В кустах, прилегавших к дороге, я заметил несколько притаившихся инджиенсов; они, как видно, были в засаде и, очевидно, поджидали кого-то. Я был убежден, что нас здесь остановят и привлекут опять к допросу, но нас пропустили совершенно беспрепятственно, и вскоре мы выехали в открытое поле.

Тогда нам вдруг стало понятно волнение и потайные маневры наших приятелей инджиенсов. С небольшого холма, находившегося влево от нас, спускалась торопливым шагом небольшая кучка людей, которых я сначала принял за маленький отряд инджиенсов, но затем при более внимательном наблюдении я признал настоящих краснокожих индейцев. Между теми и другими существует, конечно, громадная разница: бывают индейцы, бывают и инджиенсы. Инждиенс — это человек бледнолицый, то есть белый, который, будучи понуждаем противозаконными, преступными намерениями и желаниями, принужден скрывать свое лицо под маской и под покровом чужого наряда совершать свои неблаговидные, постыдные дела, тогда как индеец — человек краснокожий, который не боится и не стыдится никого и не имеет надобности скрывать свое лицо ни перед другом, ни перед врагом.

Спускавшиеся с холма индейцы представляли собою группу человек в шестнадцать или восемнадцать. Одного или двух индейцев не редкость встретить продающими свои корзины в селах и деревнях, в сопровождении своих сквау (жен), но видеть в наши дни настоящего индейского воина в центре какого-нибудь из штатов в полном его вооружении теперь большая редкость, а тем более встретить, как в этот раз, целый маленький отряд таких воинов было неожиданностью.

— Вот это настоящие краснокожие, Хегс, благородного племени, воины запада в сопровождении одного бледнолицего, — как они говорят. Что может привести их в Равенснест? Вот они приближаются, и нам можно будет подойти к ним и заговорить с ними.

Когда индейцы вышли на дорогу у того места, где мы остановились, остановились и они; в позах их выражалась какая-то рыцарская вежливость, они как будто выжидали, чтобы мы заговорили с ними. Стоявший впереди старейший из индейцев с достоинством склонил немного голову и произнес обычные слова приветствия: «Саго, Саго».

— Саго, — отозвался мой дядя.

— Саго, — повторил и я.

— Как живешь? — продолжал на своем своеобразном английском диалекте индеец. — Как называть эту страну?

— Вся эта местность зовется Равенснест, деревня Малый Нест приблизительно в полутора милях отсюда, по ту сторону леса.

Пожилой индеец обратился к своим товарищам и глубоким гортанным голосом сообщил им полученные от нас сведения, которые, как видно, были приняты с большой радостью, что вызвало во мне предположение, что они достигли конечной цели своего странствования.

Затем между краснокожими завязался общий разговор краткими сентенциозными фразами, сдержанным тоном людей благовоспитанных. Очевидно, все эти люди были знатного происхождения, и все до единого были у себя на родине вождями, что ясно было видно по их убору, по красивой, величественной осанке и спокойной, полной достоинства, походке и манерам. Все они были в своем летнем наряде, обуты в свои мокасины, с опояской из тонкой бумажной или шерстяной ткани и таким же плащом наподобие римской тоги, все они имели при себе ружья, блестящие томагавки и ножи в ножнах, кроме того, у каждого было по две пороховницы и по мешочку с пулями. Некоторые из молодых вождей были украшены богатыми уборами из перьев и увешаны различными подарками, полученными ими во время их долгого путешествия, но ни один из них не был разрисован, то есть татуирован.

— Нет ни одного инджиенса здесь? — спросил опять старейший из вождей, взглянув на нас с таким видимым оживлением, которое нас невольно поразило.

— О, да, — ответил ему дядя, — шагах в ста отсюда, там, на опушке леса, есть несколько десятков инджиенсов.

Это известие тотчас же было сообщено его внимательным слушателям и, очевидно, произвело сенсацию среди индейцев, которая, впрочем, выразилась, как это принято у родовитых индейцев, безусловным спокойствием, сдержанностью и молчаливой холодностью, похожей на полнейшее равнодушие. После серьезных переговоров старейший из вождей, по имени Огонь Прерии, вновь обратился к нам с дальнейшими расспросами.

— Какое племя? Знаешь это племя?

— Они зовутся инджиенсы-антирентисты, это совсем новое племя, недавно появившееся в этих странах и вовсе никем не уважаемое.

— Дурные инджиенсы?

— Да, как мне кажется, очень дурные, они не разрисовывают, не татуируют свои лица, но носят на лице рубашку вместо того.

За этим последовало новое совещание среди индейцев, вероятно, они обсуждали, какое это может быть новое, неведомое никому племя американских дикарей; затем они стали просить моего дядю проводить их до этих новых единоплеменников, как они полагали. Поразмыслив немного, дядя согласился и уже вылез из тележки, а лошадь стал привязывать к росшему тут неподалеку дереву, готовясь стать проводником индейцев. На полпути до леса мы встретили Холмса и Теббса, которые, подсев в чью-то тележку, доехали до того места, где стоял в кустах их шарабан, теперь им позволено было получить его обратно. Обрадованные такой милостью, они поспешили вернуться домой, опасаясь, чтобы их могущественные союзники не высадили их опять посреди дороги.

Когда мы к ним приблизились, они остановили свою лошадь, и Холмс воскликнул:

— Ради всего святого! Что это значит? Неужели правительство посылает на нас настоящих индейцев, чтобы оказать поддержку землевладельцам?

— О, я не знайт этого нишего, — отвечал дядя, — этот быть настояшший краснокоши шеловеки, а тот — настояшши инджиенс, вот и все, а зашем этот воин пришли сюда, шпрашивайт сами, если вы то шелает знать.

— Большой беды выйти не может из того, что мы их спросим, — храбро отозвался Теббс. — Меня вид настоящих краснокожих нисколько не пугает, я их видел немало на своем веку, а отец мой воевал даже некогда с ними, я сам об этом от него слыхал. «Саго, Саго», — обратился он к индейцам.

— Саго, — почтительно ответил Огонь Прерий со своей обычной важностью и величавостью.

— Откуда вы могли попасть сюда, краснокожие люди, и куда лежит ваш путь?

Очевидно, этот фермер принадлежал к числу людей, никогда не задумывающихся задавать другим вопросы и всегда рассчитывающих на требуемый им ответ. Но родовитый индеец считает унизительным для своего достоинства удовлетворять неуместное или назойливое любопытство, считая для себя лично проявление подобных чувств чем-то совершенно непристойным и постыдным для его пола. И хотя он до крайности был удивлен неделикатным вопросом встречных людей, но все же не выказал при этом ни малейшего удивления или волнения, и хотя не сразу и с очевидным усилием, но все же отвечал холодно и с некоторым оттенком неудовольствия:

— Мы пришли со стороны заката солнца, ходили повидать Деда в Вашингтоне (президента) и возвращаемся домой.

— Но каким образом ваш путь лежит на Равенснест? — продолжал Холмс. — Если вы были в Вашингтоне и повидали старого великого вождя, то почему же вы не вернулись тем же путем обратно, каким пришли?

— Пришли сюда видеть инджиенс; здесь нету один инджиенс? Э-э?

— Да, инджиенс в своем роде, у нас здесь больше, чем бы считали нужным некоторые люди, а вы скажите мне, какой цвет лица у тех инджиенсов, которых вы здесь ищете, такие же ли краснокожие они, как вы, или бледнолицые, как мы?

— Ищем краснокожего человека, старого теперь, как вершина того гигантского дуба; ветер прошумел над его вершиной, обвил его ветви и опала вокруг вся листва его.

— Клянусь святым Георгием, Хегс, эти люди разыскивают старого Сускезуса! — воскликнул дядя и, совершенно позабыв о необходимости коверкать свой родной язык на иностранный лад в присутствии арендаторов Равенснеста, обратился к Огню Прерии со словами:

— Я могу вам помочь в ваших поисках, я знаю, кого вы ищете, вы ищете старого воина из племени онондаго, который расстался со своими единоплеменниками лет около ста тому назад, он искусно умел находить дорогу сквозь чащу леса и никогда не отведал огненной воды.