Напомню: на атомную бомбу в рассказе нет и намека, хотя, по сути, произведение посвящено как раз атомному оружию: фантазия автора остановилась на управляемом облаке радиоактивной пыли, которое американцы насылают на Германию. Среди прочих пионерских предвидений начинающего фантаста бросается в глаза и такое. Он убежден, что сохранить монополию на использование нового оружия вряд ли удастся, и новое оружие предполагает и введение нового мирового порядка.

Мысль здравая, но каким видит американский писатель этот "новый порядок"?

То, что предлагал Хайнлайн, значительно позже, в первые годы атомной эры, получит название "плана Баруха". Иными словами, это диктат с помощью ядерной монополии, принудительное разоружение других стран, лишенных "атомных" аргументов в споре с Соединенными Штатами. В рассказе американский президент распространяет обращение к нациям, в котором, в частности, говорится: "Соединенные Штаты сейчас в состоянии победить любую державу, или группу стран, в один миг. Поэтому мы объявляем войну вне закона и требуем немедленного разоружения"^[37].

Словно окрик из какого-нибудь вестерна: "Парни, опустите оружие, вы у нас на мушке!" Как видно, рецепт установления "мира без оружия", впервые описанный в произведениях Ньюкома или Трэйна — Вуда, не был забыт.

Есть в рассказе Хайнлайна еще одна приметная деталь. К несчастью — для Америки, разумеется, — в неком государстве, весьма прозрачно зашифрованном как "Европейский Союз", ученые тоже нашли секрет нового оружия. Конец вспыхнувшей тотчас же Четырехдневной войны кладет некий решительный полковник, еще один счастливый обладатель "атомной тайны" — с ее помощью он устанавливает наконец прочный мир. Ценой железной диктатуры… Это и есть абсолютно неудовлетворительное "решение" по Хайнлайну.

Чего только не нафантазировали писатели-фантасты в 1941 году!

2 минуты до взрыва (1943 год). К этому моменту наука выходит на финишную прямую в решении атомной проблемы. Окончательно распределились и места на финише трех, пожалуй, главных участников гонки — Энрико Ферми, Роберта Оппенгеймера и Эдварда Теллера.

"Оба они, Оппенгеймер и Теллер, — вспоминал Макс Борн, — а также Ферми и другие участники этой работы, включая нескольких русских физиков, были когда-то моими сотрудниками по Геттингену задолго до этих событий, еще в те времена, когда существовала чистая наука… Приятно сознавать, что у тебя были такие одаренные и деятельные ученики, но мне бы хотелось, чтобы они проявили меньше одаренности и больше мудрости. Я чувствую, что заслуживаю порицания, если все, чему они у меня научились, — это лишь методы исследования. Теперь их одаренность повергла мир в отчаянное положение"^[38].

Положение стало действительно отчаянным после того, как в начале 1942 года под руководством Ферми в Чикаго был запущен первый ядерный реактор. Путь к созданию бомбы был открыт…

Первая цепная реакция деления атома была блестяще проведена Ферми на исходе 1942 года — 2 декабря.

И как бы параллельно с нею пошла другая реакция, не закончившаяся по сей день. Реакция пробуждения совести, гражданской ответственности у ученых, непосредственно занятых в "Манхэттенском проекте" (получившем, кстати, свое название в августе того же года).

"Я употребил слово "ответственность", а не "вина", — пишет Борн. — Ибо кто может осмелиться судить людей, которые, неся бремя войны, честно отдавали свои силы и знания. В качестве оправдания этого решения обычно выдвигается тот довод, что оно ускорило окончание войны и спасло жизнь сотням тысяч солдат, не только американских, но и японских. Мы избегаем упоминать сотни тысяч японских мирных граждан — мужчин, женщин и детей, которые принесены в жертву. Или если о них упоминают, то говорят, что их уничтожение существенно не отличается от того, что происходило при обычных воздушных нападениях. И действительно, этого нельзя отрицать. Но можно ли оправдать большое преступление утверждением, что мы привыкли совершать множество мелких преступлений"^[39].

И снова — отставим на время в сторону хронику, чтобы внимательнее присмотреться к участникам "атомной гонки".

Об этой драме — людей и идей — написаны десятки книг, пьесы, стихи. Почти полвека идут споры. То разгораясь, то затухая, они продолжаются по сей день. Причем самое простое и заведомо бесперспективное дело в этом споре — развести физиков по углам ринга, охарактеризовать их гражданскую позицию либо как во всем "положительную", либо как сугубо "отрицательную".

Если бы все было так просто… Взять, к примеру, Ферми. Один из тех, кому американцы обязаны своевременным началом работ по атомной бомбе, человек, подтолкнувший Эйнштейна на поистине гражданский, ответственный шаг, — и тот же Ферми после первого ядерного взрыва произнес историческую фразу: "А по-моему, это только прекрасная физика!"

Позже драматический конфликт возникает в душах двух, вероятно, главных "крестных отцов" бомбы: атомной — Роберта Оппенгеймера и водородной — Эдварда Теллера.

В 1943 году Оппенгеймер был назначен руководителем "Манхэттенского проекта". В характеристике, секретно составленной службой безопасности, в частности, говорилось: "Можно полагать, что как ученый Оппенгеймер глубоко заинтересован в приобретении мировой известности и в том, чтобы занять свое место в истории после осуществления проекта. Представляется также вероятным, что Пентагон может позволить ему осуществить это, но что он может и перечеркнуть ему имя, репутацию и карьеру, если найдет это нужным. Если дать Оппенгеймеру достаточно ясно осознать такую перспективу, это заставит его по-новому взглянуть на свое отношение к Пентагону"^[40].