвращения капитана корабль и море будут вести себя спокойно.

Заяц оказался молодым мужчиной, даже зажиточным, если судить по одежде. В глазах светился ум, хотя игры в них было больше, чем моря.

— Как ты сюда попал? — спросил пират.

Мужчина затравленно оглядывался на команду, где не всех он бы назвал людьми. Круг, в котором он оказался, был крепким, хотя пока не состоял из друзей.

— Я поднялся по якорному канату и спрятался под шлюпкой. Вы все смотрели на берег. Не видели…

— Ты? — удивилась Роксана, ей не верилось, что умник, похожий больше на библиотечного червяка, чем на пирата, мог доплыть до корабля и подняться по якорному канату.

— Я очень хотел к вам попасть. Я видел, что вы почти никого не берете. А я так хочу увидеть мир, мечтаю побывать в других краях, узнать о чужих обычаях… И если с кем‑то из вас что‑то случится… я бы мог…

Он запнулся и умолк.

— Не врет, но я бы ему не верил.

Люди оглянулись на Хедина, сидящего на канатной бухте. Парень вызывающе наслаждался вниманием.