— А, как зовут твоего друга? — спросила я, смущаясь от пристального взгляда Владимира.

— Серёга.

— А ты не помнишь, как зовут его женщину?

— Кажется, Татьяной, она у него врач.

Я не стала нагружать Владимира расспросами о Серёге, например, почему он представился Татьяне Владимиром. И не захотела рассказывать о трагедии, произошедшей с ней. Ведь мужчинам тоже надо о чём-то говорить. Пусть они сами пообщаются между собой на эти темы.

— Так ты говоришь, у нас будет сын? — лучезарно улыбаясь, спросил Владимир.

— Так показало УЗИ, а кто на самом деле будет, узнаем после родов.

— Нет, пусть и на самом деле будет сын. Я хочу мальчика.

— А я хочу дочь!

— Ты что такое говоришь? — заволновался он. — Прекрати! Мальчик может подумать, что ты его не хочешь, и появится на свет раньше времени да ещё несчастным, думая, что ты его не любишь! Кстати, сколько осталось до родов?

— Похоже, нисколько, — ответила я, почувствовав влагу под собой.

Я взяла трубку телефона, набрала номер скорой помощи и сказала:

— Я беременная, у меня только что отошли воды.

Потом назвала все данные, которые у меня запросил диспетчер. Владимира затрясло. Он соскочил и начал метаться.

— Солнышко моё, — орал он, — что тебе надо собрать в дорогу?

Я спокойно рассказывала, где, что лежит. Где взять пакет? Какое положить бельё, мыло, зубную щётку, тапочки, халат… Он был красным, как раскалённый уголь. Было не понятно, кто из на двоих собирался рожать. Володя схватился за телефон, начал набирать номер скорой помощи.

— Ты куда звонишь?

— В скорую.

— Зачем?

— Так они же могут не успеть!

— Да успокойся, у меня ещё схваток нет.

Теперь он метался из угла в угол и тяжело вздыхал. При каждом шорохе на лестничной площадке бросался к двери в надежде, что там идёт врач скорой помощи. Иногда он садился рядом со мной и зачем-то растирал мне руки.

— Давай я тебе ножки помою! — предложил он и бросился в ванную.

Набрал в таз воды, взял мыло, полотенце и принёс в комнату.

— Тебе всё-таки рожать в родильном зале. Ножки должны быть чистыми. Писать не хочешь?

Я стеснительно мотнула головой.

— Нет, нет, иди, пописай, — настаивал он, — чтобы в дороге не обмочиться.

Честное слово, если бы мне не рожать, то за такой спектакль я бы с удовольствием заплатила деньги. Но сейчас мне было не до этого. Ведь мне предстояло впервые стать матерью, и я здорово волновалась по этому поводу.

— Уйди в спальню! — приказала я. — Перестань вздыхать и не высовывайся оттуда до тех пор, пока не приедет скорая помощь!

Он словно протрезвел, быстро посмотрел на меня и бросился в другую комнату, закрыв за собой дверь. Дверь меня от его волнений не спасла. Вскоре я почувствовала холод, идущий из-под неё. Вероятно, ему было плохо, и он открыл окно. Стоны и вздохи то появлялись, то затихали. Когда они прекращались, то дверь тихонько приоткрывалась, и в щели блестел его глаз. Увидев, что я спокойно сижу, Владимир прикрывал дверь и начинал быстро передвигаться по комнате, стуча по полу своими тапочками.

— Скорее бы приехала скорая помощь! Невыносимо смотреть на этого ненормального! Неужели он не понимает, что только нагнетает нервозность, и расстраивает меня?!

В дверь позвонили. Владимир выскочил из комнаты и бросился к ней.

— Врач скорой помощи посмотрел на меня, спросил, когда отошли воды, и сказал спускаться вниз.

Владимир подхватил меня на руки и понёс.

— Опусти меня сейчас же! — потребовала я. — Ты собой-то не владеешь, ещё упадёшь и разобьёшь нас с ребёнком. Он виновато посмотрел на меня, опустил на пол и засуетился на месте, словно что-то разыскивая.

— Ты что ищешь?

— Не помню!

— Володя, останься дома! Я очень тебя прошу!

Он обиженно посмотрел на меня и ответил:

— Как скажешь.

Я села в карету скорой помощи и поехала. Через минуту выглянула в окно и увидела, что рядом с нашей машиной, едет в своём джипе Владимир.

— Всё, — заволновалась я — сейчас точно расшибётся.

За перекрёстком его остановил гаишник. Я ещё какое-то время наблюдала, как Володя показывал руками на нашу машину скорой помощи и объяснял что-то гаишнику.

В приёмном покое меня оформили в родильное отделение и отвели в предродовую палату. Я с ужасом наблюдала в ней за муками женщин. Одна орала не человеческим голосом и, на чём свет стоит, материла своего мужа. Обещала зашить себе причинное место ржавым гвоздём и больше никогда не подпустить его к себе. Другая тоже сильно кричала. Во время очередной схватки залезала под кровать и на спине вывозила её в коридор. Медперсонал устал эту кровать возвращать обратно в палату. Спустя какое-то время, женщина вновь возила её на себе по коридору. Третья женщина во время схваток начинала так сильно дышать, что в её груди всё свистело. На улице шёл дождь, а под окном всё время орал её муж:

— Ты что, как дура, всё время приседаешь ниже подоконника. Я стою здесь, как ненормальный под дождём, а ты там выделываешься. Стой спокойно и смотри на меня. Как потом оказалось, это был заведующий кафедрой одного института нашего города. А женщина приседала от болей во время схваток, но упорно не кричала, а лишь сильно дышала.

— Как хорошо, что мужчины не видят нас в таком виде! — подумала я и приготовилась кричать.

Кричала я, по всей видимости, здорово. Так как в палату вошла санитарка и рявкнула:

— Да заткнёшься ты когда-нибудь, или нет?!

Через шесть часов я замолчала, потому что родился он — мой мальчик.

— Всё, — выдохнула я и заснула прямо на столе.

Я даже не помню, как оказалась в палате, и проспала целые сутки. Проснулась от страшного чувства голода. На тумбочке стояла передача с запиской.

— Записку буду читать потом, — решила я и набросилась на еду.

После этого развернула записку.

— Родная моя Ирочка, — писал Владимир, — спасибо тебе за сына!

А дальше я прочитала целый поток нежностей, изложенных на бумаге моим любимым мужчиной. Лицо горело от радости, ведь я чувствовала себя счастливой женщиной, нужной Владимиру и нашему ребёнку.

Вечером мне принесли моего сыночка. Нет, словами невозможно описать первую встречу матери со своим ребёнком. Это такой взрыв счастья и восторга в душе и во всём организме женщины, что сразу откуда-то появляются силы и непреодолимое желание не выпускать из рук свою кровиночку.

На следующий день во время полуденного сна я проснулась оттого, что два мужских голоса громко кричали под окном:

— Ира! Ира!

— Это не тебя случайно зовут? — спросила женщина, лежащая справа от меня.

Я встала и подошла к окну. На поляне стояло двое пьяных счастливых новоиспечённых папаш: мой Владимир и Татьянин.

— Покажи сына!

Я развела руками, показывая, что сейчас его со мной нет.

— Я тебя люблю! — крикнул мой Владимир.

— Я тоже! — повторил второй.

Мой Владимир повернулся и дал ему легонько оплеуху.

— Свою Таньку люби!

Потом они забыли про меня и уже просто кривлялись друг перед другом на поляне, устроив небольшую потасовку. Я пошла и легла на свою кровать. Счастливые папаши меня больше не беспокоили в этот день. А зачем? Им вдвоём было хорошо и весело, тем более, что повод для веселья нашёлся.

Некоторое время спустя мне принесли передачу от Наташи и записку. В ней она писала:

— Ира, давай с тобой определимся, нужно ли говорить Татьяне о том, что её Владимира на самом деле зовут Сергей Вавилов или нет? Должны ли мы ей сказать, что мальчик её родился чернокожим, как и сын Даши? Не хочу обсуждать эту тему по телефону. Напиши мне ответ, буду ждать.

И я написала Наташе:

— Я считаю, что не стоит вмешиваться в их отношения. Они сами разберутся со временем во всём.

По опыту знаю, что конфликтующие стороны либо мирятся, либо разбегаются, но участие посторонних в их разборках они не забудут никогда. И будут ставить его им в вину при любом удобном случае. Вот такой парадокс! Их же помощь оборачивается против них!

В коридоре я встретила знакомую медсестру и попросила её узнать всё о состоянии здоровья Таниного сына. Она вернулась и сообщила:

— Мальчик уже дышит сам. Его кормят из бутылочки, и он начал набирать вес. Все рефлексы у него нормальные. Врач сказал, что, когда его маму выпишут из пульмонологии, выпишут и его.