Такие случайные явления и разные непредвиденные события постоянно нарушают регулярное течение жизни серингуеро, выбивая его на время из колеи, отвлекая от дела, внося перемены и оживление в его однообразную жизнь. Кроме того, ему еще нужно находить время обучать и воспитывать своих детей, чтобы из них не выросли белые дикари.

Наконец, есть еще целый ряд всяких неожиданностей, как мы это только что видели, при набеге беглых каторжников, и как это вскоре еще раз увидим; неожиданностей, всегда влекущих за собой множество волнений, опасений и трудов.

Прошло около двух с половиной месяцев с того времени, когда Шарль так удачно и благополучно сумел защитить свое жилище от негодяев, покушавшихся на его достояние. Он только что проводил безмолвный экипаж туземной лодки, на которой приезжали дикие индейцы, и мысли его почему-то вдруг перенеслись к Шоколаду и его двум товарищам, которых он не видал с самого дня переговоров с ними там, на прогалине.

Через своих людей он знал, что все трое работают усердно и что все они здоровы. Этого пока ему было достаточно, и он с удовольствием думал о приближении того момента, когда можно будет перевести их поближе к усадьбе и присоединить к многочисленному персоналу своих служащих.

Принимая во внимание прошлое этих несчастных, которые все-таки сумели устоять против развращающего действия каторги и теперь проявляли старание и усердие в работе, беспрекословно подчинившись запрету приближаться в течение назначенного им срока к жилью, Шарль думал о том, что они вполне способны стать достойными членами человеческого общества.

На его глазах уже было такое искреннее и полное возрождение одного бывшего преступника и беглого каторжника, фальшивомонетчика, Гондэ, который двадцатью годами безупречной жизни искупил свое бывшее преступление и сделался доверенным человеком его отца.

Вот почему он мог надеяться, что и обращение трех каторжников будет его победой и торжеством, а возвращение их на путь истинный будет искренним и бесповоротным.

Он не в состоянии был удержаться от недоумения и разочарования при виде высокого мужчины, тяжелой походкой приближавшегося к нему с низко опущенной головой.

Завидев Шарля, этот человек, у которого был крайне несчастный и смущенный вид, снял свою грубую соломенную шляпу, несмотря на опасность солнечного удара. Это был Шоколад.

— Накройтесь! — резко приказал Шарль. — Вы должны знать, как легко здесь схватить солнечный удар.

Затем, все так же резко и строго, он добавил:

— Что вам надо? Зачем вы пришли? Зачем явились сюда без моего разрешения?

Шоколад стоял перед ним бледный и дрожащий, смущенный и растерянный, как провинившийся ребенок, и бормотал несвязные извинения.

Видя волнение бедняги, Шарль счел нужным успокоить его, поняв, что, быть может, уважительные причины заставили того нарушить запрет.

— Ну, объясните, в чем дело, — сказал он более мягко. — Я готов вас выслушать!

Обычно, когда каторжнику предоставляется возможность говорить, то он говорит с такой необычайной словоохотливостью, с такой вычурностью и витиеватостью, точно хочет показать, что не разучился еще выражать свои мысли образно и красиво, не утратил способности говорить последовательно и ясно.

Молодой человек, которому часто приходилось сталкиваться с беглыми каторжниками или отбывшими срок наказания, отлично знал эту их особенность и потому оценил сжатость и сдержанность речи Шоколада.

— Вы изволили сказать, сударь, — начал беглец своим обычным, глухим, как бы сдавленным голосом, — что в случае серьезной опасности или заболевания кого-нибудь из нас один из троих может прийти сюда и сообщить о случившемся… Вот я и пришел!

— Что же у вас случилось? Вам грозит какая-нибудь опасность? Какая?

— Я, право, и сам не знаю; но вот уже неделя, как нас каждую ночь обкрадывают…

— Ну, ну… говорите, я слушаю!

— Воры, видите ли, приходят каждую ночь, а так как вы нашли нас тогда в такой компании, то можете думать…

— Неужели вы полагаете, что те могли уйти оттуда? .. Это совершенно невозможно…

— Нет, я этого не говорю, но только у нас происходят странные вещи… Вы были столь добры, что прислали нам свиней, овец и птицу. Наш скотный двор процветал благодаря уходу Арби, нашего араба, сведущего в этом деле, и вдруг на прошлой неделе мы, встав утром, видим, что наша изгородь разрушена, и одной свиньи нет. На другой день пропала другая, через день — третья; затем пришла очередь овец, а теперь у нас осталась только одна птица!

— И вам не удалось изловить вора?

— Мы сторожили по очереди все ночи напролет, но напрасно; и, что всего хуже, мы даже нигде не могли разыскать следов. Мне уже думалось, что это дело ягуара, но в этих местах ягуаров нет, это несомненно!

— Странно! Быть может, вы просто не сумели отыскать след! Подождите, я отправлю с вами одного из моих индейцев или даже двух: для них лес не имеет тайн, и я уверен, что они найдут какой-нибудь знак.

— Ну, а если это люди, сударь?! Какие-нибудь лесные бродяги, которые умеют заметать и скрывать свой след так, что могут даже провести краснокожих? Я, видите ли, долгое время жил в лесах, вместе с индейцами, и кое-чему научился у них, но, несмотря ни на что, все-таки ничего, ничего не нашел!

— Ну так мы сделаем еще лучше! — решил Шарль. — Я пойду с вами сам и возьму с собой нескольких индейцев и нескольких негров. А вы отдохните с дороги; вас сейчас проводят в одну из хижин, накормят, а завтра, мы отправимся с рассветом.

— Если бы я осмелился, то попросил бы вас, сударь, разрешить мне сейчас же вернуться: товарищи без меня умрут от страха.

— Пусть будет так; мы все отправимся туда сейчас же! — решил Шарль.

Не теряя времени, снесли в шлюпку припасы, гамаки и оружие, созвали людей. Молодой хозяин простился с семьей, и, всегда готовый везде и все делать самому, направился в сопровождении своих людей к лодке. Этот путь, хотя и несколько длиннее, был гораздо удобнее и менее утомителен, чем по суше.

Экипаж маленького судна, состоявший всего-навсего из двух индейцев и четырех негров, что вместе с Шоколадом и Шарлем составляло восемь человек, прибыл на место ровно за час до захода солнца. Таким образом, молодой человек имел полную возможность обследовать всю местность вокруг жилья, разыскать след похитителей и принять соответствующие меры.

В сопровождении неразлучного Пиражибы он описал несколько кругов вокруг карбета, пока остальные его люди раскинули шатры и исправили поломанную изгородь, за которой поместили двух привезенных с собой свиней.

Не прошло и десяти минут, как Пиражиба вдруг остановил своего господина, указал ему на длинный след, похожий на широкую борозду, промятую в траве, и произнес одно только слово:

— Сикуриу!

— Ну, слава Богу! Это только змея! — воскликнул Шарль со вздохом облегчения. Затем, войдя в хижину и обращаясь к Шоколаду, он добавил:

— Будьте спокойны, друзья, теперь мы знаем вора! Вы хорошо сделали, что предупредили меня о ваших пропажах: ведь это чудовище, не находя более ничего себе по вкусу на вашем скотном дворе, при первом случае проглотило бы одного из вас! Судя по следу, это змея порядочных размеров. Ну, а теперь, Пиражиба, друг мой, ты знаешь, что надо делать в подобных случаях… Надо во что бы то ни стало изловить этого вора сегодня же!

— Да, господин! — отозвался индеец. Не теряя времени даром, он пошел к лодке, отыскал в ней один из тех громаднейших крючков, на которых удят самую крупную рыбу, и длинную и крепкую лесу такой прочности, что она легко могла выдержать вес свыше тысячи килограммов.

Насадка была уже готова — одна из двух молодых свинок, привезенных ими, которая теперь так вольготно расположилась в опустевшем загоне и, благодушно похрюкивая, с наслаждением уплетала кукурузу.

Пиражиба безжалостно прервал это приятное времяпрепровождение, связал ей ноги и, не обращая внимания на отчаянный визг, сделал на спине два параллельных продольных надреза. Затем он продел ей под кожу сквозь жировой слой острие своей сабли так, что из кожи и жировой ткани спины образовалась петля или ручка, куда можно продеть уду с крючком.