кругом пошла, что ж с тобой при дворе-то будет? Опозоришь нас.

Кирмес. Да, да, кум, придите в себя, а то ещё придётся мне вас трепанировать.

Благодарите судьбу – но смиренно, радуйтесь – но знайте меру. А уж после, когда вы при

дворе освоитесь, обо мне не забудьте, вспомните, сколько я вам добра сделал, как помогал

– в кредит и наличными.

Кай. Пойдёмте, моя повозка ждёт вас. Король велел поторапливаться.

Вармунд. Сейчас, сейчас, ваша милость! Вот только остальных шестерых соберём. То-то

они удивятся!

Уходят.

Сцена седьмая.

Будка сапожника.

Цан со своими подмастерьями, все за работой. Входит Альфред.

Цан ( поворачиваясь к Альфреду). Нет, нет, почтенный директор школы, даже и не

рассказывайте мне этих сказок про Мерлина. Поверьте, уж я-то разбираюсь, сразу видно –

эти сапоги от древних греков. Такая работа – и что бы в наше время? Да ни за что на свете!

Какая прочность, простота, благородство форм, а крой какой, а стежки чего стоят! Да

клянусь вам, это сам Вулкан, – и не пытайтесь меня разубедить. Вы только взгляните, вот я

его ставлю: какая строгость очертаний, какая пластичность, какое скромное величие, – и

никаких излишеств, всяких там завитушек, никаких варварских ухищрений и тем паче

романтических выкрутасов наших дней, когда и подошва и материал, и ушко и мысок, и

каблук, и даже вакса служат одному – лишь бы пыль в глаза пустить! Весь этот блеск, пестрота, мишура – и никакого чувства идеала! Кожа, видите ли, должна блестеть, подошва – скрипеть, в этом, мол, и есть гармония согласованности, – тьфу, жалкое

скорнячество! Древние прекрасно обходились без этих премудростей.

Альфред. Вы говорите с таким знанием дела, что почти меня убедили.

Цан. Друг мой, поверьте, эта пара – из тех сапог, что носили ещё Минерва или Меркурий.

Ведь вспомните – этим особам достаточно было одного шага, что бы спуститься с Олимпа

куда угодно, хоть на пятьдесят, хоть на шестьдесят миль. Сами посудите – как им это

удавалось? Только с помощью таких сапог! С тех пор, конечно, сила их поубавилась, ибо с

каждой починкой они теряют одну милю. Видите, как просто, ясно, красиво и даже

символично раскрывается их загадка, и, заметьте, безо всяких басней о Мерлине и

колдовстве, без всех этих фантазий наших суеверных предков. Ну вот, а теперь, после

очередной починки, они будут шестимильными. Я должен немедленно отослать их во

дворец на художественную выставку.

Альфред. А там что за сапоги висят?

Цан. Эти то же для выставки. Видите ли, господин директор, моя работа славится по всей

стране. А почему? Потому что я всему учился у древних. Поверьте, древние не подведут

ни при каких обстоятельствах. И вот как-то недавно встал вопрос, добротна ли моя работа, возник даже спор, и я сгоряча воскликнул: вот эти сапоги – а я их только что стачал –

дойдут до Сиракуз! И вдруг находится один чудак, ловит меня на слове, надевает сапоги и

просто так, интереса ради, что бы испытать сапоги, недолго думая, пешком отправляется в

Сиракузы. Он возвращается – и что же: сапоги как новенькие! ( Намёк на Иоганна

Готфрида Зойме ( 1763 – 1810 гг.), автора путевых картин под названием « Прогулка в

Сиракузы в 1802 году». Это произведение было написано в результате путешествия, во

время которого Зойме прошёл пешком более 800 миль). Одно слово – хорошая работа! А

тот чудак-испытатель написал об этом невероятном факте целую книгу, строгую,

классическую, почти такую же превосходную, господин директор, как ваш трактат о

грибах.

Альфред. И что же, эти теперь делают ровно шесть миль?

Цан. А как же.

Альфред. Любопытно. Откуда у вас такая уверенность, вы что – мерили?

Цан. Я это чувствую организмом, дорогой мой, никакая механика, никакое вычисление не

требуется.

Альфред. Вы, конечно, знаете, что на наших новых трактах мили значительно короче, чем

были раньше. Интересно, будут ли сапоги точно соблюдать эти шесть новых миль?

Цан. Этот вопрос разрешим только непосредственным опытом.

Альвфред. Так дайте мне их ненадолго – я тотчас проведу исследование.

Цан. Гм! Вопрос щекотливый. Конечно, вы на королевской службе, и удирать на все

четыре стороны вам вроде бы не резон. С другой стороны, философия учит, что не всегда

можно противостоять искушению. А я за эти сапоги головой отвечаю, если что случится –

пропащее моё дело. Знаете что? Мы сделаем так: вы возьмёте с собой моего подмастерья, он встанет вам на левую ногу. Тогда и мне будет спокойнее, какой-никакой, а всё-таки

присмотр.

Альфред. Покорнейше благодарю, меня просто снедает любознательность.

Цан ( подмастерью). Кристоф!.. ( Альфреду). Надевайте, надевайте! ( Подмастерью).

Встанешь господину директору на мысок. ( Тихо). Послушай, если он вздумает удрать, не

захочет поворачивать – кричи, зови на помощь, хватай за глотку, словом, что хочешь делай, но не упускай. Ну а пока – счастливого пути!

Альфред и Кристоф уходят.

Боюсь, как бы эта затея мне боком не вышла. Не слишком глубокая философия с моей

стороны – доверить чужому человеку такую ценность. Оно, конечно, он женат, и

должность у него доходная, но, кто знает, а если его чёрт попутает? Чёрт? И как это у меня

вырвалось такое дурацкое выражение! Есть искушение сладкозвучным напевом сирен…

Ух, слава Богу, вот и они.

Возвращаются Альфред и Кристоф.

Альфред. Всё точно, мастер. У каждого шестого столба мы опускались на землю, и так

каждый шаг – ровнёхонько шесть миль. Удивительно!

Цан. Пойдём, Кристоф, понесёшь со мной сапоги, их сегодня же выставят в академии

искусств.

Альфред. Удивительно! Я напишу об этом в « Королевском вестнике».

Все уходят.

Сцена восьмая и последняя.

Дворец.

Артур, Гиневра, Гавейн, Кай, Персивейн, Вармунд, Эльза и их дети.

Артур

Мы собрались здесь в мире и веселье –

Страна свободна, я безмерно счастлив

Быть королём столь верного народа

И рыцарей отважных. Но победу

Добыл нам прежде всех малютка Томас

Своей неутомимой беготнёй.

И посему он будет принят в орден,

И вместе с ним весь славный род его.

Гофмаршал Кай, внеси фамильный герб!

Кай выходит и возвращается вместе с Геутом.

Кай

Советник, наложите цепь златую.

Геут

Будь предан королю, не заносись:

Чем выше взлёт – тем пагубней паденье.

Артур

Что до его родни, то я намерен

Пожаловать родителям усадьбу,

Надел земли и золото в придачу.

Вармунд. Ваше величество, чем мы заслужили такую милость?

Эльза. Мальчик немножко прогулялся для моциона, – за такой пустяк – такое

вознаграждение!

Петер. Господин король, дозвольте мне обучаться на повара в вашей королевской кухне, я

всю жизнь об этом мечтал.

Артур

Да будет так. Других же, младших братьев,

Определить учиться в лучшей школе.

Гофмаршал, позаботьтесь и об этом.

Кай выходит, возвращается с Альфредом.

Кай

Сих отроков возьмёте в обученье.

Их содержанье, платье и еду

Король оплатит из своей казны.

Альфред

Сердечно рад, из них я воспитаю

Монарху верных и достойных слуг.

К занятиям приступим мы немедля.

( Уходит с детьми).

Томас и Петер остаются.

Артур

Друг Кай, скажите, что вас так печалит?

Кай

О мой король, я не могу забыть

Тот миг, когда я впал у вас в немилость.

Артур

Забудем вместе. Мы опять друзья.

Кай

Тогда осмелюсь высказать я просьбу.

Артур

Считайте, что исполнена она.

Кай

Устал я слушать колкости Гавейна,

И Парцифаля, и других князей,

Что побывали в разных странах дальних.

Невеждой, домоседом, лежебокой