Две фигуры летят на заснеженную смотровую площадку, продолжая бороться в воздухе. От мощного удара серебристый меч вылетает из руки Драгана, но другой рукой он выхватывает нож. Однако в этот момент соперники падают на пол. Громов подминает под себя Драгана и обрушивает кулак на его переносицу. Чёрная кровь заливает лицо противника — с диким криком он наугад разит ножом, но режет лишь воздух.

Громов, несмотря на чудовищную рану в боку, поспешно перекатывается к валяющемуся в снегу мечу. Полоса густой крови тянется за ним. Схватив оружие, он мгновенно разворачивается, чтобы встретить атаку кинувшегося на него Драгана. Левая ладонь противника рассечена, но другой рукой он ловко вгоняет нож в плечо Громова. И тот содрогнувшись от боли, с криком роняет меч. Однако, даже потеряв оружие, израненный враг не сдается и отвечает с отчаянной свирепостью — кулак, влетев в лицо Драгана, сокрушительным ударом дробит висок и глазницу.

Куски чёрной плоти и помутневший голубой глаз отлетают на истоптанный снег. Скорее машинально, чем сознательно, Драган отшатывается прочь. Упав на снег, он продолжает пятиться от Громова и наконец прижимается спиной к каменной стене. Обезображенная голова сплошь покрыта кровью. Пытаясь смахнуть с невредимого глаза пелену чёрного тумана, он судорожно трет лицо рукавом, выставив перед собой острие ножа.

Громов, проследив за противником, обессиленно ложится на спину. Слышен его ядовитый смешок:

— Я всегда буду сильнее. Я сражаюсь только за себя, больше мне нечего терять.

Громову хватает этой краткой передышки и, не договорив ещё до конца свою язвительную речь, он уже поднимается на ноги, прихватив упавший поблизости меч. Впрочем, ранения дают о себе знать. Вампир двигается медленно и неуклюже скривившись, как будто стараясь меньше тревожить рассеченный бок. Рывками тащится за ним тяжелый серебряный меч. Густая струя крови, изливаясь из разреза на плече, растекается по стянутой брезентовыми лоскутами груди. Снег вокруг него превратился в чёрное месиво.

Уловив движение врага, Драган поднимается на ноги, но по его напряженной позе понятно, что Громова он не видит. Ещё раз беззвучно усмехнувшись, вампир из последних сил поднимает меч и, направив его на Драгана, ускоряет свой шаг. Но тот, выругавшись сквозь стиснутые зубы, перемахивает через край каменной стены и растворяется в морозной ночи.

***

Оставшийся один на смотровой площадке Громов падает на колено, и только меч, на который он навалился всем телом, удерживает его. Вокруг него чернеет изрытый снег. Высокое тёмно-синее небо совсем прояснилось и льет на башню невесомый лунный свет. В этом призрачном свете чёрный цвет вампирской крови кажется просто иллюзией восприятия. Иглы мороза серебрятся в ночном воздухе, и глухая непроницаемая тишина повисает над мрачным замком.

Собравшись с силами, Громов рывком добирается до люка подъёмника и откидывает с него крышку. Гулкий щелчок настораживает вампира, он медлит у низкого бордюра и вдруг порывисто отскакивает — из глубины колодца с воем и гулом вздымается бушующий столп пламени. Алые трепещущие языки огня рвутся к холодным синим небесам.

Вампир с саркастической улыбкой валится на спину. Красные блики играют на его мертвенно-бледном лице, которое исполнено почти человеческого отчаяния и боли, но запёкшаяся рана, разворотившая щёку, обнажает дикий оскал хищника.

И вот сквозь треск и гуд огненной стихии до него долетают какие-то другие звуки: что-то глухо ударяет по камням. Громов настороженно прислушивается, его звериное лицо мгновенно преображается, скрывая боль и смятение под маской ледяного спокойствия. До зубовного скрежета сжав челюсти, он поспешно и почти беззвучно отползает в сторону от лестницы так, чтобы бушующее в центре площадки пламя скрыло его от глаз поднимающегося на башню.

А между тем внизу скрипит дверь, и отчетливо звучат чьи-то шаги, тяжело ступающие по ступеням. Сбивчивое дыхание с одышкой, неразборчивое бормотание и какой-то пластиковый стук. Громов опасливо выглядывает из-за прикрывающего его пламени: на площадке появляется худощавая фигура в чёрном одеянии католического священника. Лицо залито потемневшей кровью, слипшиеся пряди волос стоят дыбом на непокрытой голове. Отец Пельграм тащит за собой, держа за ноги, два манекена, изображающие средневековых жителей замка. Их головы, уже порядком побитые, подскакивают, стукаясь о ступеньки с характерным звуком.

Взойдя на площадку, преподобный не обращает ни малейшего внимания на бешено пылающую завесу огня. Он деловито прислоняет кукол к стене, а сам неуклюже, но с бесстрашием безумца влезает на каменный парапет. По очереди подхватывает он за ноги пластиковых истуканов и, хорошенько размахнувшись, швыряет одного за другим в синеву сходящей на нет ночи. Куклы с жалобным свистом, причудливо кувыркаясь в воздухе, летят над заснеженным двором в сторону озера. Священник провожает их вдохновенным напутствием:

— Svobodna sta! Svobodna! Proč od tega prekletega kraja! Sta rešena! (Вы свободны! Свободны! Бегите из этого проклятого места! Вы спасены!)

Срывающийся голос разлетается над безлюдным пейзажем. Святой отец поднимает лицо к небу и разводит в стороны дрожащие руки. Колени его подгибаются, как будто он хочет преклонить их для молитвы, но край стены слишком узок для этого, и священник вот-вот рухнет вниз с тридцатиметровой башни.

Чёрный вихрь проносится за спиной отца Пельграма, сбивает с ног и увлекает за собой вниз по крутым башенным ступенькам. Кубарем скатываются по лестнице два переплетенных тела и падают к тяжелой деревянной двери, ведущей в замковый коридор. Вампир склоняется над потерявшим сознание мужчиной и, разорвав его одежду, лихорадочно вгрызается в шею, в бледно-розовую кожу там, где её не запятнала чужая кровь.

***

Бэла гонит на снегоходе по широкой пустой дороге. Мимо проносятся тёмные силуэты растущих по обочинам деревьев. Снег прекратился, а в разрывах облаков мелькает золотистая луна. По белой колее перед снегоходом бежит луч желтоватого света, и от этого темнота вокруг кажется ещё более неуютной и холодной.

Внезапно внимание Бэлы привлекает яркие фары чёрного внедорожника, стоящего почему-то нараспашку внизу у дорожной насыпи, вплотную к оголенным ветвям придорожных деревьев. Она останавливается, заглушив мотор, и на нее обрушивается шквал энергичной музыки, несущейся из брошенного авто.

Съехав по заснеженной насыпи к машине, Бэла наконец замечает неподвижные окровавленные тела: одно лежит прямо на снегу недалеко от машины, ещё три безжизненно скрючились в салоне. Не теряя времени, она проверяет у каждого пульс. При виде разодранных в клочья гортаней у двоих, закоченевших в неестественных позах на автомобильных сиденьях, Бэла судорожно вздрагивает и невольно поправляет шарф на своей шее. В итоге с безнадёжным вздохом она выключает бодрую музыку в салоне разбитой машины и, мрачно нахмурившись, карабкается обратно на дорогу. Некоторое время она медлит, словно раздумывая, а потом шепчет себе под нос: «Чёрт! Надо спешить. Надеюсь, не заблужусь».

Снегоход срывается с места. Бэла напряженно следит за обочиной, и, как только между деревьями открывается просвет, она сворачивает с дороги. Удачно съехав вниз, она выруливает на узкую тропинку, где ей приходится маневрировать между выныривающих из темноты стволов. Но её старания вскоре окупаются — деревья остаются позади, и разогнавшийся снегоход стрелой летит с невысокого берега на гладь замерзшего озера. А спустя пару минут из-за горизонта показывается далекий контур замка, залитый светом прожекторов.

***

Бэла останавливает снегоход у открытых замковых ворот. Фонари ярким светом выстилают путь во двор. Соскочив на землю, она поднимает глаза на верхушку башни, словно надеется увидеть там какой-то ей одной понятный знак. Над замком высится прояснившееся морозное небо. Ещё темно, но ночь уже на исходе. Серебристый осколок луны покоится в мягком сиянии прямо над величественной башней. Набрав полную грудь воздуха, Бэла решительно входит в ворота.

Замок встречает её гробовой тишиной. Гулко разносится звук её шагов по пустым, но хорошо освещенным коридорам. Бэла не задерживается на этажах, не пытается осмотреть многочисленные закутки и закоулки, она сразу направляется на башню, ускоряясь на ходу. Наконец она добегает до двери ведущей на башенную лестницу, но дверь почему-то никак не открывается. Замка в ней нет, а засов отодвинут. Бэла настойчиво и нетерпеливо бьется в дверь плечом и, не выдержав, зовет: