В кабинете директора, кроме крестного, находилась низенькая полная женщина с нелепым пучком волос на голове и толстых очках в круглой роговой оправе. Это была преподавательница математики, с урока которой я по собственной инициативе был изгнан.
— Мистер Нейман, — сразу с порога начал воспитывать меня Алекс, — мисс Линдык… Что это с тобой? — узрев кровь на рубашке, резко сменил направление разговора крестный. — Ты подрался?
— На меня напали, — буркнул я, не глядя на директора, а разглядывая интерьер его кабинета. Ничего так, уютненько. Много полок, забитых книгами, массивный письменный стол, тяжелое кресло во главе стола, несколько стульев, расставленных по всей комнате. Алекс стоял посреди кабинета. Лена Линдык стояла рядом. Вот что за хам мой крестный, даже стул даме не предложил, скорее всего, он хочет от нее поскорее избавиться. Мне, соответственно, сесть также не предложили.
Тем временем молчание затянулось. Наконец, директор решил продолжить воспитательную работу.
— Мы поговорим об этом инциденте позже. В первый же день вашего присутствия в этой школы на вас поступило несколько жалоб. Начнем с инцидента, произошедшего сегодня утром с участием профессора Линдык. Ответьте мне, Нейман, вы зачем довели до слез заслуженного профессора математики?
— Тоже мне — заслуженный профессор, — фыркнул я, — интересно, чем профессор заслужила свое заслуженное звание?
— Нейман! — заорал Алекс так, что мисс Линдык вздрогнула. Я уставился в пол. — Объясни мне, зачем ты потребовал у профессора Линдык разъяснить тебе принципиальные различия между Эвклидовой геометрией и геометрией Лобачевского? — уже более спокойно спросил Алекс.
— Она профессор математики, она должна знать такие вещи, — вскинулся я и зло уставился на крестного.
— Сейчас в наше время, особенно для магов, необходимо знать расчетные формулы и влияние новых констант для создания заклинаний, а не то, что ты так рьяно от нее допытывал! — опять завопил Алекс.
— Это не математика! То, что вы сейчас назвали — это метафизика! Называйте тогда все вещи своими именами! — взвился я и тоже повысил голос.
— Тем не менее, данный предмет называется математикой, и ты должен уважать своих преподавателей! — похоже крестный забылся, раз перешел на «ты». Скоро вообще будет Деем меня называть. Но в тот момент я так разозлился на эти необоснованные претензии, что тоже чуть директора Алексом не назвал.
— Я не буду уважать даму, которая носит гордое звание профессора математики и при этом не знает элементарных вещей!
— Каких, например?!
— Да в прошлом тысячелетии войны с помощью логарифмической линейки выигрывали, а с помощью штангенциркуля люди могли разрабатывать аппараты, позволяющие летать в космос! А эта, так называемый профессор, даже не знает, что это такое!
— Директор Сандер, может, я пойду отсюда? — пятясь к двери, пробормотала явно перепуганная женщина.
— Да-да, Лена, можете идти, — рассеяно кивнул ей Алекс и снова переключился на меня.
Профессор математики быстро вышла из кабинета, оставив меня с крестным один на один. Я открыл было рот, чтобы высказать все, что думаю о нем, о школе и вообще обо всем, но меня перебили.
— Закрой рот и слушай меня! — продолжал орать Алекс. Я захлопнул рот и уставился на крестного. Потом подошел к одному из стульев, стоящему напротив директорского стола, и уселся на него без разрешения. — Деймос! Я не разрешал тебе садиться.
— А я никого и не спрашивал, — парировал я.
— Наглеешь, молодой человек, — усмехнулся крестный, внезапно успокоившись, и сел в свое кресло.
— Нет, наглее, чем раньше, я за сутки не стал. Ты о чем-то хотел со мной поговорить?
— Хотел. Знаешь, Деймос, тебе не кажется, что в твоей голове слишком много бесполезной информации и нет ни грамма нужной? — устало проговорил крестный.
— Нет. Вся информация, которая хранится у меня в мозгах, является необходимой; для меня, во всяком случае.
— Тогда скажи мне, что ты знаешь о магии? — вкрадчиво поинтересовался крестный.
— А что ты знаешь о совершенстве иммунного ответа? — огрызнулся я. Да, я мало что знаю о магии, но мне это абсолютно не нужно и не интересно.
— Вот о чем я и говорил, — вздохнул он. — Ответь мне только на один вопрос: ты что, разве не понимаешь, что, что бы ты не делал, ты все равно проучишься все пять лет. Это закон и закон нужно соблюдать.
— Это тупой закон, — буркнул я.
— Так создай новый. У тебя для этого есть все: и способности, и талант. Ты потомственный маг, в конце концов. Я тебе больше скажу: ты потомственный Темный маг с огромнейшим магическим потенциалом. Но ты не находишь ничего лучшего, чем просто прожигать этот свой потенциал, интересуясь эфемерными вещами! — вновь начал заводится директор, с каждым словом все больше и больше повышая голос.
— Ну и создам. Создам новую систему образования. Где не будет ничего этого! Где у учеников будет хоть малейший выбор!
— Ага. Создавай. Только школу сначала закончи и колдовать научись, — усмехнулся директор.
— Это неправильно, понимаешь, неправильно! Почему я обязан изучать вещи, которые мне совершенно не интересны?
— Потому что ты не знаешь, что тебе может в итоге пригодиться в жизни. Дей, я не хотел бы в один далеко не прекрасный момент оказаться в ситуации, когда вынужден буду произнести: «А я предупреждал».
— Сомневаюсь, что возникнет такая ситуация или она будет напрямую зависеть от моего нежелания что-то знать о магии, — я упрямо продолжал стоять на своем.
— Я очень надеюсь, что ты сейчас оказался прав, — Алекс устало помассировал виски. — Деймос, если ты не перестанешь вести себя как маленький избалованный ребенок, ты просто отсюда не выпустишься. Ты знаешь, что в этом тупом, как ты выражаешься, законе прописано черными буквами на белом листе, что проходные оценки на следующий курс должны быть не меньше тройки. Иначе студент остается на второй год обучения для полного усвоения материала.
— Но…
— Что «но»? Будешь учиться, пока не поймешь, что это нужно даже не тебе любимому, а для бумажки, говорящей о том, что тебя можно выпускать в люди. Один наглядный пример подобной безалаберности ты уже видел на входе. Мистер Трейц уже пятнадцать лет не может сдать выпускные экзамены. Да особо к этому и не стремится: школа — это все, что у него есть. А ты, как я понял, ни одной минуты лишней здесь не хочешь провести.
— Не хочу, — я смотрел на свои руки. Своими выкрутасами и неподчинением я, похоже, наношу вред сам себе.
— Так учись.
— Ладно, я буду стараться делать все, что в моих силах.
— Будешь. И хамить преподавателям тоже прекращай, — добавил крестный.
— А я им не хамлю!
— А что сегодня произошло на целебной магии? — он прищурился, внимательно при этом меня осматривая.
— Переборщил с катализатором.
— Катализатор такого эффекта не дает, Деймос.
— Я делал все по инструкции!
— Не знаю, по что и по какой инструкции ты делал, но заблудиться в трех ингредиентах — это нужно постараться, учитывая, что вам и так выдавали минимальное их количество.
— Так и выдавали бы только то, что нужно для эликсира.
— И зачем тогда вообще учиться? Ладно, договорились. Теперь расскажи мне о крови на твоей рубашке.
— Меня избили.
— Тебя? Ни за что не поверю. Судя по тому, что ты проводил все свое свободное время в компании малолетних преступников, тебя будет терзать элементарная бандитская гордость, если ты не отпинаешь кого-нибудь в ответ на агрессию, направленную в твою сторону.
— Все живы, не переживай.
— Да я не переживаю, — крестный встал со стула и пошел в направлении шкафа, стоящего с правой стороны от меня. Достав с верхней полки книжку, он протянул ее мне. — Вот, я обещал снабдить тебя необходимой литературой по артефакторике. Почитай и попытайся разобраться.
Я полистал протянутую книгу и кивнул. Почитаю, что мне еще остается.
— Ладно, пойду я. Завтра трудный день. Нужно еще извиниться перед доктором Морис.
— Просто веди себя прилично. Она не злопамятная. Ладно, иди.
Я добрел до гостиной своего факультета и, последний раз взглянув на окровавленную рубашку, потянул дверь на себя. В гостиной было на удивление мало народу. Лео сидел за столом и что-то старательно писал. На диване сидела девушка — старшекурсница. Рег занял оставшуюся часть дивана, используя в качестве подушки ее колени (а я уж подумал, что этот диван личная собственность префекта). Несколько моих сокурсников о чем-то живо переговаривались. Больше никого в гостиной не было. Лео обернулся на звук закрываемой двери.