С сильно забившимся сердцем Агафон постучал в дверь, затем выждал и постучал сильнее. Ответа не было. Тишина за ней стояла такая же, что и во всем здании.

Агафон поспешил на сцену, отыскал палку, при помощи ее выдернул пробой из двери и вошел в костюмерную. Там вдоль стен висели парики и разноцветные камзолы, колеты и платья дам, рыцарей и вельмож; на столе грудой лежали мечи и шпаги; сверху них тускло посвечивала корона, так недавно украшавшая головы Вольтерова и Македонского.

Двери в другие комнаты были не заперты: в них теснилась всякая мебель… Леониды Николаевны не было…

Агафон обошел весь театр, заглянул в каждый угол и остановился в раздумье у рампы близ черного провала в зрительный зал. Потом он повернулся лицом ко входу и на более светлой полосе прохода от двери увидал на полу у самой кулисы какой-то серый комочек.

Агафон направился туда и поднял его. Комочек оказался батистовым носовым платком. Не было сомнения, что никому из актеров или актрис он принадлежать не мог. Чей же он? Как попал на сцену?

Агафон спрятал странную находку за пазуху и, размышляя о ней, тщательно осмотрел весь проход, а затем и сам подъезд, но более ничего не отыскалось.

Тем же путем он выбрался в коридор и уже хотел вылезать из окна, как вдруг увидал Антуанетину. Она шла прямо к театру.

В мановение ока Агафон присел на корточки и, подавшись вбок, стал следить за девушкой.

В руках она несла что-то завернутое в клетчатый платок: походило будто в нем была чашка либо миска. Немного позади Антуанетиной неторопливо выступал приказчик.

Не дойдя до театра, они свернули влево и скрылись в аллее; Агафон, перебежавший на другую сторону окна, заметил, что Маремьян раза два оглянулся, словно опасаясь, как бы за ними не подглядели.

Агафон торопливо натянул сапоги и, благодаря себя в душе за предусмотрительность с рамой, выбрался наружу. Прячась за вековыми деревьями, он побежал за прошедшими.

Аллея, на которую они свернули, упиралась в густые кусты и как будто кончалась там; подобравшись еще ближе, Агафон увидал, что это только так казалось: парк тянулся дальше кустов, а в них затаилась какая-то беседка с чудною крышей.

Агафону слышно было, как звякнули ключи; двери ему видно не было, она находилась где-то сбоку, но он ясно слышал, как она заскрипела на петлях, когда ее отворили.

Почти сейчас же она опять затворилась. Агафон бросился на землю в густые лопухи и из них видел, как мимо него, всего шагах в десяти, прошли обратно те же двое лиц: в руках Антуанетиной уже ничего не было.

— Иди домой! — услыхал Агафон слова Маремьяна, обращенные к девушке. — Я еще здесь похожу, огляжу кое-что…

Антуанетина повернула в боковую аллею, а Маремьян направился к театру.

Агафон вскочил на ноги и бегом бросился к забору. У задней аллеи, прежде чем перебежать дорожку, он выглянул из-за дерева и, уверясь в том, что Маремьяна не видно, двумя прыжками перескочил через нее и прежним порядком попал на улицу.

— Однако ж ты долго! — встретил его Шилин, как только он показался в дверях.

Агафон вынул платок и передал его Смарагду Захаровичу.

— Глядите, что я в театре нашел!

Шилин развернул платок, и оба разом заметили на нем вышитую гладью букву «Л».

— Ее! — воскликнул Шилин. — На следу мы, парень!

Агафон передал ему все дальнейшее.

— Ну так и есть! — возбужденно заговорил Смарагд Захарович. — Никто, как она, в этой беседке у них!

В горницу вошел с озабоченным лицом Стратилат и бросил свою шапчонку в угол.

— Иль что новое есть? — спросил он, вдруг заметив что-то особенное в своих приятелях.

Ему показали платок и сообщили все только что происшедшее. Стратилат шлепнул себя ладонью по лбу.

— Как пить дать, Леонида Николаевна там! За сто верст киселя хлебать бегали, а под носом и не посмотрели?!

— Оно так всегда бывает! — сказал Шилин.

— Что ж, за дреколья и в парк выручать ее! — Стратилат схватился за шапку.

— За дреколья в ответ попадем! — ответил Смарагд Захарович. — Коль не она в беседке совсем, тогда дело дрянь выйдет! Надо без шума устроить… А пока Маремьян в парке путается, сбегай-ка кто-нибудь за Тихоном, он нам очень с руки будет!

Стратилат, не дослушав последних слов, уже летел по улице. Не прошло и четверти часа, он и Тихон, дыша, что лошади, только что проскакавшие по десятку верст, сидели у Шилина и уславливались, как действовать.

Хозяин потребовал закусить; два стаканчика «отечественной», опрокинутой в себя Тихоном, заставили окончательно взыграть его сердце, и без того радостно предвкушавшее грядущее событие.

— Уж и по морде ж я сейчас кого-нибудь съезжу! — мечтал он, суча здоровенный кулачище.

Молчаливый Агафон, видимо, сочувствовал ему и поглядывал на свои пудовики. Подвижной Стратилат ерзал и привскакивал на стуле, все больше и больше входя в раж и нетерпение.

— Ну теперь и в поход, я думаю, можно! — сказал наконец Шилин, ставя свой опорожненный стаканчик на стол.

Все шумно поднялись.

— Не все сразу, братцы, по одному, чтоб не так приметно было! — распорядился Шилин. — Сперва ты, Агафон, иди, потом я пойду, а за нами по очереди ты, Тихон со Стратилатом!

Агафон ушел; из окна видели, как он пролез в дыру в заборе и скрылся. За ним отправился Шилин, и вся компания перебралась в парк.

Он был пустынен по-прежнему. Агафон, стоявший впереди, как на часах, за деревом в аллее, сделал рукой знак остальным, притаившимся в лопухах у забора, и все двинулись наперерез по траве за своим вожаком.

Ни души не виднелось и на второй аллее. Компания добралась до кустов, закрывавших павильон, и остановилась.

— Сторожей нет ли? — шепнул Агафон.

Он и Стратилат, едва ступая на носки, начали тихо огибать павильон слева; двое других делали то же с правой стороны.

Сторожа никакого не оказалось. Агафон раздвинул тучей нависшие над тропочкой кусты и увидал перед собой желтую дверь.

Стратилат юркнул ему под руку и очутился у самой двери. Она была заперта внутренним замком. Стратилат потрогал за ручку, затем тихо постучал.

Внутри будто кто-то пошевелился.

— Леонида Николаевна, здесь вы? — вполголоса спросил Стратилат и постучал крепче.

— Я! — отозвался изнутри знакомый голос. Слышны были легкие, быстро подошедшие шаги. — Кто там?

— Ребята, вали все разом! — вместо ответа сказал Стратилат, напирая на дверь; все навалились на нее, дверь с треском сломалась пополам, и несколько досок из нее упало к ногам Лени.

Стратилат распахнул уцелевшую половинку и первый ворвался в беседку.

— Наша взяла! — чуть не во все горло, радостно крикнул он. — Скорей за нами пожалуйте, барышня…

Не успела Леня ответить — на пороге показалась внушительная особа Маремьяна.

— Это что же тут делается? — проговорил он, вступая за порог; увидав такое количество людей, приказчик шатнулся было назад, чтоб бежать, но оказавшийся ближе всех к нему Тихон развернулся и, словно быка на бойне, хватил его кулаком прямо в лицо. Маремьян опрокинулся навзничь, упал за порог на дорожку, затем вскочил, как на пружине, и кинулся прочь; непостижимо как верхом на нем с обломком доски в руке очутился Стратилат и принялся гвоздить его по голове и чему попало.

— Вот тебе, старый черт! Вот тебе, идолище поганое! — приговаривал он при этом.

Маремьян ревел белугой.

— Не надо, не надо! — кричала им вслед Леня, но вошедший в азарт Стратилат не слушал и скакал на своем коне дальше.

Шилин подхватил Леню под руку и с Агафоном и с ней бегом пустился к забору. На улице их догнали отставшие товарищи; Стратилат прокатился верхом на приказчике шагов тридцать и все дубасил его под поощрительный рев Тихона.

— Как мне благодарить вас?! — молвила, смеясь и плача, Леня, очутившись в горнице у Шилина. — Спасибо! — И она обняла и крепко поцеловала сперва хозяина, затем всех остальных и даже Мавру, прибежавшую из кухни.

— Эка, о чем вы! Пустое! Это мы с нашим удовольствием! — ответили ей три голоса; промолчал только Агафон: он так покраснел от поцелуя Лени, что кусок кумача рядом с ним показался бы телесного цвета; бывший бурсак в полном смущении утер себе рукавом губы.