- Ленька-а-а-а!

Расстояние, отделявшее нас, позволяло разговаривать свободно, не напрягая голоса, но я понимал Илюху: так приятно было набрать полную грудь свежего степного ветра и крикнуть, прислушиваясь к отклику эха. Я напрягся и ответил так громко, что куры, гулявшие на улице, бросились врассыпную.

- До нас гер-ман-цы-ы пришли-и-и!.. - кричал Илюха. - Пойдем смотреть!

Пришли германцы... Я тотчас вспомнил слова Анисима Ивановича. Он вчера приехал домой поздно и, молча оглядев нас, сказал:

- Хлопцы, а ну ко мне!

Анисим Иванович обнял нас с Васькой и шепотом сказал:

- Если немцы придут, смотрите не проболтайтесь за погреб. Вы теперь не маленькие, должны понимать.

Потом я слышал, как он говорил тете Матрене:

- Тут может явиться секретный человек. Если меня не будет дома, сховаешь его в погреб, накормишь и постелю сделаешь. Только смотри...

Ночью Васька объяснил мне, что секретный человек будет поднимать рабочих против германцев, которые хотят свергнуть Советскую власть и поставить гетмана Скоропадского.

- А кто этот гетман? - спросил я.

- Шут его знает! Царь на Украине. Одним словом, буржуй, - заключил Васька с чувством невыразимой досады и злости...

Посмотреть, какие из себя германцы, было интересно и страшно. Я спрыгнул с крыши и побежал к Илюхе.

Через минуту мы уже мчались в центр города, откуда доносился неясный гул.

- А я по-германски умею, - похвастался Илюха и с важным видом достал из-за пазухи горсть пищиков от желтой акации, но тут же снова спрятал их в карман, наверно, боялся, что я попрошу посвистеть. - А знаешь, германцы ох и злые, глаз во лбу один, вот здесь, посередке, и говорят не по-нашему.

- Не выдумывай!

- Не веришь, сам услышишь.

- А ну скажи что-нибудь по-германски.

- Я бы сказал, да не поймешь ты. Ну, например: «Драйцик-двайцик, хурды-мурды, тирим-бирим, чох». Что я сказал?

- Не знаю.

- Я сказал: «Пойдем домой, я тебе пирогов дам».

Раньше я видел людей, которые разговаривали не по-нашему, это были военнопленные немцы. А какие же германцы?

- Меня вчера один приглашал, - продолжал Илюха. - «Приходи, говорит, - в гости, саблю дам». Что, не веришь?

- Верю, - ответил я, хотя знал, что Илюха врет: вчера германцев в городе не было.

Шагая по улице, я в нетерпении оглядывался по сторонам. Вдруг я увидел на заборе большое объявление. Половина его была написана не по-русски, а на другой половине я прочитал:

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Каждый, кто передаст германскому командованию большевистских агитаторов, получит за каждого премию:

1. Сто рублей за сведения.

2. Двести рублей, если доставит агитатора в наше распоряжение.

3. Тысячу рублей и корову за поимку главаря по кличке Дядья Митья.

Комендант города майор Гейн-Гауптман.

Наконец около хлебной лавки мы увидели первого германца. Боясь приблизиться, мы остановились в отдалении и стали рассматривать его. Германец был в синем жупане и шароварах, заправленных в сапоги. На голове шапка из серых смушек с длинным «оселедцем», на конце которого болталась кисточка. Из-за спины у германца торчала винтовка, на поясе висела граната, а сбоку волочилась по земле кривая, точно колесо, шашка.

Германец прохаживался возле лавки, видимо охраняя ее.

- Сейчас я спрошу у него по-германски, что он здесь делает, - спросил Илюха.

Я подошел поближе, чтобы послушать их разговор.

Заложив руки в карманы, Илюха остановился перед германцем. Минуту они молча разглядывали друг друга.

- Драйцик, - неожиданно выпалил Илюха и замялся, хмуро оглянулся на меня: - Чего смотришь? Думаешь, не умею?

Он снова повернулся к германцу. Но тот вдруг выговорил чисто по-украински:

- Чего вылупився, як баран на аптеку? Чи я тоби цирк? - И он стукнул Илюху так, что у того слетел и покатился по дороге картуз.

Илюха икнул, догнал картуз и пустился прочь.

- Он сумасшедший, - с трудом переводя дыхание, проговорил Илюха. - Ты видал, какие у него глаза? Такие всегда бывают у сумасшедших.

- А почему он по-украински заговорил?

- Тебе же говорят - сумасшедший.

Илюха дернул меня за рукав:

- Гля, что это?

Из города бежал народ, мимо нас рысцой протрусила испуганная старушка. Она крестилась и повторяла вполголоса:

- Осподи Иисусе Христе, что ж это делается! Оспади милосердный!

Люди останавливали ее, о чем-то спрашивали, но она покачивала головой и повторяла одно и то же.

2

На главной улице невозможно было протиснуться. Гул от встревоженных голосов стоял в воздухе. Против белого здания с высокими полуколоннами на телеграфном столбе висел человек. Поверх мешка, накинутого на голову, туго затянулась вокруг шеи петля. На одной ноге у повешенного был надет ботинок, другая разута. На груди висела дощечка с надписью: «Болшевик».

В стороне, громко причитая, плакала женщина. Четыре солдата в круглых стальных шлемах не подпускали к столбу людей.

На этих солдатах были короткие серо-голубые шинели, подпоясанные ремнями с медными пряжками. На пряжках - орлы с перьями, торчащими в стороны, как острые кинжалы. За спинами у солдат висели ранцы. По тому, как солдаты молча смотрели на людей, я понял, что они ни слова не понимают по-русски. Я сразу догадался, что это были немцы. Стало жутко. Главный немец, у которого на голове поблескивала черная каска с острой медной шишкой, гарцевал на коне и кричал:

- Коспода! Немецкая армия пришел на помощь вас. Она защищает вам от болшевик и просиль разойтись по домам. Немецкий армия считает Совет непорядка. Так люди не дольжен жить. Люди дольжен жить не Совет, не коммуна. Кайзер Вильгельм помогайт русскому наводит порядок Россия. Я просиль разойтись, коспода.

- У нас господа в семнадцатом году кончились! - послышался из толпы возглас.

- Вас никто сюда не звал, убирайтесь! - крикнул человек, стоявший позади меня.

Я обернулся и едва не вскрикнул от радости. Это был молотобоец Федя.

Колбасник Цыбуля ухватился обеими руками за Федю и заорал:

- Господа немцы, ловите, это большевик!

Федя ударил колбасника локтем в лицо.

- Караул!.. - заорал Цыбуля, приседая. - Держите его!

Федя метнулся в толпу, чуть не сбив меня с ног, и схватил на ходу камень с мостовой.

- Товарищи, бейте оккупантов! - И швырнул камень в часовых. И, как по команде, мальчишки всего города обрушили на немцев бурю камней.

Толпа, охваченная гневом, теснилась к вожакам, люди вооружались чем попало. Только теперь я заметил, что было здесь много шахтеров и они что-то прятали под одеждой. Вот один выхватил из-под полы шахтерский обушок и крикнул:

- Бей их, хлопцы!

Немец в каске с медной шишкой поднял руку и жестко, не по-русски, подал команду.

Сейчас же из-за угла выскочил немецкий конный отряд и с поднятыми палашами бросился на толпу. Их осыпали камнями. Но немцы стали рубить людей, и толпа хлынула врассыпную.

Илюха нырнул куда-то, и я потерял его из виду.

Я бежал, боясь оглянуться. Сзади цокали копыта, слышался лошадиный храп, раздавались стоны, ругань. Я заскочил в какой-то двор и присел за мусорным ящиком. Сквозь щель в заборе я видел, как старик рабочий стал бить немца по лицу торопливыми короткими ударами, обеими руками вцепился в горло и упал вместе с врагом. Другой немец, подскочивший сбоку, воткнул рабочему в спину штык.

Потом я увидел Федю. Немец в каске изо всей силы ударил его палашом по голове. Федя зашатался и, нагнув голову, начал хватать над собой руками воздух, как будто хотел поймать шашку. Потом он рухнул на дорогу, окровавленный.

У меня закружилась голова.

Когда бой затих, я, крадучись, вышел за ворота.

Вдоль улицы курсировали верховые, то там, то здесь на земле виднелись следы крови. Посреди мостовой валялась женская туфля с отломленным каблуком. На ржавом гвозде, торчащем в заборе, белел клок окровавленной рубашки.