— Наташ…

— Оставь, пожалуйста!

А где ей было взять своих собственных слов? Да и не хотелось их, пожалуй. Хотелось именно киношных — чтоб все было «как по правде»…

Луке стоило труда не улыбнуться.

— Наталочка! Я тебе ничего не буду говорить, Наталочка. Я только скажу, что очень-очень тебя люблю!

Нинель, стоя на кухне, улыбалась и качала головой.

Никифоров, подождав минуту-другую, решительно толкнул дверь. К его удивлению, Лука стоял перед Натальей на коленях и смотрел, снизу вверх, в ее глаза. Заметив Никифорова, он тут же поднялся.

— Извини, Наталочка. Договорим чуть позже…

Никифоров хмыкнул, поведя плечом. «Надо же, какой содержательный разговор прервали…»

В комнату Лука вошел первым. Чтобы незаметно нажать свою «кнопку». Он не хотел открывать Никифорову все сразу. Почему — он вряд ли понимал сам. Впрочем, в какой-то степени понимал: страшно! Хоть что-то, но надо оставить пока при себе.

Никифоров придумал хорошее место — сунул кулон за обшлаг висевшего в шкафу пальто Нинели. И теперь с удивлением наблюдал, как Лука, замерев на несколько минут, будто прислушиваясь или принюхиваясь к чему-то, уверенно направился к платяному шкафу.

— Как это ты? — Он изумленно и недоверчиво глядел на извлеченный из-за обшлага кулон.

— Хочешь еще раз? — Лука протянул ему кулон. — Да просто спрячь в кулаке, а я отвернусь.

— Давай…

Лука угадал и отвернулся снова. Никифоров бросил кулон за подушку и протянул Луке руки. Тот если и растерялся, то меньше чем на секунду. Пошел к кровати.

— Шутить изволите!

— Как это получается? Объясни же в конце концов…

— Ну… ты только не обижайся. Давай пока так решим: умею и точка. Научить этому я, к сожалению, никого не могу. Не обессудь, такая вот уникальная личность.

Никифоров помолчал, собираясь с мыслями, потом решился на главный вопрос:

— Это… касается именно золота?..

Лука кивнул и как доказательство вернул кулон Никифорову.

— И тогда в урне… ты не подсмотрел?

— Не-а…

— Тогда объясни мне, кто такие те, что пасут тебя день и ночь? Кто они?

Лука стал рассказывать. О том, как продал три монеты, о том, как за ним увязались, и о том, что было дальше. Но ни слова пока об «операционной» и о Рауфе. Ему казалось, пока достаточно, получается складно, а Никифоров, который на допросах собаку съел, сразу почувствовал яму, желание что-то скрыть. Но промолчал.

— И еще хочу тебе сказать, Николай Петрович, — проговорил Лука торжественно, и Никифоров, конечно, догадался, о чем пойдет речь, — встретились мы с тобой нескладно! Но теперь я знаю, какой ты потрясающий человек. Я, Петрович, скоро должен стать… очень богатым человеком. И мне понадобится верный…

— Телохранитель? Не пойду!

И Никифоров стал излагать Луке свою, может быть, не совсем обычную точку зрения.

Уберег ли телохранитель кого-нибудь из тех, на кого серьезно охотились? Нет! Потому что убить всегда проще, чем защитить. Но и не это главное. Телохранитель он и есть телохранитель. Даже самый верноподданный все равно живет по принципу: солдат спит, служба идет! И, глядя на своего хозяина, всегда, даже не замечая сам, думает: а почему, собственно, ему столько, а мне практически ни хрена? Поэтому телохранители чаще всего не более действенны, чем почетный караул.

Выслушав, Лука покачал головой.

— Но ведь ты же меня спас. Спас или нет?

Во-первых, ты во многом сам себя спас. А во-вторых, я действовал не как телохранитель!

— Вот и дальше так действуй! И кстати, как кто же ты… действовал!

— Ну… — Никифоров замялся. — Может быть, как твой товарищ, как человек, выручающий человека, попавшего в беду. Только в таком качестве я могу быть с тобой. А по найму… нет, не получится!

Странный какой-то разговор.

— Речь идет, извини, о пятидесяти процентах от прибыли, а не о подачках! — в сердцах проговорил Лука. — Ты «Смок Белью» читал? Кто там из них у кого был телохранителем? Понимаешь?!

Никифоров вздохнул. В обычных обывательских терминах трудно выразить его чувства. Дело в том, что у Никифорова был огромный невостребованный судьбою запас верности. Он не успел его растратить ни на жену бывшую, ни на теперешнюю Нинель, ни, тем более, на милицейскую службу. Может быть, отчасти — на Афганистан. Но это, как говорится, было давно и неправда, потому что даже в самые первые годы войны немало его товарищей по войне и смерти слишком много думали о деньгах, о дубленках дерьмовых, о наркотиках, которые так легко было находить и переправлять. И Никифоров, который хотел было остаться, не остался там. Потому что не мог понять такой двойной верности: одна в бою, а другая — после боя. Он не остался — Бог миловал.

Лука понял: или сейчас, или никогда.

— Вот что, Николай Петрович. Говорят, любовь бывает с первого взгляда. Наверное, и про дружбу можно так сказать. И если я тебе подхожу… — Он протянул Никифорову руку.

Никифоров потупился.

— Давай только без этих… без телячьих. В принципе — согласен…

Наступило неловкое молчание. Выйти из положения можно было только одним — немедленно шлепнуть по рюмке. Но и то с оговоркой. Ведь они заключали свой союз не на гулянку из одной курортной зоны в другую, а на спасение жизни и еще Бог весть на какие подвиги.

— Надо еще о деле поговорить… Лука… — Никифоров покачал головой. — Имечко же у тебя!

Лука усмехнулся.

— Придется привыкать. Кстати, мне тоже тебе есть еще что сказать…

— Давай по очереди!

И Никифоров доложил ему о Букове. В ответ Лука довольно беспечно пожал плечами.

— Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, а уж от тебя, серый Бук…

— Хватит шуток! Во-первых, тебе повезло. А везения тоже отпущено на жизнь не бесконечно — понимаешь ты это? Во-вторых, этот Буков отменный розыскник. Если так и будем сидеть, он тебя найдет!

— Как?

— Не знаю, но уверен! Поэтому давай сваливать отсюда, хотя бы на время. Они тебя долго будут искать, как считаешь?

Лука призадумался.

— Пожалуй, долго. Пожалуй… пока не пристукнут…

— Понятно. А теперь расскажи мне, парень, о том, что умолчал. Ты ведь что-то важное не договорил?

— Страшное…

— Тем более надо исчезать! Что-то надо срочно продать и…

И тут Лука, взяв его за плечи, наклонился к уху, Никифоров замер в недоумении.

— Николай, я только что клад нашел! — горячим шепотом проговорил Лука.

Физиономия Никифорова была исполнена недоверия, которое тот пытался замаскировать.

— Не веришь? Ну тогда снова спрячь! — Лука решительно вынул из кармана Никифорова уже хорошо засветившийся здесь кулон.

— Что ж, рассказывай. Ночью и поедем копать…

— Копать пока, может, не придется. А подготовку провести надо…

— Слушай, а чего нам пешком ходить? — Никифоров даже замедлил шаг. — У нас же машина есть!

Они направлялись к дому Луки. На улице было темно, половина фонарей не горела.

— Машина, Петрович, у нас как бы есть. А вдруг там уже ловушка?

— Да нет. Буков же проговорился, что они не знают, где машина.

Это было правдой. Но это было не всей правдой. Когда капитан сказал, что машину стоит поискать, Никифоров понял, что он отчасти лопухнулся: по машине можно найти и квартиру. Ведь Букову известно, что Лучков живет где-то здесь, а машина может стать хорошим «наводчиком».

Теперь же Никифоров решил убить сразу двух зайцев: для быстроты воспользоваться машиной, а потом бросить ее где-нибудь подальше от местожительства Луки. И, как говорится, концы в воду!

На всякий случай он бегло осмотрел застоявшийся «жигуль». Машина была действительно застоявшейся, никто пока не прикасался к ней. Всяко бывает в этой жизни. Иной хозяин запрет свое сокровище, поставит на десять сигнализаций, а его все равно упрут. Эта же стоит — едва двери захлопнуты, даже стекло опушено — и ничего!

Больше всего во всем этом Никифорова порадовало то, что ищейка Буков до машины не добрался. Но тут он ошибся. Упорство Букова, помноженное на везение, вывело его на машину. Но трогать ее капитан на всякий случай не стал, только осмотрел. Как и Никифоров, он сделал вывод, что машину пока не трогали и, наверное, не тронут. Доехали и бросили. Поэтому и не стался возле нее дежурить. И просчитался. Надергавшись, намаявшись за день, Буков отбыл восвояси, довольный уже тем, что теперь точно знает, в какой жэк ему завтра направляться.