К главным лицам романа г. Кукольника принадлежит лицо князя овручского Юрия Романовича, иначе барона Кристофа, Это, изволите видеть, человек, который смолоду только и делал, что насиловал женщин, не раз был женат, потом исправился и – сделался шпионом… Право, так! Приобретя доверенность немцев, он знает тайны ордена и передает их Ольгерду. Он в романе везде и нигде: является всегда нечаянно, эффектно, театрально, исчезает также внезапно. Он водит за нос немцев не потому, чтоб сам был слишком умен и слишком хитер, – напротив, он довольно прост и ограничен, как все болтуны (а он, надо признаться, большой болтун), – нет, он обманывает немцев потому только, что г-ну Кукольнику угодно было представить немцев глупее даже самого овручского князя, Юрия Романовича, барона Кристофа тож. Целую жизнь надувал он немцев самыми детскими штучками, ни разу не возбудив в них ни малейшего подозрения, – и они не повесили его… А ведь стоило бы повесить: он был предатель, шпион, и все это не из какого-нибудь важного побуждения, как, например, религиозного, политического или национального фанатизма, или, наконец, из жажды личного мщения; а так – от нечего делать, из уважения к Ольгерду и из желания доставить г-ну Кукольнику оригинальное лицо для романа, лицо благородного предателя, идеального шпиона, который тем не менее достоин виселицы по законам военным и гражданским. Нельзя без смеха читать, какими ребяческими проделками способствует барон Кристоф (он же и князь овручский, Юрий Романович) бегству Кейстута из немецкого плена, как кстати помогает ему в том и глупость командора, и его давнишняя связь с сумасшедшею Гертрудою, и любовь ее дочери, Матильды, к графу Герарду, и буря, и наводнение, и пьянство Омельки, и охота в Мариентале, и проч. и проч.!.. И несмотря на то, что этот человек равнодушно, без сожаления, без раскаяния обманывает людей, с которыми связан и дружбою и любовью, автор силится представить его человеком благородным и возвышенным!..
После Юрия Романовича, или прежде его, – не знаем, право, – должно занимать первое место в романе лицо Цвиркуна, пестуна Гедыминовичей и Альфа. В нем благосклонный читатель должен видеть также человека идеально высокого, но в то же время и простого, комически веселого, милого, любезного; и автору не может быть приятно, если неблагосклонный читатель увидит в Цвиркуне пустого болтуна, который, думая быть оригинальным и шутливым в своем многоглаголании, бывает только несносно скучен. Натянутость и неестественность в комическом еще несноснее, чем в трагическом… А вот сейчас являются на сцену и трагические ходули: на них громоздится, шатаясь и падая беспрестанно, сумасшедшая Вундина – лицо мелодраматическое до смешного и шутовского. Кстати о шутовском: в романе г. Кукольника оно имеет особенного представителя в лице Ларчика, маленького урода и шута при дворе Ольгерда. Этот Ларчик не простой шут: он сгорает пламенною страстию к Альдоне, за что Ольгерд то и дело бьет его костылем…
Но не перечесть всех героев в романе г. Кукольника. На обрисовку каждого из них автор не пожалел слов, и каждый из них не жалеет слов, чтоб наскучить собою читателю. В романе, как и в самой действительности, могут быть лица случайные и незначительные; но только великие поэты умеют одною чертою, одним словом очеркивать их характеры; обыкновенные таланты оставляют их так, а посредственности заставляют их высказывать себя пустым многословием, которое делает их еще безличнее. Вообще, характеры у г. Кукольника очерчены такими общими, бесхарактерными чертами, что трудно отличать одно лицо от другого, и читатель невольно запутывается в чаще имен, словно в густом лесу. Характер рассказа г. Кукольника эпизодический: кончишь главу и прощаешься надолго с выведенными в ней лицами и событиями, чтоб в следующей познакомиться с новыми, а когда потом опять встретишься с первыми, то уже и не узнаешь их. Сам роман начинается с 225-й страницы первого тома: все предыдущее есть род введения. Слог романа соответствует содержанию и характерам действующих лиц: он как-то утомляет и наводит дремоту…