Вскоре прибыли люди и сообщили что к допросу всё готово и следователь, ухмыляясь как кот объевшийся сметаны, стал спускаться в подвалы штаба стражи.

В это самое время начстражи прибежал в своё поместье и заскочив в бешенстве в дом, стал орать: "Таааанька-выходи зараза! Смерть вам-стервам!"

Никто на столь радостное приглашение не явился и хозяину дома пришлось искать спящую в людской служанку и от неё узнавать, что хозяйка на террасе, в небольшом садике на крыше дома, что ей всегда нравился в качестве места созерцания на Таврос и его жителей, копошившихся внизу.

Забежав, в трижды три секунды на верхние террасы, что делили с мансардой поровну верхний этаж особняка, начстражи громогласно объявил: " Молилась ли ты Богу, Танька?!"

--О, карапузик, привет,-ответила ему супруга, лёжа в мягком кресле под небольшим лимонным деревом и такими же кипарисами в кадках,-что такое: мой пузанчик хлопнул лишнего вина или гонялся за фальшивыми монахами, что собирали пожертвования для липовых святых, что бы те немедля воскресли и исцелили всех от чего нибудь?

Глава стражи Тавроса с ненавистью поглядел на разомлевшую от солнечных ванн супругу и заорал: "Молчи презренная! Ты-самка! И все твои деянья оттого..."-далее он не смог подобрать приличных эпитетов, а орать с веранды третьего этажа, как привык в кабинетах Стражи, ему совершенно не хотелось. Пока его не слышали-могли принять за приличного человека, а вот после...кто их знает?

--Пузанчик, ты чего? Опять хочешь поиграть в "Клеопатру и Цезаря завоевателя"? Тебе вредно на солнцепёке, быстро утомишься и заснёшь или сердце заколет, как в прошлом месяце.

Хозяин дома вновь уставился на свою супругу, бывшую почти вдвое выше его ростом и примерно имевшую такие же преимущества в остальной комплекции и скрывавшей свои полтораста килограммов, под весьма дорогими накидками и просторными платьями на ромейский вариант, без корсетов.

--Уууу, зараза похотливая-пред кем метаешь ты свои портреты, аки бисер?-опять завыл мужчина и указал толстым волосатым пальчиком в бюст жены,-и что хранишь ты на своей груди?!

--Гриммо...-спокойно произнесла женщина

--Аа-а-а-а!!!-завопил её супруг и в беспамятстве от злобы залез пятернёй меж "спелых дынь" жены, но тут же отдёрнул руку и быстро залопотал,-а чего там так холодно и скользко?

Из бюста Татьяны Белорукой показалась голова небольшой ящерки, она показала язык мужчине и полезла назад. Женщина уставилась на мужа: "Ты чего-взбесился? Чего малыша пугаешь? Ему здесь у нас-сушь, вот и прячется где сможет. Ты же раньше сам смеялся, когда его там наблюдал. Чего ты такой резкий и грубый стал, что случилось?"

Решив что не стоит больше узнавать, что за ящерицу греет или наоборот прячет от солнца на груди супруга, начстражи заорал вновь: "Признавайся или задушу!!!" и в беспамятстве кинулся к весьма обширной шее женщины.

Но полноценная семейная драма быстро превратилась в фарс: дородная дама парой оплеух своих мощных дланей, остановила подпрыгивающего как волосатая блоха супруга и схватив его за шиворот слегка приподняла над землёй, после чего начала трясти и орать: "Ты если "набулькался" на службе или голову напекло-сходи проспись, понял?! Мне надоело разгадывать твои шарады! А по поводу рукоприкладства, я тебе ещё в нашу первую ночь всё объяснила: когда загнала в ларь и заперла, заставив из него просить прощения...или ты хотел просто старое вспомнить и оживить наши отношения?"-неожиданно смягчившись спросила Татьяна Белорукая и заглянула с любопытством в вытаращенные глаза мужа.

Начальнику стражи Тавроса приходилось нелегко: его инициативу перехватили и сейчас он сам был скорее жертвой насилия, а тут ещё и Гриммо, ящерка что подарили его благоверной купцы из Персии-выпрыгнул из обширных закромов хранящих бюст женщины и вмиг стала карабкаться по короткой шее мужчины, желая взобраться на голову и всё же погреться на солнышке, именно там, на удобной и почти лысой загорелой до бронзы полянке.

--Ай, зараза!-пискнул начстражи, когда Гриммо стал царапать его лапами по голове и тут же вспомнив о ещё одной такой же, что держала его на весу-прокричал в лицо жене: "Я всё знаю о твоих шашнях-не отпирайся! Всем подряд свои пальтретики раздаёшь, в золотых медальончиках, а? Чего молчишь-стыдоба глаза закрыла? Ты-гулящая...вот!"

Татьяна побагровела и уставилась на супруга помутневшим взглядом, потом процедила чётко и медленно произнося слова: "Не смей так говорить! Я не давала повода, что бы..."

--Буду, буду,-верещал мужчина, словно в детстве перед матерью, всё ещё болтая короткими ножками над полом террасы,-вот тебе. Тьху!

Он успел плюнуть в лицо женщине и тут же схлопотал пощёчину, от которой у него перехватило дыхание и потемнело в глазах. Когда через пару секунд он пришёл в себя, то обнаружил что супруга переносит его тело из границ домовладения-на улицы Тавроса: "Подумай о своём поведении. Проспись или просто пройдись пешком. Развейся. Вечером не забудь извиниться." Сказав всё это, женщина стала опускать начстражи куда то, где небыло уже привычных стен дома.

--Ты что?! Зайка, птичка, роза-ты чего?!-террасы же на мансардном этаже, а это третий по счёту от земли!-завопил дурным голосом мужчина, подозревая что сейчас его разобьют в лепёшку и это будет тем несправедливее, что честнее бы он сам поступил-задушив жену собственноручно.

--Не бойся: я скину тебя на раскидистую акацию-она колючая и это будет тебе уроком, но при этом развесистая и ты лишь слегка ободравшись окажешься вне дома. Я не хочу видеть тебя в таком состоянии хотя бы до позднего вечера. Пока.

Рука Татьяны отпустила отчаянно трепыхавшегося супруга и тот свалился, пролетев не более полутора метров, на вышеуказанную акацию. Ойкнул, жалобно пискнул и наконец громко стеная стал сползать по веткам, ежесекундно вздыхая при новых уколах о шипы.

Вскоре прохожие могли видеть невысокого кряжистого мужчину с животиком, в хорошей, но как то странно изорванной одежде, быстро бегущим в сторону штаба городской стражи и бубнящего себе под нос: "Приведу негодяя-посмотрю на её реакцию! При ней надаю ему пинков и затрещин, и если бросится защищать...то пропала окончательно! А если нет, значит стала совсем гулящей и этих кавалеров у неё-пруд пруди! За-ра-за!!!". Мужчина всхлипывая несся к главному занию стражи и мечтал о скорой расправе над обидчиком и возможно, если очень сильно повезёт, то и супругой.

Глава восьмая

Следователь спустился в мрачные обширные подвалы штаба стражи Тавроса-где обычно и развязывали языки особо упорным или не понравившимся задержанным. Его встретил личный секретарь, являющийся писцом при допросах и сказав что Витька "пальцелом" уже на месте- поинтересовался когда заносить задержанного.

--Почему заносить?-внезапно удивился вопросу следователь, до этого пребывавший в своих мечтаниях о будущей дружбе с командиром и перспективах от всего этого.

--Так ведь он, на главном рынке, того-десяток наших избил и ничего...Да и здесь, при осмотре и его просьбах раздеть-еле отпрыгивали! Его спелёнутого принесут и к скамье привяжут, а уж мы тут сами.

Старший допроса милостиво согласился с доводами своего секретаря и грузно уселся за столом, в большом, но плохо освещённом помещении. После чего принялся придумывать как сможет хитроумной комбинацией вопросов поймать вора на множестве различных преступлений, а завершить всё-работой Витьки "пальцелома", что уже разминался со своими щипцами и зажимами чуть поодаль от сидящих, каждый за своим столом, следователя и писаря .

Вскоре в помещение ввалилась процессия: пятеро мужчин тащили скрученного верёвками, с руками за спиной, Румбика. Который постоянно трепыхался и несущим его людям приходилось периодически "выписывать" задержанному пинки и тычки в бок. Наконец Румбика усадили на низенькой скамье и закрепили на ней, правда лишь руки, узлами. Получив разрешение старшего-все лишние люди покинули место допроса.