За звуками мытья, он узнал возбужденный лепет племянника и ответы брата. Рингтон Мэда, «Ring of Fire» в версии Джонни Кэша, заставил его вздрогнуть. Он вынул трубку из кармана и увидел, кто звонил.

— Босс, — сказал он в трубку.

Глубокий голос Ориона Джексона послышался в ответ: — Здорово, Мэд. Как он?

Мэддокс неровно выдохнул. — Он не сдается. Но это хреново, мужик. Иногда он открывает глаза и видит меня. Но большую часть времени он не в себе.

— Да уж. Я видел такое и раньше, — главарь Отступников откашлялся. Орион Джексон не часто показывал чувства. — Мэддокс, просто хотел сказать, что я сожалею.

— Мы все когда-нибудь уйдем, ведь так?

— Так и есть. — Орион замолчал. — Слушай, тебе что-нибудь нужно? Тебе или твоим близким?

Мэддокс улыбнулся, несмотря на это. Он любил этого мужика. Его охватило внезапное сильное желание вернуться в Куартзсайт, может быть, засадил бы какой-нибудь местной заднице в трейлере, пока на заднем фоне играла музыка из бара «На дне реки». Тогда после этого он на хрен пострелял бы с Брэндоном или Греем и бессовестно проспал бы это все.

Орион долго не размусоливал, и Мэддоксу не нужно было говорить, что он оценил звонок. Он повесил трубку с некоторым сожалением, сказав Ориону, что будет держать их в курсе. Орион не спросил о Габриэле. Мэддоксу пришло на ум, что он, возможно, забыл эту историю, излитую однажды ночью в компании выпивки и отчаяния. Но это было маловероятно, рассуждал он. Орион Джексон ничего не забывает.

Мэддокс не хотел возвращаться в дом. Хосписный работник ушел несколько часов назад. Скоро уйдут остальные, и он останется наедине со Священником. Иногда его отец открывал глаза и видел мужчину, перед собой, но в основном он был без сознания, витая в месте, где Мэддокс был ещё мальчишкой, живущим под этой крышей. Мэддокс вслух выругался на себя. Опять. Он должен был приехать раньше, когда Священник был еще Священником. До того, как его отец превратился в высохшую оболочку, который кряхтел в старой кровати и зря звал давно умершую супругу.

Он так потерялся в собственных мыслях, что Дженсену удалось напугать его. Мэддокс слегка подпрыгнул, его брат протянул принесенное пиво. Дженсен схватил еще один стул и развернул его. Старые крепления ужасно заскрипели. Мэддокс наблюдал, как Дженсен аккуратно уселся на стул, с явной болью.

— Он сейчас успокоился, — сказал Мэддокс. Он просто осознал, что так и есть.

Дженсен рассеянно потер левое колено, будто оно болело. — Габи забрала ребенка домой. И я сказал Кейси, что ей нет причины оставаться.

— Старик все еще спит?

— Да, — посмотрел на него Дженсен. — Он все еще спит.

Мэддокс отвернул пробку и бросил её в темноту. Он указал на колено Дженсена. — Напомни-ка мне, как это произошло?

Дженсен был застигнут врасплох этим вопросом. Мэддокс отпил пива и наблюдал борьбу на лице брата. Дженсен не умел правдиво врать. У Мэддокса не однажды были проблемы, когда Дженсен сбалтывал правду под напором матери.

... — Где вы были, мальчики? — выпытывала она.

Мэддокс мог усмехнуться и сказать: — Просто прыгали на детской площадке за школой, ма.

Губы Тильди МакЛеод сжимались, и она смотрела на ёрзающего старшего сына. Для Дженсена много не нужно было, чтобы ляпнуть, что они на самом деле играли в запретных горных пещерах и прыгали через открытые шахты…

— Служба, — осторожно сказал Дженсен, запрокидывая голову, чтобы посмотреть на небо.

Мэддоксу не хотелось давать ему так легко уйти от ответа. — Так, кто в тебя стрелял, братан? — Дженсен резко посмотрел на него. — И что еще более важно, были ли у тебя яйца отстреливаться?

— Чез Коллетти, — решительно сказал Дженсен, и Мэддоксу показалось, что он ослышался.

— Не может быть, бл*, — он покачал головой. — Я никогда не слышал об этом.

Дженсен, понизив голос, ответил: — Как, черт возьми, ты бы услышал, Мэддокс? Может быть, ветром весточку принесло, когда ты приехал домой на Рождество?

Мэддокс нахмурился. Он не был в настроении двигаться в этом направлении. Это зацепило бы слишком много другого, что было бы лучше оставить в покое.

— Так что, черт побери, старый Чез-Спез сделал, чтобы получить пулю?

Дженсен уже допил пиво. Он позволил бутылке упасть на землю. — Он выстрелил первым, а я стреляю лучше, Мэд, — Дженсен резко рассмеялся. — Не сомневаюсь, ты хотел бы, чтобы закончилось по-другому.

— Думаешь, я хочу, чтобы ты умер, потому что ты трахнул мою девочку в прошлой жизни?

— А что, нет? — спросил Дженсен с тихим осуждением.

— Нет, — Мэддокс покачал головой. — Ну, может быть, хотел, — он резко поднялся и пнул стул. — Пошел ты, Дженсен.

Дженсен не поскупился ответить. — Пошел ты сам, эгоистичный осел.

Мэддокс вернулся в дом и захлопнул дверь. Он, как правило, не избегал борьбы, неважно по какой причине. Однажды у него были трудности, и он сдерживался против своего старшего брата. Но кое-что изменилось. Он стал сильнее, а Дженсен стал мягче, коп он или нет. Мэддокс стоял в гостиной и сжимал правую руку в кулак. Он представил, как бьёт в живот Дженсена, выбивая из него дух. Но мгновение спустя, он представил себе выражение ужаса на лице племянника, если бы тот увидел это. Борьба происходила прямо в нем. Его руки бессильно упали по бокам.

Мэддокс пошел в комнату Священника и сел рядом с кроватью. От обезболивающих отец погрузился в бессознательное состояние. Несмотря на это Мэддокс понимал, что вряд ли Священник даже осознавал его присутствие, он не хотел быть где-то еще. Он не слышал, как открылась задняя дверь, а это означало, что Дженсен либо ушел, либо все еще был там, во мраке борьбы с теми призраками, преследовавшими его.

— Папа, — прошептал Мэддокс только потому, что он по-прежнему мог еще звать отца. Он взял отца за руку и почувствовал незначительное ответное сжатие.

Мэддокс не знал, сколько прошло времени, пока он сидел рядом с отцом. Мысли о Габриэле навязчиво приходили, как бы он ни пытался запихнуть их подальше. Днем он ощутил тупое удовлетворение от утоления ее голода и понимания, что она его хочет. Мэддокс не мог сосчитать, сколько женщин он трахнул в последние десять лет. Сколько раз он доставал свой член и засовывал его в чью-то незнакомую киску? Были и те, с кем были и более частые перепихоны, такие, как Элис, но не было никого, без кого бы он не смог прожить. С Габриэлой де Кампо возможно было бы иначе. Один раз в ней, и Мэддокс пропал бы.

Мэддокс, наконец, услышал глухой лязг открытия двери и узнал походку брата. Дженсен загородил дверной проем и заглянул внутрь. Мэддокс не поднял головы, пока его брат вздохнул и пересек зал. Мэд мог бы спросить, почему, черт возьми, он не пошел домой к своей гребаной жене, но на самом деле решил, что его это не волнует.

Мэд продолжал думать о кладбище. Оно было печальнее, чем большинство таких мест, кучка забытых жизней, похороненных рядом, в уединенном месте, которое никто и никогда не посещал. Та первая могила засела у него в памяти больше, чем остальные вместе взятые.

1890. 

Брат.

Может быть, именно она волновала его, потому что на эпитафии было лишь одно слово. Кто-то заботился о похороненном мужчине.

Он задумался, что было бы написано на его надгробии, если бы таковое было.

Разор-Сити, Территория, штат Аризона

1888

Анника вспомнила свой последний затяжной поцелуй часом раньше. Даже когда она проснулась, она все еще ощущала его, ее сердце замерло с сожалением, когда не нащупала ничего, кроме пустоты.

Мысль о его упругом теле, возвышающемся над ней,  ненадолго заставила ее покраснеть. На самом деле, она упивалась воспоминанием, и желание между ног возросло.

Хищная птица громко закаркала где-то над головой и Анника вздохнула. Так весь день легко можно проваляться, предаваясь мыслям о Мерсере. Неохотно она поднялась на ноги, заметив какой зябкий воздух по утрам, хоть он и сильно нагревается во второй половине дня.