Как и другим белым офицерам, Майку уже заплатили за участие в операции. На его имя в одном из лондонских банков уже переведено авансом две тысячи фунтов. Столько же должны были по контракту заплатить ему по окончании операции. Четыре тысячи фунтов — для начала это уже неплохо. Так сказал и отец. «Но не в деньгах дело, — добавил он. — Важны принципы».

— Связь с группой «Би»!

Радист вновь передал наушники Майку.

Группа «Би» соединилась с группой «Зэт». У них был большой полицейский грузовик. В группе «Зэт» двадцать четыре человека (итого тридцать четыре в обеих группах, подсчитал Майк). Через минуту они двинутся к казарме. К ее захвату все подготовлено. Дежурный офицер — член «пятой колонны».

Майк удовлетворенно кивнул. Это походило на игру — опасную, но интересную. Думал ли Майк, еще совсем недавно с увлечением смотревший приключенческие кинофильмы, что ему самому когда-нибудь удастся стать участником такого захватывающего дух приключения? Он вызвал по своей связи Сарыча, доложил обстановку и узнал, что десантные катера уже вышли. Было необходимо срочно обеспечить обозначение фарватера.

— Слушаю, сэр! — ворвался вдруг в наушник голос Хора, и Майкл понял, что майор контролирует его связь с Сарычем.

Сарыч приказал усилить группу «Эй» еще пятью солдатами. Каноэ с захваченными рыбаками ждать подхода катеров.

Майк передал приказ Аде, и через минуту пятерка наемников зашагала цепочкой вдоль берега.

Когда Майк вернулся в дом, он застал майора в кресле у камина. Положив автомат на пол, майор тянул из высокого стакана виски. Пустая тарелка, стоявшая на полу, свидетельствовала, что Хор не потерял аппетита.

Корнев-старший сидел за столом и чертил вилкой узоры по скатерти. Елена уже окончательно оправилась от испуга и даже улыбнулась Майку как ни в чем не бывало. Джин приветствовал его угрюмой улыбкой и отвернулся. Лучше всех, казалось, чувствовал себя хозяин дома.

Он небрежно откинулся на спинку стула, в руках его был бокал вина. Он мирно беседовал с Хором.

— …такая же профессия, как прочие? — услышал Майк обрывок сказанной им фразы.

— Да, такая же!

Хор был, как обычно, уверен в себе. Фразы его были резкими и четкими.

— Да, мы наемники. И вы, и я. И мистер Корнев. («Он уже знает всех», — почему-то удивился Майк.) Мы все продаемся. Вы втолковываете африканцам простейшие экономические истины. Я приучаю их к ответственности.

Хор отпил виски.

— Нам платят, потому что мы профессионалы. А белые солдаты африканцам нужны позарез. Без нас на континенте грызня никогда не прекратится.

— Вы имеете в виду военные перевороты? — поднял голову Корнев.

Он поморщился, стиснул пальцами переносицу.

— У вас давление, — заметил Хор. — Вам нельзя жить в тропиках.

— В конце концов, — продолжал Корнев, не обращая внимания на последние слова Хора, — африканское общество само найдет политическое решение своих проблем.

Хор посмотрел на тяжелые черные часы, широкий матерчатый ремень которых плотно обтягивал его левое запястье.

— Политическое решение — это когда политический противник уничтожен, — усмехнулся он.

На лице Корнева промелькнуло любопытство:

— Впервые вижу человека, у которого на все есть лишь один ответ — пуля. Это граничит с патологией.

Хор побледнел. Он окинул презрительным взглядом полнеющую фигуру Корнева и фыркнул:

— Сейчас вы начнете читать лекцию о гуманизме. Не трудитесь, я знаю все, что вы мне скажете. Но вам никогда не понять нас, санитаров человечества, делающих грязную работу, называемую войной. Слышите? Моя жизнь — это война. „Благодаря ей у меня есть боевые товарищи. Потому что только война дает настоящих товарищей. Она не позволяет лицемерить, лгать, притворяться. Война — жестокое, но самое честное испытание для настоящего мужчины. Да, я служу войне, я живу войной, и я верю, что на мой век войн хватит.

Корнев насмешливо вздохнул:

— Насколько я знаю, в Конго вы не придерживались законов рыцарства. Вы сжигали беззащитные деревни и отрубали головы старикам и детям. И получали за это такие деньги, каких вам никогда бы не заработать в Европе. Кое-кто из тех, кого вы так сентиментально именуете боевыми товарищами, продолжает наживаться на своих прежних преступлениях, даже, как говорится, отойдя от дел. Они пишут книги, снимаются в фильмах, изображая собственные подвиги. Не так ли, мистер Хор?

— Что ж, если люди читают наши книги и видят в нас, которых вы называете преступниками, героев, тем хуже для них. Каждый получает то, что он заслуживает.

— Это было написано на воротах фашистских концлагерей, — вмешался Женя.

Хор посмотрел на него с интересом.

— А ведь из тебя, попади ты в хорошие руки, вышел бы неплохой солдат, парень. Как из твоего друга…

Он кивнул на стоящего в дверях Майка и опять обернулся к Корневу:

— Кстати, мистер Корнев…

Он уселся в кресло и демонстративно зевнул.

— Вам везет! Я знаком со многими журналистами. Обычно они гонялись за мной — интервью, контракты на книги и все такое. А вы первый, кто видит меня в действии. И если вы будете вести себя паинькой, как до сих пор, новое правительство вышлет вас из страны в целости и сохранности. Тогда вы заработаете на сегодняшней истории кучу денег. Не правда ли, мистер Мангакис?

Мангакис пожал плечами.

— Мой друг никогда не гонялся за сенсацией. Он ученый, он анализирует проблемы…

— Тем лучше!

Голос Хора обрел доверительные нотки.

— Я не сенсация. Я проблема.

— Сэр!

В дверях вырос Аде.

— Подъехала машина. Черный «фольксваген». Хор вскочил:

— Гвено? Дать ему спокойно войти!

Аде поспешно выбежал. Хор, схватив автомат, встал за дверью, прижавшись к стене.

— Капитан Браун! На веранду! — негромко приказал он и обернулся к сидевшим за столом. — А вы, господа, не двигайтесь. В интересах вашей же личной безопасности. Ну!

Корнев сглотнул комок, внезапно подступивший к горлу. Евгений взглянул на отца и опустил голову. Впервые в жизни он вдруг ощутил свое бессилие. До сих пор он не знал, что такое неудача. В школе он учился хорошо, шел в первых учениках, хотя и не слишком утруждал себя сидением над учебниками. Знания давались ему легко, зато дисциплина хромала. Его энергичная, деятельная натура требовала чего-то большего, чем подчиненная режиму школьная жизнь. Он быстро увлекался и так же быстро остывал. Увлечение фотографией сменялось коллекционированием магнитофонных записей, из автомобильного кружка он переходил в драматический. Он оставался верен лишь одному увлечению — книгам. Отец собрал большую и интересную библиотеку, и с каждым годом юноша открывал в ней для себя все новые, неизвестные ему дотоле сокровища. Книги о подвигах, которыми он раньше зачитывался, теперь вызывали лишь глухое раздражение. Ну и что? Тогда характеры действительно выковывались в трудностях, в борьбе. Гайдар командовал полком в четырнадцать лет — таково было время. А сколько было Олегу Кошевому?

Его энергия находила выход на уроках военного дела. Их вел офицер-отставник, бывший десантник. Левая рука его была навечно скрючена, полподбородка начисто стесано. Он носил старую гимнастерку и целый щит орденских планок на груди.

Ребята в нем души не чаяли, особенно когда он начинал рассказывать о войне. Истории были жуткие, жестокие, но дух от них захватывало. Разошедшись, военрук доставал из кармана большой складной нож и метал его в цель — специально принесенный чурбак — в самый срез, в кольца дерева. Метал раз за разом, точно в центр.

Все мальчишки школы — от третьеклассников до усатых выпускников — увлекались этим. И многие мечтали об армии, о службе в десантных войсках…

Армия! Вот где и сегодня нужны сила и ловкость, твердый характер, решительность, воля.

В Африку Евгений уезжал с радостью. Он твердо верил, что сегодня это единственный континент, где еще живут приключения, где таинственное и неизвестное таится на каждом шагу в обычных на первый взгляд вещах.