— Хорошие люди были?

— Точно не знаю. Но, наверное, хорошие. Не успел познакомиться близко. Пей смело.

Они выпили, даже не крякнув. Водка была паленая, на вкус — как плохо прожеванная пластмасса.

— Далеко ли тебе ехать?

— Какая разница? — Никита с отвращением стряхнул остатки пластмассового спирта из пластмассового стаканчика.

— Ты, пацан, героя из себя не строй. Пострелял пару раз и думаешь, хамить можешь? А еще водку мою пил! Героями мы были, когда землю жрали под Сталинградом, но не отступили.

— Это под каким Сталинградом, мужик? Тебе же чуть больше пятидесяти на вид, не больше.

— Сохранился хорошо, потому что воду сырую не пью. Езжай, не тебе мою правду судить.

«Он прав, — подумал Никита, садясь в пойманный “Мо — сквич”, — Сейчас умерли два человека. Бессмысленно. Но смерть есть смерть. Лучше уж беззаветно врать о том, что видел ее, как этот старик, и быть живым, чем всю жизнь помнить, что кто-то умер просто так рядом с тобой, а ты не помог и незаслуженно выжил».

— Куда едем? — спросил неожиданно шофер. Он словно вынырнул из пустоты. Никого не было, и вдруг человек с рулем в руках. Никита нервно дернулся и пришел в себя. Он несколько минут сидел рядом с водителем и молчал, глядя в одну точку в темноте перед собой.

— Куда едем, парень? С тобой все нормально? — Шофер начал беспокоиться.

— Да, все нормально. Теперь нормально. Поехали медленно вперед, я пока подумаю, куда точно мне надо ехать, — ответил Никита и посмотрел на часы. Пять часов утра. Ехать некуда. К Даше дорогу придется забыть. Домой точно соваться не стоит. Есть только одно место. Контора.

По пути он пытался дозвониться до своего друга. Мобильный Мити женским металлическим голосом отвечал, что абонент недоступен или находится вне зоны действия сети.

Охранник на вахте в офисе был из новеньких. Никиту не знал и потому сначала испуганно проверил паспорт и только после пропустил внутрь. В кабинете было еще неуютнее, чем днем. Главный босс всегда приезжает в восемь утра. Ждать осталось недолго. Никита сел за стол, положил на него руки по-школьному, на руки положил голову и заснул почти мгновенно.

Ему опять приснился сон. Второй за эту беспокойную ночь. О том, что органы правопорядка рьяно взялись за расследование этой перестрелки на Беговой, вычислили его и присылают одну за другой повестки с требованием явиться на допрос, а он все не приходит. Тогда за ним посылают, но дверь закрыта, на звонки нет ответа. Что делать? Вскрыть дверь. Может, главного свидетеля уже заставили замолчать навеки. Они получают санкцию, ломают замок — и тут сюрприз. Парочка усталых киллеров, поджидающих Никиту уже который день. Немая сцена. Затем жаркий спор с применением подручных огнестрельных средств. Побеждает сильнейший, то есть органы правопорядка. Во всяком случае, Никита за них. Соседи в ужасе набирают «02». Киллеров, если среди них будут живые, долго допрашивают. Они сдают всех и вся, только никак не могут ответить, где Никита. А Никита мирно спит за столом в своем кабинете. Арсеньевич хитро посмеивается вместе со своими кошками вслед увозящему киллеров-неудачников милицейскому «уазику».

Невообразимый грохот опять разбудил его. Дверь едва не слетела с петель. Дежавю. Никита не сразу продрал глаза. Комната в мгновение заполнилась людьми. Все молчали. Зажегся свет. Перед ним стоял шеф, за спиной телохранители, заместители и Митя.

— Что случилось? — тут же заорал папа в полный голос в лицо Никите: — Что, б…, е… твою мать, случилось? Кто это был? Почему ты жив?

Он грохнул своими огромными ладонями по столу и затопал ногами.

— Что там, б..., произошло? Двое моих людей убиты. Кто это сделал? Кого мочить?

Никита молчал, ожидая своей очереди и медленно просыпаясь. Только сейчас он понял, насколько смертельно устал.

— Ну, что молчишь? Придумай что-нибудь, успокой меня, скажи, что знаешь, кто это был, и знаешь, где их найти. И мы сейчас же поедем и отомстим.

Он замолчал, тяжело и недружелюбно дыша. Митя делал за его спиной знаки. Мол, говори что-нибудь, не зли папу, иначе он все тут разнесет и всех уволит.

— А откуда вы знаете, что произошло на Беговой? Ведь это случилось, — Никита посмотрел на часы, — меньше трех часов назад, и я не мог дозвониться до вашего сына, по совместительству вашего первого заместителя. Вам звонить не решился. Тем более, что номер телефона не знаю. Так откуда вы знаете всю эту печальную историю? Я сидел тут, готовился ее рассказать в красках и подробностях, а вы появились, уже зная все от начала до конца. И потом… Что это за вопрос, — «почему ты жив»? Вы считаете меня в чем-то виноватым?

Шеф молчал, видимо, немного ошалев от такой наглости. За него ответил как всегда находчивый Петраков:

— Успокойся, Никита. Никто тебя ни в чем не обвиняет. Ты должен понять. Погибли два человека. Руслан давно работал с нами, Сергей Борисович ему доверял, как себе. Это очень большая потеря. — Невыспавшийся Костоватый поддерживающе размахивал руками за спиной Петракова, приседая на ударениях.

— Мне тоже понравились эти парни. Руслан помог мне уйти. Он человек чести. И потому мне тем более хочется выяснить, кто нас предал. Я считал, что об этом схроне знают, кроме его обитателей Руслана и Тауса, только вы, Сергей Борисович, и я. Оказывается, это не так, — поставил Позднеева-старшего перед фактом Никита.

Сергей Борисович согнал из-за соседнего стола Петракова и сел на его место. Затем скомандовал:

— Все вышли! Быстро!

Подчиненные тут же бросились исполнять приказание, сбивая друг друга с ног. Митя не вышел, остался на часах у дверей.

— И ты тоже, сынок.

— Я?!

— Да, ты. Выходи. Так будет лучше. Не обижайся. Мы поговорим с глазу на глаз. Твой друг, кажется, считает, что среди нас крыса, а мне это совсем не нравиться. Нам просто необходимо поговорить по душам без свидетелей.

Митя всем своим видом показал, что смертельно обиделся, как Ленский на Онегина. По лицу заходили желваки, губы сжались в тонкую полоску. Он вышел, хлопнув дверью с такой силой, что обсыпавшаяся штукатурка пролетела через всю комнату до противоположной стены. Никита даже пригнул голову.

Сергей Борисович задумчиво протянул:

— Итак, ты думаешь, что среди нас крыса.

От его бешенства не осталось и следа. Бизнесмен трезвого расчета прикидывал варианты. Но теперь закипать начал невыспавшийся Никита Корнилов:

— Сколько можно об этом говорить. Давайте лучше делать выводы.

— Давай.

— О том, что о квартире на Беговой знал ограниченный круг лиц, уже говорилось.

— Так.

— Мишенью был я. Это тоже понятно.

— Ну, так.

— Мишенью я стал после того, как получил офицерскую тетрадь.

— Верно.

— Вывод — напали те, кому нужна эта тетрадь. Причем нужна настолько, что они готовы развернуть настоящую войну. Вывод второй — у них есть деньги на эту войну. И эти деньги дает им очень богатый человек. А я пока знаю только двух — вас, — Никита упер указательный палец в шефа, — и американца с русской фамилией Балашофф. Хотя не исключен и третий человек или корпорация. Отбрасываем вас. Остается Балашофф. Если он прислал стрелков, значит, у него в вашей конторе имеется крот.

— Не буду спорить. Но ведь я никому ничего не говорил. Даже если крыса существует, откуда она узнала? Впрочем, это неважно. Стрелков послал Балашофф, больше некому. Захватим этого американца, и дело с концом. Он нам все выложит в лучшем виде. И крысу сдаст, — Сергей Борисович удовлетворенно потер руки.

Никита возразил:

— Нет. Вы хотите развязать войну, не зная реальных сил противника. У него есть чем ответить. И потом, что-то тут не так. Во-первых, у американца была возможность разобраться со мной и до этого и гораздо меньшей кровью. Во-вторых, он сам позвонил мне, встретился, попытался договориться. Вел он себя, надо сказать, достаточно миролюбиво. Нет, что-то тут не так. Может, у Руслана были проблемы, о которых вы не знали, и этой ночью мишенью был он, а не я?